Планета Вода (сборник) - Акунин Борис (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗

А что поделывают гадюки?

Проблема змей была решена просто. В выбоине на каменистой земле белело молоко, рядом валялся кувшин. Изголодавшиеся рептилии облепили кормушку со всех сторон, жадно шевеля хвостами.

– Запасливый вы человек, Сергей Тихонович, – одобрительно сказал Фандорин. Черная тень дернулась, распрямилась. – И лодочку приберегли, и молочком разжились. Я ведь, когда давеча подсказал вам, где искать тайник, предполагал, что вы действуете в паре с Шугаем. Невозможно было поверить, что хилый и слабосильный господин Клочков способен на акробатику – карабкаться по крутому склону, прыгать с обрыва и прочее. Коробочка открыла мне глаза. Шугай в ваши секреты не посвящен. Зачем вам делиться?

В руке у Фандорина был револьвер, но титулярный советник на оружие не смотрел. Он вообще не выглядел напуганным.

– Как вы догадались? – спросил Клочков, и в голосе было одно лишь любопытство.

– Говорю же: коробочка. Которую вы швырнули с обрыва в реку. Если бы в ней был пузырек, она бы утонула. Но коробочка покачивалась на воде – значит, пустая. Только в тот миг я понял, что сделал ужасную ошибку. Я не учел, что морфий – отличное средство, позволяющее самому слабому и робкому человеку на время делаться бесстрашным и ловким. Мой просчет стоил жизни Ольшевскому. Это ведь вы его вспугнули, верно? И записку за него накалякали. А Шугай сидел и ждал, когда беглец выйдет прямо на него. Охотник действовал по вашей указке. Сначала вы попробовали подставить под его иглу меня, чтобы я вам не мешал. Вы ведь к тому времени уже догадались, где у игуменьи может быть тайник. Когда же я оказался не такой простой мишенью, вам в голову пришла идея поизящней: игуменью убил Ольшевский – его должен был изобличить двугривенный; Ольшевского убил Шугай; он же убил и вас, прямо у меня на глазах. Никто вас не разыскивает, вы покоитесь на речном дне. Концы в воду. А вы спокойно плывете к тайнику, забираете приз – и весь мир у ваших ног.

– Всё так, – рассмеялся Сергей Тихонович. – Вы умнейший человек, господин Фандорин. И я очень благодарен вам, что вы научили меня, как избавиться от пагубной зависимости. Сегодня я сделал инъекцию в последний раз. Иначе у меня не хватило бы сил грести против течения. Вы правы, я совсем не Геркулес. Сейчас я вас, извините, пристрелю. А то как раз добрался до тайника, и тут вы со своими разговорами…

Он сунул руку в карман, не обращая внимания на наведенный револьвер.

– Я не знал, что морфий кроме смелости еще и стимулирует г-глупость, – удивился Эраст Петрович. – С огромным удовольствием прострелю вам руку. Для начала…

Курок щелкнул, но выстрела не было.

– И на мудреца довольно простоты, – еще больше развеселился титулярный советник. Он вообще был чрезвычайно оживлен и бодр, чуть не приплясывал. – Зачем было оставлять на подоконнике револьвер? У меня есть превосходный складной ножик. Четыре лезвия, штопор, пилочка. И шило. Удобнейшее приспособление. Можно трубку почистить. Можно капсюли на патронах проколоть. А можно дуру упрямую пощекотать. Она мне ничего не сообщила, только губами шлепала: «больно, больно…», так и сдохла без толку. Зато вы подсказали. Спасибо. Вот оно, единственное место, куда никто кроме игуменьи не заходил.

Эраст Петрович откинул барабан и выругался нехорошим японским словом. Патроны действительно были испорчены.

– Вы идиот! – злясь на себя, воскликнул Фандорин. Все-таки расследование нужно вести на холодную голову, без эмоций – утрачиваешь бдительность. – Нет здесь никакого тайника! Это была наживка. И вы на нее к-клюнули.

– Опять ошиблись, мудрец, – захохотал Сергей Тихонович. – Есть! Это не скамейка, а рундук с откидывающейся крышкой. И я как раз собирался порыться внутри… Так и быть, дам вам полюбоваться на демидовские бриллианты. В благодарность за знакомство с энергией Ки. А потом уже прикончу…

Держа Фандорина на мушке и не спуская с него глаз, морфинист согнулся, стал шарить рукой.

– Где распятие? Бумажки какие-то, много… Деньги? Нет, не похоже!

– Уж точно не деньги. – Эраст Петрович взял бесполезный «франкотт» за дуло. – Я утром послал из Шишковского телеграмму в губернскую нотариальную палату. Потом наведался в село еще раз, за ответом. Мое предположение подтвердилось. Анонимный благотворитель, на чьи средства построена и содержалась больница, – игуменья Феврония. Капитал образовался от продажи ею драгоценного распятия. Согласно условию, имя жертвовательницы должно было остаться в тайне. Мне в палате ответили на мой запрос, лишь получив прямое указание от министра юстиции – туда я тоже телеграфировал. Феврония шептала не «больно, больно», а «больница, больница», хотела объяснить, да вы в вашем дурмане не поняли. Всё было напрасно, господин убийца. Вы совершили чудовищное преступление впустую. А вот расплатиться за него придется сполна…

Воспользовавшись тем, что Клочков, не утерпев, заглянул в рундук, Эраст Петрович коротким, быстрым и мощным движением швырнул свой револьвер – точно в голову титулярному советнику. Оглушенный, тот стукнулся лбом о стенку киота, сполз на деревянный настил, оттуда перекатился на землю.

Копошащихся у молочной лужи гадюк Фандорин обошел стороной – еще вообразят, что он покушается на их угощение. Перевернул бесчувственное тело на спину и нажал пальцем на точку «Махи» – примерно с такой же силой, как третьего дня Саврасову.

Потом влепил лежащему несколько хороших плюх.

Клочков захлопал ресницами, попробовал открыть рот, но губы не послушались. Вместо крика вырвалось глухое мычание. Взгляд стал осмысленным. Скосился на Эраста Петровича. Наполнился ужасом.

Фандорин сидел на настиле, вертел в руках складной ножик с раскрытым шилом.

– Значит, вот этим вы ее п-пытали?

Голос был тих, но до того страшен, что глаза титулярного советника полезли из орбит.

– Нет-нет. Колоть вас шилом я не намерен. Да и не почувствуете вы боли в наркотическом состоянии… – Сидящий отшвырнул ножик. Вздохнул. – Если б я верил в Бога, то, конечно, предоставил бы возмездие Ему. Пусть бы вас терзали черти в аду. Но в Бога и чертей я, увы, не верю. Поэтому кару назначу вам сам. По справедливости… Пачкать о вас руки не стану. Просто оставлю вас здесь и уйду. Скоро у вас начнется ломка, а вы не сможете даже пошевелиться. Потом, отоспавшись после еды, вами заинтересуются гадюки. Эти злобные твари приходят в раздражение от всего непривычного, а вы, валяясь тут, вторглись на их территорию. Конечно, они будут вас кусать, но в это время года змеиный яд уже не особенно силен, так что у вас хватит времени помучиться.

Клочков замычал. У него двигались только глаза.

– Жаль, не увижу вас в роли Лаокоона, – сказал Фандорин, отворачиваясь. – Когда вы наконец издохнете, я, вероятно, буду уже в Париже.

Он подошел к киоту, заглянул под откинутую крышку. Буря была уже недалеко, полыхнула яркая зарница, и Эраст Петрович увидел много аккуратно сложенных бумажек.

Помедлив, взял одну наугад, развернул. Включил фонарик.

Почерк был тот самый – полузабытый, но такой знакомый, что листок задрожал в руке.

Фандорин взял другую записку. Третью. Четвертую…

Бумажек было, наверное, несколько тысяч.

Женщина, которую когда-то любил Фандорин и которая, как ему казалось, давно его забыла, предпочтя иную Любовь, приходила сюда каждый вечер, год за годом, молилась перед иконкой, где горела неугасимая лампада, и оставляла очередное моление. Эраст Петрович перемещался из Москвы в Америку, из Петербурга в южные моря, из Лондона в Константинополь; он побеждал и терпел поражения, рисковал своей жизнью и отбирал чужие, обнимал необязательных женщин – а она всё время находилась в одной точке. Помнила его, просила за него своего сурового Бога, которого почему-то считала милосердным.