Украденный Христос - Лэнкфорд Дж. Р. (читать полную версию книги txt) 📗
– Бедный Сэм. Бедный, храбрый Сэм,– покачала она головой.– Нам пора домой, Фликс
– Что? О каком доме ты говоришь?
– Давай поднимайся.– Франческа встала и дернула его за руку.– Сейчас заберем Мэгги с ребенком и поедем.
– Как? Мэгги вся в крови; машины, считай, нет, и все выходы перекрыты! – Феликс посмотрел на бледные огни Пятой авеню.
– Тсс! Идем, Фликс.
Она провела его по конной тропе мимо спортивной площадки до Девяносто шестой улицы. Но вместо того, чтобы свернуть направо, домой, Франческа пошла налево и остановила старенький «бьюик». Стекло опустилось, и выглянула молодая пара, судя по виду – влюбленные, точь-в-точь родители Феликса со старой фотографии.
Франческа нагнулась к девушке.
– Есть новости?
– ОЛИВ отогнала от парковых ворот голубой фургон и две «ауди». Наши оцепили парк, но они еще могут вернуться.
– ОЛИВ? Но как вы узнали?
– На сайте вывесили объявление с просьбой задержать «фольксваген-евровэн» и «ауди S4», особенно если они будут кого-то преследовать.
Франческа прыснула.
– Сколько вы хотите за платье и машину?
Феликс удивленно взглянул на сестру, молча вынул бумажник с пачкой банкнот. Девушка сняла платье и завернулась в мужской пиджак. Феликс сунул руку в карман и вытащил карточку с номером, который дал ему Сэм на случай крайней необходимости.
Двумя часами позже Дэниел и Агнесс Кроуфорд вместе со своей горничной Хеттой Прайс и безымянным малюткой поднялись на борт самолета, и тот, взревев двигателями, разбежался по взлетной полосе аэродрома Титерборо, что в Нью-Джерси, и взлетел, ведомый приятелем Сэма.
Глава 62
На высоте в сорок тысяч футов над Атлантикой при скорости, близкой к сверхзвуковой, пилот радировал о заходе на посадку. Разыскивать Сэма не было никакой возможности, да он и не велел бы. Для него главным было спасти Мэгги и ребенка, и желание это исполнилось. Уже в шесть часов они приземлились в Туринском международном аэропорту. Их встречал дядя Симон. Франческа позвонила ему по сотовому телефону, купленному у пары из «бьюика», и сказала, что они в опасности. Дядя ответил кратко: «Приезжайте».
Завидев их, он хлопнул в ладоши и воскликнул что-то на иврите.
Потом он объяснил Феликсу по-итальянски, что это была шегехияну, благодарственная молитва и благословение. Означала она вот что: «Благословен Ты, Господь Бог наш, Владыка Вселенной, Который даровал нам жизнь и поддерживал ее в нас, и дал дожить до сего славного дня».
Сидя рядом с дядей, Феликс ехал по туринским улочкам. Франческа и Мэгги с младенцем расположились на заднем сиденье. Физически Мэгги чувствовала себя отлично, словно никогда и не беременела, но скорбь ее была так велика, что она плакала и плакала, даже когда высохли слезы, от парка до самой Италии.
Ребенок оказался совершенно не похож на нее, за исключением одной детали – родинки на подбородке в виде полумесяца. В остальном, на взгляд Феликса, он мог принадлежать любой ближневосточной женщине. И, хотя им не суждено было узнать, кем он являлся на самом деле, Феликсу отчего-то хотелось говорить при нем шепотом.
Машина въехала на широкую, окруженную галереями Пьяцца Витторио, где чуть поодаль, на зеленом холме, возвышался купол церкви Богородицы. Затем они перебрались через реку По по мосту наполеоновских времен и поднялись за церковью к Страда-Сей-Вилле, уединенной улочке с шеренгой домов, приютившихся на изумрудном склоне.
Дядя Симон остановился у кованых черных ворот, упомянутых в письмах отца, и вставил в замок карточку. Проехав короткую подъездную аллею, они очутились перед трехэтажной виллой из оштукатуренного камня и кирпича – домом их предков.
Феликс словно перенесся в прошлое, где все дожидалось их возвращения. Гости взошли по широкой каменной лестнице. Навстречу им вышла улыбающаяся хозяйка. Мэгги позволила ей взять младенца, и та немедленно защебетала ему что-то по-итальянски. Жену дяди Симона – это она встретила их у дверей – звали Сильвией. Подоспели кузина Летиция и еще одна женщина, тут же начали хлопотать над младенцем, и Мэгги впервые за долгие часы улыбнулась.
Франческа уже давно не выглядела такой счастливой, как в окружении родственников.
– Знаешь, тут еще кое-кто ждет,– сказала она.– Я попросила ее приехать сюда, когда начались неприятности.
В дверном проеме показался знакомый силуэт. Феликс поначалу даже засомневался, что глаза его не обманывают. Перед ним стояла Аделина.
– Ты простишь меня? – начала она.– Простишь, что я сбежала? Мне было тяжело выносить…
– Извиняться следует мне,– прервал ее Феликс.
Аделина попросилась взглянуть на ребенка, а увидев его, ласково обняла Мэгги. Потом Феликс обнял девушку, чувствуя, что душа, так сильно любившая его, вновь рядом с ним.
Фубини аплодировали их поцелую, словно счастливой концовке романа в полвека длиной, начавшегося в этом доме.
Когда дядя Симон объявил о приближении шаббата, все отправились мыться и переодеваться с дороги, помня о том, что субботняя служба должна начаться за восемнадцать минут до заката.
Аделина сама пришла в комнату к Феликсу, и в этот раз ей не пришлось его уговаривать.
Когда семья собралась в столовой, дядя вынес две перевязанные картонки и открыл их. В одной лежала темно-синяя ермолка с искусной вышивкой по краю. Она принадлежала отцу Феликса. В другой находился черный кружевной шарф его матери.
– Феликс, Франческа,– сказал Симон,– можете надеть их сегодня и отныне хранить у себя в память о родителях.
Феликс долго рассматривал символ утраченной веры, затем перевел взгляд на дядю, так похожего на отца – те же добрые круглые глаза, та же борода с проседью. Его больше не волновало, католик он или иудей. Семья есть семья. Бог есть Бог.
– Спасибо.
Сильвия должна была зажечь свечи, но отошла в сторону и подозвала Франческу. Впервые за всю свою жизнь сестра участвовала в подготовке к шаббату, и глаза ее сияли.
Следующим утром Феликс пришел вместе с другими мужчинами в чудную маленькую часовню-темпьетто внутри главной синагоги Турина. На голове у него была синяя ермолка, а с плеч свисал таллит. Раввин стоял под вычурным позолоченным куполом тева в центре небольшого амфитеатра. Человек рядом с ним держал огромные, богато украшенные свитки Торы, извлеченные из храмового ковчега.
Аделина, Франческа и Мэгги расположились наверху, в галерее для женщин: они могли приходить и уходить, когда вздумается. Как объяснил дядя Симон, только мужчины обязаны участвовать в молебне. Не может же Господь заставить женщину идти в храм, если ей нужно заботиться о больном ребенке!.. Тем не менее здесь, похоже, собралась большая часть еврейской общины города.
Для детей в храме как будто не было запретных мест. Пока низкие мужские голоса сливались в пении и речитативе, дети бегали вверх-вниз по ступенькам амфитеатра от отцов к матерям. Один даже подергал раввина за мантию. Мужчины накрывали детей таллитами и читали над ними благословения.
Церемония, пронизанная духом древности, потрясала и зачаровывала. Когда бы Феликс ни поднимал глаз на женскую террасу, по лицу Франчески текли слезы умиления, а Аделина светилась, разглядывая детишек. Всю ночь она провела в его объятиях. Мэгги тоже не оставалась одна – при ней постоянно была какая-то женщина, помогала с младенцем.
Но стоило им вернуться домой, как идиллия кончилась. Телефон зазвонил, едва они вошли в прихожую. Никто не ответил. Симон, Сильвия и Летиция как ни в чем не бывало продолжали заниматься своими делами.
– Разве вы не хотите узнать, кто звонит? – спросил Феликс.
Дядя улыбнулся.
– Нет-нет. Нельзя прерывать шаббат. Перезвонят завтра.
– Наверное, твои друзья-христиане, Феликс! – весело пояснила Сильвия из другого конца комнаты.– Везде-то у него полно друзей!.. Должно быть, люди любят его, а он – их.
Потом телефон зазвонил снова – два отрывистых звонка, и тишина.
В этот раз даже Симон с Сильвией замолчали и посмотрели на телефон.
