Мальтийский жезл [Александрийская гемма] - Парнов Еремей Иудович (читать книги онлайн полностью txt) 📗
О том, что такое вполне достижимо, свидетельствовала хотя бы упомянутая встреча в Ватикане. Из доверительной беседы с римским первосвященником Павел вынес самое отрадное впечатление, которое не могло не сказаться на его отношении к католичеству вообще. Не составляло секрета и то, что представитель латинской церкви в России, архиепископ Сестренцевич, пользовался особым расположением наследника. Став императором, Павел недвусмысленно дал понять, что эти его привязанности, не в пример прочим, отличаются завидным постоянством. Осыпанный знаками монаршего благоволения, Сестренцевич был возведен в митрополиты. Наконец можно было сделать определенную ставку и на сочувствие к изгнанной французской династии. Роялистская эмиграция составляла внушительную силу еще при Екатерине, хотя государыня не терпела вмешательства в свои внутренние дела, по крайней мере явного, потому что тайное шло полным ходом. Ставка делалась на грядущие поколения. Нахлынувшие в Россию эмигранты-иезуиты обосновались в домах знати, сделавшись наставниками юношества.
И все же положение ордена было довольно неопределенным. Император не выказывал по отношению к нему ни расположения, ни неприязни. На бестактный вопрос одного не в меру рьяного защитника, пекущегося о расширении сети колегиумов, Павел дал исчерпывающий и предельно краткий ответ: «Что было, то и сохраню».
Словно резолюцию наложил…
Пришлось отступиться.
Внешне как бы соперничая с иезуитами, а на самом деле дуя в одну дуду, не уставали домогаться монарших милостей и мальтийские рыцари, также осевшие в России при матушке Екатерине. Великая мастерица отыскивать нужных именно в данную минуту союзников, царица вошла в тайные переговоры с тогдашним великим магистром Роганом и заручилась его поддержкой против общего врага — Оттоманской империи. С началом активных военный действий на суше и на морях принц де Роган направил рыцарский флот, предводительствуемый байли Флякслянденом, на соединение с русской эскадрой, которой командовал граф Орлов.
Лишь под давлением Людовика Пятнадцатого, пригрозившего конфисковать орденское имущество на всех подвластных Франции территориях, великий магистр был вынужден отказаться от активных акций. Зато он передал русскому правительству все ландкарты и планы, которые были заготовлены для восточных походов.
Питая к ордену политические симпатии, Екатерина передала их сыну, чьей настольной книгой стало сочинение аббата Ферто, повествующее о славной истории первейшего в христианском мире военно-духовного братства. Воспитанный на восторженном поклонении перед рыцарской верностью и честью, Павел, такой непостоянный в своих пристрастиях, до конца жизни остался верен этой романтической страсти.
Не успел он взойти на престол, как байли Мальтийского ордена граф Литта, брат обосновавшегося в Петербурге папского нунция, поспешил нанести поздравительный визит. В Северной Пальмире граф чувствовал себя как дома, ибо уже состоял ранее на русской службе, удостоившись контр-адмиральского чина. При дворе к нему обращались по-свойски: Юлий Помпеевич. За полную неспособность к морскому делу, а также за незнание русского языка, что, конечно, затрудняло успешное командование галерным флотом, его пришлось уволить.
Однако то было в прошлое царствование.
Ныне наступали совсем иные времена.
Посол Мальтийского ордена Джулио Помпео Литта имел торжественный въезд в Петербург 27 ноября 1797 года от Калинкиных ворот. Кортеж состоял из четырех придворных карет и тридцати шести экипажей прочего сорта, забитых нахлынувшими в Россию мальтийцами. Литта успел уже освоиться с морозами, от которых было отвык, поскольку провел несколько недель в Гатчине, где имел встречи с государем. Обсуждались финансовые дела великого приорства Волынского, учрежденного при Екатерине. В черной мантии с белым восьмиконечным крестом мужественный паладин выглядел необычайно импозантно. Рядом с ним на парчовых подушках сидели первые сановники империи — князь Юсупов, Валуев. Все были преисполнены сознанием исключительной важности переживаемого момента.
Момент и впрямь был весьма деликатный. Католический орден — весть о том разнеслась повсеместно — искал защиты у православного государя, готовясь вступить чуть ли не в вассальную зависимость. Даже иностранные послы, не говоря уж о русских попах и вельможах старого закала, отказывались верить своим глазам.
Дребезжащие по гранитным мостовым экипажи везли пращуров мучеников-тамплиеров, которым наследовали волею судеб.
«Не нам, не нам…» А кому?
Многое из того, что представляется неожиданным, внезапным и даже таинственным, проистекает из подспудных течений исторического процесса, питаемых сугубо прагматическими ключами.
Тяготение Павла к мальтийцам, помимо личной склонности государя к готическим ритуалам, тоже во многом было продиктовано политическими причинами. Французская революция, изгнавшая орден из страны, вновь сделала его естественным союзником самодержавия. На сей раз против врагов внутренних. Иерархическая дисциплина феодального братства и его очевидный консерватизм не могли не привлечь монарха, мечтавшего о рыцарской верности подданых.
Действия Павла теряют мистичность и становятся до предела понятными лишь в общеполитическом контексте.
Конвент конфискует мальтийские владения во Франции? Царь, защищая возвышенные идеи рыцарства от якобинства, тотчас же подписывает Конвенцию об учреждении в России ордена Иоанна, в которой, в частности, «подтверждает и ратифицирует за себя и преемников своих на вечные времена, во всем пространстве и торжественнейшим образом заведение помянутого ордена в своих владениях».
Стоит обратить внимание на этот вселенский размах: «во всем пространстве», «на вечные времена»…
Великому приорству Волынскому государственная казна предоставила годовой доход в размере трехсот тысяч злотых, тоже свободный «навсегда от всяких вычетов». Политический акт обретал черты волшебной мистерии. С чисто иезуитской сметкой мальтийцы поспешили воспользоваться благоприятной конъюнктурой. Павлу был поднесен странноватый для России титул «протектора религии мальтийских рыцарей», и православный государь с готовностью принял его. На состоявшейся в Зимнем дворце церемонии Литта приблизился к подножью трона и поднес дары, хранившиеся доселе в сокровищнице: крест знаменитого гроссмейстера Ла Валета и мощи святого Иоанна. Высших знаков Мальтийского Креста были затем удостоены императрица и все члены высочайшей фамилии.
После этого Павел, уже в качестве протектора, сам возложил ордена на принца Конде, посвященного в великие приоры, на Куракина с Безбородко, нареченных почетными бальи, и на командоров: Чарторыйского, Радзивилла, Сен-При и прочих — либо роялистских эмигрантов, либо польских магнатов.
Обойденные придворные завидовали и начинали интриговать. Глухо роптало духовенство.
Короче говоря, с одними мальтийскими церемониями хлопот у царя было более чем достаточно.
Ортодоксальные члены «Общества Иисуса» решили немного переждать со своими притязаниями, предоставив действовать собратьям, укрывшимся под восьмиконечным крестом.
Братья Литта спешили развить успех. По своим каналам, а также через русского посла в Риме Лизакевича им удалось склонить Пия Седьмого к беспрецедентному решению. Под давлением обстоятельств новый папа соглашался передать славнейший из католических орденов гроссмейстеру иного вероисповедания. Право, католик Буонапарте пугал его куда больше, чем Павел Романов.
Когда все было надлежащим образом согласовано, в гостеприимно распахнутые ворота Гатчинского дворца въехала нарочито запыленная карета с гербом мальтийского приорства. Та же печать дальних странствий лежала на сопровождающих ее экипажах и всадниках. Лошади выглядели измученными. По крайней мере, им надлежало казаться таковыми.
Преклонив у подъезда колени, печальные кавалеры в черных иоаннитских плащах смиренно обратились к вышедшему навстречу шталмейстеру.
— Кто живет в этом замке? — спросил Юлий Помпеевич, разыгрывая этакого странствующего рыцаря, увидевшего среди раскаленных песков чью-то зубчатую башню.
