Темное солнце - Вербинина Валерия (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Дезидерий отнекивался, божился, что это невозможно, но после того как Мадленка напомнила ему, как он заставил ее таскать вещи за благородными шляхтичами, когда она изображала еще Михала Краковского, сдался и объявил, что посмотрит, что можно сделать.
И все уладилось. Стража — все знакомые люди, неравнодушные к тому же к звонкой монете. Мадленку пропустили и предупредили, что у нее есть время только до следующего удара часов.
С бьющимся сердцем Мадленка толкнула дверь и вошла. Покои освещались одной лампадой, которая едва теплилась и отбрасывала на стены и потолок фантастические тени. Мадленка огляделась в поисках Боэмунда и обнаружила, что он спит.
Рыцарь ровно дышал, вытянувшись поверх одеяла на спине и закинув одну руку выше головы. Мадленка ощутила легкий укол — не разочарования, нет, но чего-то похожего на него, терпкого и нестерпимого. На что это похоже, в конце концов: она пришла к нему — а он развалился и спит как ни в чем не бывало. Разбудить его? Или не трогать? Мадленка протянула руку, намереваясь осторожно потрясти крестоносца за плечо, но отдернула ее. Что она может ему сказать, в конце концов? «Я люблю тебя, не умирай»? Как это глупо.
Мадленка поглядела на Боэмунда и едва не закричала: чуть-чуть повернув голову в ее сторону, он спокойно наблюдал за нею из-под черных ресниц. Она видела, как блестят его глаза. Мадленка попятилась, задом больно ударилась о какой-то острый угол (стол? сундук?), икнула и села на него. Боэмунд устало прикрыл глаза ладонью.
— Я знал, что ты придешь, — сказал он просто. -Зачем ты пришла?
В голове у Мадленки царил полнейший хаос. Помимо всего прочего, она вдруг с опозданием сообразила, что не очень прилично молодой девушке являться среди ночи к мужчине просто для того, чтобы проведать его; но, несмотря на это, она храбро попыталась собраться с мыслями.
— Я хотела тебя видеть, — почти беззвучно сказала она. И повторила: — Мне нужно было тебя видеть.
— Зачем? — безразлично спросил рыцарь. Мадленка закусила губу.
— Я боялась за тебя. Я думала, они что-то сделали с тобой.
Боэмунд зевнул и прикрыл рот тыльной стороной руки.
— Не стоило.
В свете лампы он показался ей изможденным, постаревшим, почти чужим. Под глазами у него лежали синие круги.
— Я видела Киприана, — сказала Мадленка, чтобы хоть что-то сказать.
Наступило молчание.
— Скажи, я могу хоть что-то сделать для тебя?
— Ничего, — сказал Боэмунд, глядя на пламя в лампаде.
Мадленка поежилась. Она чувствовала себя так, словно между ними была стена; и стена эта росла прямо на глазах.
— Август мне рассказал о том, что будет. Ты убьешь его?
— Нет. Зачем?
— Тогда он убьет тебя, — тихо сказала Мадленка. Боэмунд снова зевнул.
— Я не намерен ему в этом мешать, — процедил он сквозь зубы.
— Я не понимаю, — сказала Мадленка, судорожно стискивая пальцы. — Значит, так ты решил шагнуть навстречу смерти, раз она сама не приходит за тобой? Но ведь Август, он же… он же… Это смешно, — беспомощно закончила она. — Помнишь, ты сказал однажды: я — вассал господа. Но ведь ты предаешь его. Чем это лучше самоубийства?
— Это он предал меня, — угрюмо отозвался Боэмунд, и Мадленка почувствовала, что ее слова задели его за живое. — Я был не худшим его творением, и что он сделал со мной? Ты же видела это, ты была там. В чем я провинился перед ним? За что он так наказал меня? — Мадленка сглотнула. — Но я был слишком блестящ, а ему по душе посредственности. Он решил, что я нуждаюсь в биче смирения. Несчастья ломают непокорных, так? Но со мной у него ничего не вышло: я сделался еще нетерпимее, чем прежде. Он приговорил меня околевать, как бешеной собаке, а я умру с честью. Это все, что мне остается. А теперь уходи, я хочу выспаться.
Мадленка слезла со стола. Она чувствовала себя так, словно из нее только что вынули душу. Он говорил ужасные вещи, он богохульствовал, но, несмотря на это, ей почему-то было невыразимо жалко его.
Значит, — тихо заговорила она, — ты хочешь умереть, потому что твой властелин предал тебя? Неужели у тебя так мало веры в него? Быть может, он совершит чудо ради тебя. Быть может, он пошлет тебе спасение и… и укажет тебе, ради чего жить дальше. Я знаю, тебе плохо и весь мир кажется тебе врагом, но отчаяние — это грех! Никогда нельзя отчаиваться, потому что, когда отчаиваешься, предаешь прежде всего себя. — По щекам у нее текли слезы. — Ты не должен умереть только потому, что не видишь иного выхода. Быть может, он сжалится над тобой и пошлет тебе человека, в котором ты обретешь смысл своей жизни, или…
— Скажи, — перебил ее Боэмунд, — ты любишь меня?
Мадленка замерла. Слезы, щекоча, стекали у нее по щекам. Она подумала, смахнула их и хлюпнула носом.
— Да, — честно сказала она, — я думаю, да. Тогда не говори таких вещей, — сказал рыцарь с ожесточением. — Запомни: у тебя нет никакого права указывать мне, что мне делать. Да! Я не знаю, что тебе взбрело в голову…
Ты! Не знаешь! — вспылила Мадленка. — Да что ты можешь знать, в самом деле? Тебе неведомы ни благодарность, ни любовь, ни самые простые человеческие чувства. У тебя просто нет сердца!
Боэмунд пожал плечами в ответ на эту вспышку и закинул руки за голову. Он, очевидно, не собирался спорить.
— Но мне это безразлично, — добавила Мадленка срывающимся голосом, — потому что я тебя люблю. И я не хочу смотреть, как Август будет убивать тебя, я не вынесу этого.
Так не ходи туда. Насмешка только разожгла ярость Мадленки.
— Мне это не поможет, — проскрежетала она. -Даже если я выколю себе глаза, я буду видеть все… все. — Она прикрыла глаза рукой. — И Август будет смеяться, — внезапно добавила она. — Я уже сейчас слышу его смех. Скажи, что мне сделать, чтобы ты не дал ему победить себя?
Боэмунд слегка повел плечом.
— Ты можешь вылечить меня от проказы?
Руки Мадленки упали, как плети.
— Нет.
Тогда ты не можешь ничего для меня сделать. — Мадленка молчала, словно раздавленная горем. — Тебе кажется, что ты увлечена мной, но поверь, это пройдет. Может быть, не сразу, но пройдет. Просто так получилось, что среди всех, кто окружал тебя, я в какой-то миг оказался самым… необычным, что ли. Ничего хорошего из этого не вышло бы, и ты достаточно умна, чтобы признать это. Ведь так? Когда я умру, тебе станет легче, вот увидишь. Гораздо легче. Человек быстро смиряется с неизбежным.
— Значит, ты умрешь, — сказала Мадленка безнадежно. — А я? Что же будет со мной?
Боэмунд улыбнулся.
Ты будешь жить. Поверь мне, лучше этого нет ничего на свете! И не думай об этом. Я все равно заслужил смерть. Не за одно, так за другое.
— Но смерть не заслужила тебя, — возразила Мадленка, в которой вновь взыграл дух противоречия. — Ты забываешь об этом.
Боэмунд пристально посмотрел на нее и ничего не ответил. Наступило долгое молчание.
— Наверное, мне не стоит благодарить тебя за то, что ты спас меня, — сказала Мадленка. — Тебе это наверняка безразлично. И потом, ты это сделал не ради меня.
— А ради кого? Мадленка вздрогнула.
— Какая разница? Неужели есть на свете хоть один человек, которым ты дорожишь?
Боэмунд глядел на пламя лампады.
— Ты права, — сказал он спокойно, — такого человека нет. То, что я сделал, я сделал только ради себя одного.
Мадленка ждала совсем других слов, но то, что она услышала, могло значить только одно: он не любит ее. А раз так, все остальное уже не имело смысла.
— И тем не менее я благодарна тебе, — сказала она спокойно. — Ты умрешь, а я буду жить — разве это не прекрасно?
И прежде чем Боэмунд нашелся, что ответить, Мадленка приблизилась к двери и постучала, как было условлено. Стража выпустила ее.
Бой часов донесся до Мадленки, когда она возвращалась к себе. На глаза ей навернулись слезы, и она, не сдержавшись, всхлипнула.
В другом крыле залы Боэмунд вытянулся на кровати и закрыл глаза. Но до самого утра ему так и не удалось уснуть.
