Украденный Христос - Лэнкфорд Дж. Р. (читать полную версию книги txt) 📗
Папа появился на балконе в крошечной белой шапочке, называемой пиуской. Феликс вдруг заметил ее удивительное сходство с еврейской ермолкой – зримое напоминание об иудейских корнях христианства.
– Братья и сестры,– произнес голос, дублированный переводчиком.– Вы собрались здесь, чтобы услышать мнение Церкви о пресловутом клоне. Наш Спаситель однажды уже высказался по этому поводу в Евангелии от Матфея, главе двадцать четвертой: «Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: я – Христос, и многих прельстят».
Мэгги приподнялась на кровати.
– Зачем он так? – Она чуть не плакала. – Ведь он нас даже не видел!
– Ему и незачем,– сказал Феликс.– Встретиться с нами – значит подтвердить слух и доказать нашу состоятельность.
Окажись Феликс сейчас на площади, он все же освистал бы этого преемника Петра, который не нашел ничего другого, как процитировать Библию – непререкаемый источник для всех христиан. Голос Папы был твердым и по-отечески любящим. Он напомнил Феликсу собственного отца, который точно так же журил его за ошибки.
– «Тогда если кто скажет вам: вот, здесь Христос или там,– не верьте»,– продолжил понтифик.
Откуда-то из глубины прошлого до Феликса долетели отцовские слова: «Слушай меня, сын. Слушай внимательно».
Папа распростер руки, будто желая заключить всех пришедших в объятия.
– «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных».
Клубок воспоминаний разматывался дальше, и вот уже Феликс смотрел на самого себя, девятилетнего, видел руки отца на плечах, слышал горькие слова: «Повтори, что я сказал, Феликс. Ты не еврей. Повтори».
– « Вот, Я наперед сказал вам », – отдавался голос понтифика у Феликса в голове, хотя он больше не видел ни его, ни собора, ни площади.
Всю жизнь его преследовал образ безликого мальчика в ермолке, бегущего через Центральный парк от толпы мальчишек, гонящих его с криками: «Жид, жид, покажи рога!»
– «Итак, если скажут вам: вот Он, в пустыне,– не выходите; вот Он, в потаенных комнатах,– не верьте».
– Повернись же, малыш. Дай увидеть, кто ты, – прошептал Феликс.
– «Ибо, как молния исходит от востока…»
Мальчик обернулся.
– «…и видна бывает даже до запада…»
Как в старой семейной киноленте, он склонил голову и улыбнулся.
– «…так будет пришествие Сына Человеческого».
– Феликс, зачем он это говорит? – сокрушалась Мэгги. Но Феликс не слышал ее. Он смотрел в свое собственное лицо, лицо девятилетнего мальчишки. Мать по секрету рассказала ему легенду под названием Хаггада, о том, как евреи бежали от фараона, и дала маленькую шапочку с наказом не надевать ее на людях. Он не утерпел и похвастался ею перед приятелем, который тут же растрепал друзьям, что Феликс – еврей. Хуже всего была не погоня, а реакция отца, когда он узнал о случившемся. Он отвел Феликса домой к приятелю и стал убеждать его родных, что Росси не иудеи.
– «И вдруг, после скорби тех дней, солнце померкнет, и луна не даст света своего…»
Феликс готов был провалиться сквозь землю. Тщетно умолял он отца не ходить к остальным. Отчаявшись, мальчик выбежал на улицу.
– «…и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются…»
Он даже не видел машины, которая сбила его и тащила квартал по дороге. Все, что осталось в памяти,– это машина « скорой помощи », больница и лицо человека, которого он потом узнал по плащанице. Их встречу он запомнил навсегда, и каждый день, прожитый после, мечтал ее повторить.
– «.. .Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе… О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один».
Феликс подошел к Мэгги и обнял ее, проникнувшись общим духом уныния, словно их надежду объявили вне закона. Он помог Мэгги лечь, сел рядом и взял ее за руку. Папе, видимо, передалось настроение собравшихся на площади людей, поскольку заканчивал он в ободряющем ключе:
– Братья и сестры, плащаница Христова принадлежит Церкви и охраняется самым тщательным образом. Ответственные лица уверяют, что она в целости и сохранности. Никакой кражи реликвии или ее части не было и быть не могло.
Мэгги поникла головой. По площади прокатился отчетливый вздох.
– Однако,– добавил Папа,– если есть где-то женщина, уверенная, что вынашивает Сына человеческого, я скажу ей…
Мэгги подняла глаза.
– ...что Пресвятая Богородица тоже была простой смертной. Она, как и ты, носила свой плод в скорбях и лишениях. Тебе же и всем будущим матерям посвящаю эту молитву: «Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с тобою…»
Глава 54
Аэропорт Шарля де Голля
Отец Бартоло слушал окончание речи понтифика в пустом зале ожидания авиакомпании «Эр Франс». Когда он повторил за Папой «аминь» в конце Ангельского приветствия, его сердце наполнилось отчаянием. Верховный Пастырь сделал то, что считал правильным,– оградил верующих от заблуждения. С точки зрения Церкви Папа не мог поступить иначе. Знай он, что удалось выяснить Бартоло, его речь была бы совершенно иной. Хранители плащаницы все же кое-что упустили.
Бартоло пошарил в чемодане и вытащил запечатанный кремовый конверт, который предполагал пустить в дело, если Феликс Росси станет отпираться. Исповедь Сэма Даффи изменила его планы, поэтому конверт так и остался невостребованным. Зато он встретился с Мэгги Джонсон, как оказалось, простой горничной. Она не католичка, но верит в то, что носит Христа, и готова пожертвовать жизнью ради спасения ребенка с генами из плащаницы. Больше всего Бартоло поразила ее болезнь. Эти приступы, называемые иначе эпилепсией, во многих культурах считаются признаком святости, хотя исторически так было не всегда. В иудейской Каббале два из четырех демонов-соблазнительниц – Лилит и в особенности На'ама, мать нечистой силы и дьявола,– славились тем, что насылали эпилепсию. Средневековые христиане считали эпилепсию проявлением колдовства или одержимости, а больных ею людей помещали в лечебницы, кастрировали и даже предавали смерти. Иезуиты отказывались рукополагать эпилептиков. Некоторые, впрочем, ссылались на Библию и Коран, объясняя боговдохновленные видения многих святых, как-то апостола Павла и пророка Мухаммеда, проявлениями именно этого недуга. Древние греки и римляне связывали эпилепсию с пророческим даром и полагали, что во время припадка через больного говорит божество.
И Бартоло счел эту особенность Мэгги добрым знаком. Даже то, что она темнокожая, он находил знаменательным. До эпохи Возрождения мадонны в большинстве случаев изображались очень смуглыми; да и сейчас в мире насчитывалась не одна сотня портретов черных Богородиц, особенно в Европе. Бартоло особенно нравилась « Богоматерь Рокамадурская » двенадцатого века, копию которой он разместил у себя над камином.
Глядя, как понтифик прощается с народом, он испытал ту же грусть, что и многие сотни людей с площади Святого Петра. В памяти всплыли слова, которыми его напутствовала Мэгги. Бартоло тогда положил руку ей на живот, и на него вдруг снизошел покой, подобного которому он не знал. Миг спустя священник заметил, что Мэгги опять впала в транс. Не добудившись ее, он стал звать на помощь, однако тут она произнесла, обращаясь к нему: «Отец, помогите им поверить», и почти тотчас очнулась как ни в чем не бывало.
В зале ожидания Бартоло извлек содержимое конверта – фото ученого, убирающего с плащаницы микроскоп. Когда в лондонской «Таймс» появилось первое упоминание о клоне, он взялся досконально все проверить. Через его руки прошли сотни фотографий, снятых во дворце герцогов Савойских за все время, пока плащаница находилась вне ковчега. Голова ученого была снята крупным планом с помощью широкоугольного объектива, но большую часть кадра занимал микроскоп, а лица за ним было почти не различить. Зато уже при малейшем увеличении становились заметны две нити, тянущиеся из плащаницы к его предметному столику. Следующий кадр открывал личность таинственного похитителя – Феликс Росси.
