Полицейский [Архив сыскной полиции] - Хруцкий Эдуард Анатольевич (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– Они год не продержатся, – махнул рукой Сабан, в огне лампы засверкали бриллиантовые высверки.
Теперь Колька Сабан не носил, как в былые времена, дешевые перстеньки. Врезались в короткие пальцы бриллиантовые многокаратники.
– И опять ты дурак, друг Коля. – Рубин остановился напротив него, покачиваясь с пятки на носок. – Кто придет? Власть старая, а с ней матерые контрразведчики, да сыщики умные и опять тебе конец. – Нам. – Сабан вскочил. – Тебе. Меня найти надо будет. – Что ты предлагаешь? – Пошли-ка наверх, поговорим.
По скрипучей лестнице они поднялись на второй этаж. Сабан чиркнул спичкой, зажег лампу-трехлинейку. В ее желтом свете их тени необыкновенно удлинились, уродливо и пугающе легли на стены.
– Коля, – Рубин наклонился к лампе, прикурил папиросу, – ты с каторги голый пришел, кто тебя поднял, вооружил, ребят фартовых собрат? – Ну, ты.
– Ты мне не нукай, не запряг. Это ты с бомбой комиссариат легавых разогнал. Да кто там сидел! Работяги несчастные, которые винтовку второй раз в жизни держали. А я паханом был, когда ты еще сопли на кулак мотал. Ты подо мной ходишь. Я пока еще Лимон. – Гриша, я разве…
– Кто тебе моторы дает? Подводы? Опять я. Ты думаешь, мне легко комиссарить? – Да кто что говорит, Гриша…
– Тогда слушай. Деньги все эти – дерьмо. Я за них через Красный Крест паспорта получу и махнем мы с тобой, Коля, через Финляндию в Париж. – Ишь ты, – изумился Сабан.
– Да, Коля, только нам валюты той не хватит для хорошей жизни. – Так у нас камни и золото есть.
– Золото через кордон не потянешь. Первая задача тебе – все рыжевье на камни у марвихеров сменять или продать за валюту. Потом мы с тобой сами, без людей, одну хату возьмем, бывшего тайного советника Кручинина. У него редкие полотна голландских мастеров и целая коллекция знаменитых пасхальных яиц работы Фаберже. В Париже это очень ценится.
Сабан достал из маленького шкафчика бутылку ликера, налил в щербатую чашку, выпил. – Дело, Гриша, дело.
– Потом, есть некто ординарный профессор Васильев, у него редчайшая коллекция изумрудов, ее еще при Екатерине его предок собирать начал. И полковник один есть, он перед самым большевистским переворотом восемьсот тысяч франков получил для контрразведывательных нужд. Знаю от верного человека, что они у него дома и ждет он курьера от Деникина, чтобы с теми деньгами на юг смыться. Это наше третье дело, и мы его тихо возьмем. А потом сваливаем. – А ребята? – Сабан снова налил себе ликера.
– А что ребята? У них на три жизни награблено, пусть себе налеты чинят, жизнь у них такая. – Ты был в Париже, Гриша? – Нет. Но слышал, какая там жизнь.
– Я в книжке одной читал, что там лучшие бабы в мире, – мечтательно сказал Сабан.
– Ты к своей ездишь? – Так, между делом задал вопрос Рубин. – Иногда. – Ну и правильно, смотри только не присохни. – Я что, фраер?
– Это я для страховки, – засмеялся Рубин, – ночь-то какая нынче тревожная. – Оставайся ночевать.
– Не могу. Утром ко мне человек придет. Прикажи, чтобы мой мотор разогрели.
Сабан спустился вниз, Рубин сел на скрипучий венский стул у окна, курил и глядел в темноту.
Пора. Наступило время. Нужно срочно слепить эти три дела, потом продать сыскной архив за хорошие деньги офицерику из контрразведки и все. Он мог уехать из России и при Керенском, и при Ленине, но бежать, не сделав нужного дела, он никак не мог.
Жадность. Нет. Денег у него в Стокгольме хватало. Но он был бы полным дураком, если бы не воспользовался нынешней ситуацией. Пока все складывалось в его пользу. Он добровольно передал новой власти свое киноателье, всю аппаратуру и запасы пленки.
Его лично благодарил Луначарский и назначил полномочным комиссаром киноотдела наркомата просвещения. В его руках был весь автотранспорт и, конечно, продовольственное и вещевое снабжение. Работал он хорошо. Так же, как в Союзе городов.
С этой стороны претензий к нему не было. Только благодарности. Он уже договорился с наркомом о поездке в Швецию для закупки пленки и аппаратуры. Так что из страны он уедет вполне легально, тем более, что повезет с собой некоторые ценности, для продажи на аукционе. Правда, в пару ему дают сопровождающего, но подобные мелочи Рубина никогда не волновали.
Свой славный особнячок на Волхонке он подарил детям рабочих и взамен получил трехкомнатную квартиру на Сивцевом Вражке.
Если бы Усов приехал из Парижа и посмотрел, как честно трудится комиссар Рубин, он, наверное, умер бы от хохота. С тем дофевральским прошлым его больше ничего не связывало. Усов в Париже. Козлова застрелили в семнадцатом. Надо же было дураку баловаться пулеметиками вместе с городовыми. Бахтин расстрелян, больше ему некого опасаться. Внизу заревел двигатель его «Руссо– Балта». Рубин встал и пошел одеваться.
Дзержинского знобило, и несмотря на то, что в комнате была раскалена печка-голландка, он сидел в накинутой на плечи шинели и пил горячий чай. На его худом, аскетическом лице горел нездоровый румянец, глаза блестели, как у больного с высокой температурой.
– Так что же происходит, товарищи? – Дзержинский поставил стакан, оглядел собравшихся.
В кабинете сидели член коллегии Московского ЧК Василий Манцев, начальник секции МЧК по борьбе с уголовными преступлениями Федор Мартынов, начальник отдела ВЧК Дмитрий Заварзин и заместитель председателя Моссовета Борис Литвинов.
– Я не слышу ответа и понимаю, что ответ этот однозначно меня не удовлетворит. Бандит Сабан разогнал 27-е отделение милиции, потом его бандиты убили шестнадцать милиционеров, бандиты в Сокольниках ограбили Ильича. Ежедневно город содрогается от кровавых преступлений. А мы? Помните, что бандитизм явление не только уголовное. Он компрометирует власть рабочих, кое-кто пытается представить это как неспособность большевиков управлять государством. Следовательно, бандитизм есть явление политическое. Что вы скажете, товарищ Мартынов?
– Феликс Эдмундович, – Мартынов вскочил, поправил гимнастерку, – наша секция делает все возможное, но нехватка людей, а главное отсутствие надежной агентуры…
– Что с поисками архива сыскной полиции? – перебил его Дзержинский. – Пока глухо.
– А у нас все глухо. Какой-то умник расстрелял двух старых сыщиков зато, что они в ресторане бесплатно продукты взяли. – Дзержинский встал. – Они брали и деньги, – добавил Заварзин.
– Ну вот вы и расстреляли, и все старые сыщики сбежали из уголовно-розыскной милиции. Так кто же внакладе?
– Феликс Эдмундович, – тихо сказал Заварзин, – разве мы были неправы?
– Абсолютно правы, но кто просил вызывать на допросы и пугать остальных.
– Вместо них мы послали в московскую милицию преданных большевиков.
– Слушайте, Заварзин, мы поручили вам заниматься кадрами, зная, что вы умный и образованный человек. Наши товарищи пока не знают дела. А сыск, уж поверьте мне, опытному каторжанину, это наука. Кстати… Дзержинский сел за стол, раскрыл папку.
– Я внимательно прочел вашу записку, товарищ Литвинов, более того, мне привезли из Особого отдела департамента полиции целое дело на Бахтина. Ведь это он спас вас и Заварзина в Париже. Не так ли? – Да, Феликс Эдмундович.
– В двенадцатом году чиновник полиции, с его положением, спасает большевиков от охранки… Это поступок. Что вы скажете, Заварзин?
– Мне трудно судить об этом, я никогда не верил этому человеку. Думаю, его приход был инспирирован…
– А я так не думаю, – оборвал его Дзержинский, – если вы познакомитесь с разработкой Особого отдела на Бахтина, то поймете, что из-за случайной встречи с вами он все время находился под подозрением. – И получал ордена, – съязвил Заварзин.
– Не надо так иронично, Дмитрий Степанович. Одно дело с Распутиным чего стоит. А разоблачение жуликов в Союзе городов, а арест Сабана, которого мы год не можем найти. Прав товарищ Литвинов, Бахтин честный спец и пока такие нам необходимы. Пусть научит наших товарищей, а потом мы с ним разберемся. Борис Николаевич, где Бахтин?
