Квинканкс. Том 1 - Паллисер Чарльз (бесплатная регистрация книга .txt, .fb2) 📗

После недолгого молчания матушка отняла ладони от лица и сказала:

— Тогда, наверное, быть по сему. — Потом спросила: — А что же ты, Хелен? Думаешь тоже обратиться к приходу?

— Все, что угодно, только не это! — отчаянно вскрикнула она. Потом добавила спокойнее: — У меня положение другое. Я отвечаю только за себя. — Она немного поколебалась. — Кроме того, я там уже была.

Она подняла стакан и отхлебнула, словно смывая воспоминания.

— Ты была нищей! — выдохнула матушка. Ее подруга кивнула. — Расскажи мне об этом.

Мисс Квиллиам покосилась на меня, допила стакан, налила себе другой и произнесла:

— Нет, Мэри, думаю, не стоит.

Следующие час или два мы разбирали наши скудные пожитки. Мисс Квиллиам должна была взять, в возмещение нашего долга, почти все, чем владели мы с матушкой (видит небо, этого было немного!); кроме того, у поступающих в работный дом забирали все вещи.

Я отправился в постель и вскоре задремал, но внезапно меня разбудил голос мисс Квиллиам:

— Он заснул?

Я лежал тихо, с закрытыми глазами.

— Да, — отвечала матушка.

— Мэри, — повинуясь порыву, произнесла мисс Квиллиам, — теперь, когда близится время нам расстаться, скажи откровенно, слышала ты от миссис Малатратт или от этого жуткого служащего в бюро по найму какую-нибудь клевету обо мне?

— Нет, уверяю, нет.

Помолчав, мисс Квиллиам сказала:

— Мне хочется, чтобы ты узнала обо мне больше.

Она повела рассказ, и я, не помышляя о том, чтобы заснуть, лежал и слушал лившийся из темноты мелодичный голос. За окном готовилась ко сну Орчард-стрит: в домах слышались шаги по лестницам, хлопки дверей сопровождались хриплыми ругательствами, на улице время от времени раздавался внезапный крик или дикий хохот. Но я ничего этого не воспринимал, настолько захватила меня история, не предназначенная для моих ушей.

Глава 37

Бедствия мои начались еще до моего рождения, так как брак моих родителей был союзом по любви, заключенным против воли обоих семейств и без их благословения. Ни мать, ни отец не имели независимого состояния, и их опрометчивость повлекла за собой все дурные последствия, какие были возможны. Отец моей матушки умер, когда она была еще ребенком, оставив своей вдове весьма скромное наследство, поскольку служил лейтенантом флота и большую часть жизни состоял на половинном жалованье, о деньгах же за военные трофеи речь не шла (происходило это задолго до недавних войн). Двух его малолетних детей моя бабушка растила на самые скудные средства, в жалкой лачуге близ верфей в Портсмуте. В надежде поправить дела своего немногочисленного семейства бабушка задумала подготовить сына к службе в военно-морском флоте; все, в том числе воспитание его младшей сестры, было принесено в жертву этой цели. Увы, на шестнадцатом году он умер от желтой лихорадки в Вест-Индии, где был корабельным гардемарином. Моей бабушке не оставалось иного выхода, кроме как брать жильцов. Среди них оказался юный викарий, только-только из университета, и, конечно, он и моя матушка — бедные простодушные овечки! — полюбили друг друга. Пост викария приносил ему всего-навсего пятьдесят фунтов в год. Но, как я объясню дальше, в перспективе его ожидало назначение в хороший приход.

Поскольку его собственный родитель не одобрял его намерения принять сан, моему отцу понадобилась помощь его благодетеля, сэра Уильяма Деламейтера. Этот богатый баронет не только оплатил обучение моего отца в Кембридже, но впоследствии выхлопотал для него должность викария в Портсмуте.

Фактически отвергнутый своим отцом, он не мог и помышлять о женитьбе. Однако сэр Уильям повторно проявил Щедрость — на сей раз последствия ее оказались гибельными, — обещав моему отцу отдать ему приход, которым имел право распоряжаться. Приход этот располагался вокруг главной усадьбы сэра Уильяма — Деламейтер-Холла — и приносил, если считать церковную десятину, жалованье и соглашения с должниками, не менее тысячи двухсот фунтов в год, к чему прилагался прекрасный дом священника. Действующий священник, хоть и не жаловался на здоровье, был джентльменом очень преклонных лет, и потому вступление моего отца в должность ожидалось в не столь уж долгом времени.

Свадьба моих родителей была отложена на два года, однако по истечении этого срока ни один из двух престарелых джентльменов не осуществил то, что от него ожидалось: мой дед по-прежнему был настроен против, а старик-священник ни на шаг не приблизился к вечному блаженству. И тут мой отец принял роковое решение. Не желая ни откладывать бракосочетание, ни обращаться повторно к щедрости сэра Уильяма, он отправился к одному лондонскому ростовщику, который ссудил ему триста фунтов за ежегодную ренту в сто фунтов — начало выплат через пять лет, а конец через двенадцать. К тому времени отец небезосновательно надеялся вступить в должность, после чего выплачивать ренту ему не составит труда. Располагая всего лишь тремястами фунтами, мои родители тем не менее вступили в брак и обосновались в коттедже в Портсмуте. Через год родилась я — к счастью, единственное их дитя, пережившее младенческий возраст.

Дальнейший рассказ прост, и к чему он поведет, вы, судя по всему, уже догадываетесь. Старик-священник не только не умер, но и разрушил все ожидания, пережив своего патрона: когда мне исполнилось четыре года, сэр Уильям, здоровый и крепкий мужчина в расцвете лет, умер во время охоты. Это печальное событие произошло за каких-нибудь несколько месяцев до назначенного начала выплат. Наследником движимого и недвижимого имущества сэра Уильяма, а также титула стал его племянник сэр Томас Деламейтер, джентльмен, о котором мой отец знал немного и от которого не ожидал ничего хорошего. Он немедленно написал сэру Томасу письмо, где выразил соболезнование в связи с его потерей и рассказал о полученном от его дяди обещании и о своих надеждах, на этом обещании основанных. Новоиспеченный баронет ответил тоном самым холодным и официальным: сэр Томас не имеет об обещании дядюшки ни малейшего понятия, так как дядюшка не упоминал о нем при жизни и не оставил после смерти соответствующих заметок ни в завещании, ни в других бумагах. Как член церкви, посвященный в духовный сан, отец должен понимать, что, хотя сэр Томас не сомневается в существовании данной договоренности, однако при нынешних условиях она никак не свяжет его в деле, где он должен руководствоваться велениями собственной совести. (Притом что человек этот, известный своим дурным поведением, не раз и не два уже доказывал, сколь мало считается с долгом христианина!) Более того, сэр Томас уже обещал этот приход одному своему университетскому приятелю, чьи достоинства и способности ему непосредственно известны. Наконец, сэр Томас горько сожалеет, что мой отец излишне поспешно заключил сделку, касающуюся других лиц и основанную на столь шатких ожиданиях, но — моему отцу следует понять — это не побудит сэра Томаса поддаться чувствам и пренебречь долгом.

Положение моего отца сделалось отчаянным. Ростовщик, предоставивший ему заем, вскоре узнал о его несчастье (ты как будто удивлена, но, похоже, у этих людей имеется сеть агентов и осведомителей во всех юридических, финансовых и церковных учреждениях) и пригрозил подать иск за долги, что неминуемо привело бы отца за решетку.

Мой отец в последний раз отправил своему отцу просьбу о помощи — ответа не последовало. Зная, что в Англии его ждет арест и бессрочное заключение, и беспокоясь за судьбу моей матушки и мою, отец решился на отчаянный шаг. В ту пору у молодых священников имелась возможность (она имеется, насколько мне известно, и в наши дни, поскольку происходило это всего лишь пятнадцать лет назад) без особого труда получить должность младшего капеллана в одном из пунктов Ост-Индской компании. Сравнительная доступность этого поста объяснялась не только низким жалованьем (более семидесяти фунтов ожидать не приходилось), но, главное, крайне нездоровым местным климатом и высокой смертностью среди проживавших там европейцев. Получив назначение в военный городок Конпур в провинции Аллахабад, отец большую часть своего первого квартального жалованья употребил на то, чтобы застраховать на пятьсот фунтов свою жизнь. Полис он оформил на мое имя, указав в качестве опекунов моих мать и бабушку; думаю, он, насколько это совместимо с этическим учением церкви, рассчитывал, что его вероятная смерть как погасит долг, так и обеспечит будущее вдовы и ребенка. Он намеревался отплыть в Индию один, но моя матушка во что бы то ни стало желала его сопровождать, и, видя, что отказ в этом повредит ее здоровью больше, нежели переселение в Индию, отец согласился.