Голос ночной птицы - Маккаммон Роберт Рик (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Он еще что-то говорил, мешанина каких-то слов, потом снова раздался тихий стон. Руки Вудворда сжались в кулаки перед грудью, голова вдавилась в солому. Изо рта донесся едва слышный звук, какой-то намек на плач, затем тело его медленно обмякло, и снова послышался нормальный храп.
Все это было для Мэтью не ново. Много ночей ходил магистрат темными полями страдания, но об источнике его говорить отказывался. Мэтью однажды спросил, пять лет назад, что его беспокоит, и в ответ услышал отповедь, что дело Мэтью — изучать обязанности судебного клерка, а если он будет лодырничать в их постижении, то всегда может вернуться обратно в сиротский приют. Смысл, преподанный с необычайным количеством уксуса, был совершенно ясен: что бы ни мучило магистрата по ночам, говорить об этом не следует.
Мэтью полагал, что это как-то связано с оставшейся в Лондоне женой судьи. Энн — должно быть, ее имя, хотя Вудворд никогда в часы бодрствования его не упоминал и никогда ничего об этой женщине не сообщал. На самом деле, хотя Мэтью и находился непрерывно в обществе Айзека Вудворда с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать, он мало что знал о его прошлой жизни в Англии. Вот что было ему известно: Вудворд был адвокате определенной известностью и достиг также успеха на финансовом поприще, но что вызвало перемену его судьбы, почему он покинул Лондон и уехал в полудикие колонии, оставалось тайной. По крайней мере из прочитанного и из рассказов Вудворда Мэтью знал, что Лондон — огромный город. Сам он никогда там не бывал, как и в Англии, поскольку родился на корабле посреди Атлантики на девятнадцатый день пути от Портсмута.
Он тихо поднял щеколду и вышел. В потемневшем зале угасающие огоньки очага все еще доедали кусочки дерева, хотя самые большие угли на ночь загасили. В воздухе держался горький дым. На крюках рядом с очагом висели два фонаря, оба из кованой жести с пробитыми гвоздем дырами для света. В одном из них имелась свеча, насаженная на внутренний штырь, и Мэтью выбрал его. Найдя на полу сосновую ветку, он зажег ее от тлеющих углей и поднес пламя к фитилю.
— Ты чего это вздумал, а?
От этого голоса, так внезапно прорезавшего тишину, Мэтью чуть не выскочил из сапог. Он резко обернулся, и скудный расходящийся свет фонаря упал на Уилла Шоукомба, который сидел за столом перед кружкой, зажимая в зубах почерневшую глиняную трубку.
— Порыскать решил?
Глубоко посаженные глаза трактирщика и все лицо казались грязно-желтыми в неверном свете. Из его зубов выполз клуб дыма.
— Я… мне нужно выйти, — ответил Мэтью, все еще не успокоившись от неожиданного окрика.
Шоукомб медленно затянулся.
— Ладно, — сказал он. — Смотри там ноги не переломай.
Мэтью кивнул и пошел было к двери, но Шоукомб снова его окликнул:
— А твой хозяин — он не согласится ведь продать свою классную жилетку, нет?
— Нет, не согласится. — И, хотя знал, что Шоукомб его подначивает, он не мог это пропустить. — Мистер Вудворд мне не хозяин.
— Нет? А тогда почему он тебе говорит, что тебе можно делать, а что нельзя? Выходит так, что он твой хозяин, а ты его раб.
— Мистер Вудворд действует в моих интересах.
— Ну-ну. — Шоукомб запрокинул голову и пустил струю дыма в потолок. — Сначала заставляет тебя таскать сундуки, потом не позволяет фитилек макнуть? И порет чушь насчет волков и что тебя надо оберегать. Ты же мужик двадцати лет от роду! Спорить могу, что он тебя заставляет себе сапоги чистить. Угадал?
— Я его клерк, — с нажимом сказал Мэтью, — а не лакей.
— Так кто ему сапоги чистит — он или ты?
Мэтью промолчал. Он действительно чистил сапоги магистрату, но эту работу выполнял без жалоб. За многие годы некоторые дела — содержание в порядке юридических документов, уборка в квартире, чистка одежды, упаковка сундуков и еще много мелочей — оказались на попечении Мэтью просто потому, что у него это получалось намного лучше.
— Я так и знал, — продолжал Шоукомб. — Он вроде тех, у кого голубая кровь в жилах. И ручки он марать не любит, верно ведь? В общем, как я сказал: он хозяин, а ты раб.
— Можете верить, во что вам хочется.
— Я верю в то, что вижу, — ответил Шоукомб. — Иди сюда, покажу тебе кое-что. Раз ты раб и все прочее, можешь захотеть глянуть. — Мэтью не успел отказаться и пойти своей дорогой, как Шоукомб поднял правый сжатый кулак и раскрыл его. — Вот штука, которой ты никогда не видел и больше никогда не увидишь.
Свет фонаря отразился от поверхности золотой монеты.
— Вот! — Шоукомб протянул руку Мэтью. — Я тебе даже дам ее подержать.
Вопреки собственному здравому суждению — и необходимости как можно скорее облегчить пузырь — Мэтью подошел и взял монету. Он поднес ее поближе к фонарю и рассмотрел гравировку. Монета была прилично истерта, почти все буквы сгладились, но посередине еще сохранился кресту отделяющий друг от друга изображения двух львов и двух замков. Мэтью увидел по краю монеты полустертую надпись «Charles II» и «Dei Grat».
— Знаешь, что это? — спросил Шоукомб.
— Карл Второй был королем Испании, — сказал Мэтью. — Значит, это испанская монета.
— Верно, испанская. Знаешь, что это значит?
— То, что недавно здесь побывал испанец?
— Почти. Я ее забрал из сумки дохлого краснокожего. Так откуда же у краснокожего испанская монета? — Он не стал ждать догадок Мэтью. — Это значит, что где-то поблизости шляется проклятый испанский шпион. Вертится где-то среди индейцев почти наверняка. Ты знаешь, что испанцы сидят в этой стране, Флориде, меньше семидесяти лиг отсюда. И у них есть шпионы во всех колониях, и те шпионы распускают вести, что любая черная ворона, которая улетит от хозяина и доберется до Флориды, станет свободным человеком. Слыхано такое? Эти испанцы то же самое обещают всем разбойникам, убийцам, любой людской мерзости.
Он отобрал у Мэтью монету.
— Если бы ты сбежал во Флориду, а твой хозяин потребовал бы тебя выдать, они бы, испанцы, просто над ним надсмеялись бы. И то же самое про всякого, кто украл или убил: стоит сбежать во Флориду, испанцы берут его под крылышко. Я тебе так скажу: когда черномазые побегут во Флориду сотнями и станут там свободными людьми, этот мир покатится прямо в адское пламя.
Шоукомб бросил монету в кружку, еще не пустую, судя по звуку, с которым монета плюхнулась, и стал раздувать трубку, скрестив на груди руки.
— Ага, — сказал он и кивнул знающе, — испанский шпион тут шляется и платит краснокожим, чтобы поднять их на какую-то пакость. Черт, да он может даже в Фаунт-Рояле быть, если это англичанин-предатель!
— Возможно. — Необходимость облегчиться стала неотложной. — Простите, я должен идти.
— Должен, так иди. И помни, смотри под ноги.
Шоукомб дал Мэтью дойти до дверей и тогда окликнул:
— Эй, клерк! Так он точно не расстанется с жилеткой?
— Абсолютно точно.
Шоукомб хмыкнул, окружив голову султаном дыма из трубки.
— Ну, посмотрим, — сказал он будто про себя.
Мэтью отпер щеколду и вышел. Буря несколько утихла, дождь перешел в туманную изморось. Далеко в небе еще вспыхивали молнии, подсвечивая тучи. Ноги сразу увязли в грязи. Пройдя с полдюжины шагов по слякоти, Мэтью был вынужден задрать ночную рубаху и помочиться там, где стоял. Однако приличия требовали, чтобы кишечник он облегчил в зарослях за сараем, потому что здесь не было ни листьев, ни хвои, чтобы после этого очистить тело. Потому, покончив с малым делом, Мэтью, освещая себе путь фонарем, пробрался за сарай, увязая по щиколотку в настоящей трясине. Миновав опушку, он набрал горсть мокрых листьев и присел на корточки. В небе вспыхивали зарницы, было мокро, грязно и противно — хуже не придумаешь. Однако есть процессы, которые никак не ускорить, сколько ни старайся.
После бесконечных, казалось, усилий, во время которых Мэтью проклинал Шоукомба и снова клялся в следующий раз прихватить ночной горшок, дело было закончено и мокрые листья использованы по назначению. Мэтью встал и поднял фонарь, чтобы найти обратную дорогу в эту, с позволения сказать, таверну. Пропитанная водой земля вновь стала размыкаться и смыкаться вокруг сапог; коленные суставы хрустели от напряжения, пока Мэтью вытаскивал ноги из грязи. Он хотел еще проверить лошадей, прежде чем вернуться в эту так называемую кровать, в уютный храп магистрата, в крысиный шорох из углов, в шум дождя, капающего на…
