Ф. М. Том 1 - Акунин Борис (книги txt) 📗
Письмоводитель с разгона ещё переминался с ноги на ногу и рвался бежать дальше, к цели.
— Знать хорошо не знаю, а видел, — торопливо сказал он, оглядываясь в сторону палат (доктор разъяснил, что ушибленную Шелудякову поместили в нумер двенадцатый). — В конторе. По делу о сдании младенца в Воспитательный дом. Идёмте же, что вы?
Но пристав никуда не пошёл, а вместо этого зевнул, прикрыв рот ладошкой, да ещё и уселся на широкий подоконник, заболтал своими коротковатыми ножками.
— В Воспитательный-с? — уютно изумился он. — Это девица-то?
Увидев, что спешки более нет, полицейский письмоводитель приготовился рассказывать.
— Вы не подумайте ничего такого, Порфирий Петрович. Она, Лизавета эта, баба добрая и честная, никто про неё дурного не скажет. Вот сестра её, покойная Алена Ивановна, та была истинная пиявища, навряд кто по ней заплачет. Вдвоём они проживали, на Екатерингофском. На ростовщичестве много нажиться можно, особенно если сердца не иметь, а у Алены Ивановны этот орган навовсе отсутствовал. Жила она скудно, копеечничала, а сама богатая была.
— Теперь, стало быть, сестрице её достанется, — понимающе кивнул Порфирий-Петрович.
— Э, нет. Про старуху известно, что она всё состояние монастырю какому-то отписала, много раз прилюдно этим хвасталась.
— Ну, это, может, похвальба одна, а никакого завещания в природе не существует-с. Старухи, особливо жадные, удивительно неохочи духовную писать. Желают проживать вечно-с. Так что, очень возможно, ушибленная Лизавета через смерть сестрицы обогатится.
Заметов не сразу понял, куда клонит пристав, а когда понял, засмеялся.
— Ох, уж это вы… То есть совсем не туда. Если б я Лизавету не знал, то, может, и я бы что-нибудь такое вообразил, но нет, невозможно. Здесь надобно обстоятельства понимать. Процентщица сестру свою ни в грош не ставила. Та намного моложе, лет на двадцать пять. Сводная, что ли. Старуха её заместо прислуги держала. Обижала много, даже била. А та тихая, безответная. Никому ни в чем отказать не может. Оттого и поминутно беременная ходила, многие её забитостью пользовались. Родит — и в Воспитательный дом несёт, потому что Алена Ивановна всё одно младенца в дом не пустила бы.
— И что же-с, много у неё народилось этаких деточек? — тоном завзятого сплетника осведомился пристав и даже как бы слегка подхихикнул.
— Не возьмусь сказать. Да Лизавета и сама, может, со счёту сбилась. Она ведь немножко того, — он покрутил пальцем у виска, — малахольная.
Порфирий Петрович так и вскинулся.
— Как малахольная, как малахольная-с? Говорить может? Мысли-с излагать?
— Говорить говорит, что же насчёт мыслей, то где ей. Мысли во всем цивилизованном мире, может, человек у десяти сыскать можно, да и то сомнительно, — философски заметил на это Заметов.
— Это конечно так-с, если вы мысли в глубоком понятии трактуете, — протянул надворный советник, прищурив свои и без того неширокие глазки. — А скажите, славный Александр Григорьевич, что за публика пользовалась щедротами Алены Ивановны, то есть её кредитом-с? Местные обыватели или же не только-с?
Она ссужала не иначе как под залог, причём никогда не давала более четверти истинной цены. А на такое условие кто пойдёт? Пропойца разве или человек в последней крайности. Но ходили, и многие ходили, потому что жадна очень была, любую мелочь принимала, какой другие процентщики побрезгуют. Хоть в рублишко ценой, ей все равно.
— Совсем вы меня заговорили-с, — укоризненно объявил вдруг надворный советник, спрыгивая на пол. — Дело-с, дело-с прежде всего. Которая тут двенадцатая?
От такой несправедливости Заметов даже ахнул, но заявить протест не успел — пристав уже удалялся по коридору, пришлось догонять.
Лизавета Ивановна Шелудякова оказалась женщиной лет тридцати пяти, очень высокого роста, неуклюжей, смуглой, с большими, совершенно коровьими глазами. Она не лежала в кровати, а сидела, свесив ноги в стоптанных козловых башмаках, будто готовилась поскорей уйти из палаты, чтоб никого не обременять своим присутствием. Большая голова её была перевязана белой тряпицей.
Доктор стал объяснять:
— Привезли — без сознания была. Но, полагаю, не от удара — со страху. Потому дал нашатырю — сразу очнулась. И давай скромничать. Разуть себя, и то не дала. Насилу перевязал. Там, впрочем, кроме умеренной шишки ничего. Ну, беседуйте, а вы все подите, подите, — замахал он на прочих больных.
Пятеро женщин, все по виду самого простого звания, безропотно поднялись со своих мест и, с любопытством оглядываясь, вышли в коридор. Заметов плотно прикрыл дверь.
— Сердечно рад знакомству-с, — сказал надворный советник перепуганной Лизавете, усаживаясь на стул и приятнейше улыбаясь. — А ещё более осчастливлен чудесным вашим спасением-с. Это уж истинно, как говорится, Провидение Божье.
Он сделал постную мину и трижды перекрестился, но бойкий, с ртутным блеском взгляд не переставал обшаривать лицо Лизаветы. Она тоже всё глядела на пристава, но от робости не могла вымолвить ни слова. Подняла было руку для крёстного знамения — да и не осмелилась донести до лба.
— А знаете, маточка вы моя, что я в лютой зависти пребываю. Да-с. — Все тело Порфирия Петровича затряслось в мелком смехе. — И к кому бы вы думали-с? К ним, — он обернулся к двери, — к товаркам-с вашим. Им-то вы уж беспременно всё рассказали, а я, хоть и пристав следственных дел-с, а ничегошеньки пока не знаю-с, сижу перед вами дурак дураком-с. — Он ещё с полминуточки посмеялся, словно бы давая собеседнице время разделить с собою веселье, и заговорщицки подмигнул. — Ну, рассказывайте-с. Что видели? И главное, кого-с. Это для нас сейчас самое-рассамое.
Закинул ногу через коленку, сцепил пальцы — приготовился слушать. Заметов, стоявший у надворного советника за спиной, тоже весь обратился в слух. Приготовил книжечку с карандашом, записывать показание.
Лизавета молчала.
— Да вы по порядку-с, по порядку-с, — помог ей Порфирий Петрович. — Вы с сестрицей вашей дома были, так-с? Тут звоночек в дверь. У вас ведь, верно, колокольчик-с?
— Кнопка, — тихо ответила раненая, и пристав облегчённо улыбнулся. Малахольная не малахольная, но вопросы понимает и отвечать может.
— Вот и отлично-с. Итак, раздался звонок — дзинь-дзинь, или трень-трень, я не знаю, как оно там у вас.
— Бряк-бряк, — поведала свидетельница. — Только меня дома не было.
— Это как же-с? — озадачился надворный советник.
— К куму ходила. Кум звал, чаю пить, в семом часе. — Кажется, Лизавета понемногу переставала бояться собеседника и сделалась поразговорчивей. — Сговорено у нас было.
Порфирий Петрович так весь и сжался. Вкрадчиво спросил:
— Минуточку-с. Правильно ли я понял, что вы в этот час дома быть не предполагали-с и Алене Ивановне следовало находиться в квартире одной-с?
Свидетельница захлопала ресницами, очевидно, не поняв вопроса.
— Кто знал, что тебя в гости позвали? — не вытерпел Александр Григорьевич.
— Кум знал, кума. Сестрица Алена Ивановна, — стала загибать пальцы Лизавета. — А больше некому.
— Ну хорошо-с, — слегка поморщился пристав. — Дальше рассказывайте.
— Пришла я к куму, а кума возьми и захворай.
— И вы, чаю не попив, отправились восвояси, домой-с?
Женщина кивнула.
— Вот с того самого момента-с, как вы по лестнице поднялись… У вас, позвольте поинтересоваться, который этаж?
— Четвёртый, — подсказал Заметов.
— С того момента-с, как вы на четвёртый этаж поднялись, как можно подробней-с, — попросил надворный советник. — Что услышали-с, что увидели-с.
Подумав, и довольно долго подумав, Лизавета неуверенно сказала:
— Ничего не слыхала.
— А что дверь-с?
— Незаперта была, вовсе. Я ещё подивилась. Алена Ивановна всегда засовом укрывались.
— Так-так, — ободряюще закивал Порфирий Петрович. — И что же вы, вошли-с?
— Вошла.
— И куда же-с? В комнаты?
— В комнаты.
