Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис (книги txt) 📗
Дверца распахнулась, и на тротуар легко спрыгнул господин. Правда, без мешка за плечами, но живой и невредимый. И потом, разве карета – это меньше, чем мешок? Ай да заклинание!
Маса бросился встречать.
Ещё чудесней была перемена, произошедшая с господином. После той проклятой ночи, когда он вышел из павильона раньше обычного и всю дорогу до дома спотыкался, будто слепой, лицо у господина сделалось похоже на маску Земляного Паука из театра Но: тёмное, застывшее, а нос, и без того длинный, заострился – смотреть страшно.
Отчего О-Юми-сан выбрала красноволосого англичанина, понятно: тот гораздо богаче, у него большой красивый дом, и слуг восемь, а не один. Господин ужасно страдал от ревности, и, глядя на него, Маса тоже весь извёлся. Даже стал подумывать, не убить ли негодную? Конечно, господин опечалится, но все же это лучше, чем губить свою печень, ежеминутно представляя себе, как любимая извивается в объятьях другого.
Но вот случилось чудо, и злые чары рассеялись. Маса сразу это увидел. То ли благодаря доброму богу Хотэю, то ли по какой иной причине, но господин исцелился. Его глаза светились уверенностью, уголки рта больше не загибались книзу.
– Маса, большое дело, – сказал он по-японски, сильным голосом. – Очень большое. Помогать, хорошо?
Из кареты тощим задом вперёд вылез какой-то человечек в мятом, запачканном сюртуке, развернулся и чуть не упал – так его качнуло.
Судя по горбоносой физиономии, холёной коже, изящным ручкам – из аристократов.
– Он… жить… дом, – сказал господин, нетерпеливо щёлкая пальцами, потому что не сразу мог вспомнить нужные слова.
Значит, гость, понял Маса и вежливо поклонился незнакомцу. Тот икнул и снова пошатнулся. То ли больной, то ли пьяный – не поймёшь.
Вошли в дом, причём господин ступал как-то боком, словно загораживая своего гостя от окон Грязного Человека.
Господин прошёлся по коридору, немного подумал и показал:
– Там. Он жить там.
Маса хотел объяснить, что там жить нельзя, это кладовка. В ней чемоданы, мешок с рисом, банки с маринованной редькой и корнем имбиря, но господин слушать не стал.
– Сутеретти, сутеретти, – дважды повторил он непонятное слово. Потом, пробормотав «Тёруто!» (это слово Маса знал, оно значило «тикусё!»), принёс из кабинета словарь и перевёл. – Стеречь. Ты он стеречь. Понимать?
– Понимать, – кивнул Маса.
Так бы сразу и сказал. Схватил горбоносого за шиворот, затолкал в кладовку. Тот жалобно захныкал, обессиленно сел на пол.
– Вежливо, – строго приказал господин, снова воспользовавшись словарём. – Стеречь. Строго. Однако вежливо.
Вежливо, так вежливо. Маса принёс из своей комнаты тюфяк, подушку, одеяло.
Сказал пленнику:
– Прошу вас устраиваться поудобнее.
Аристократ плаксиво попросил о чем-то господина по-английски. Маса узнал только знакомое слово «пуриидз».
Тяжело вздохнув, господин достал из кармана коробочку, где лежали крошечные бутылочки с какой-то жидкостью и шприц, вроде тех, какими прививают оспу. Отдал коробочку плаксе и запер дверь кладовки.
– Смотреть. Стеречь. Строго. Вежливо, – повторил он, зачем-то покачав направленным вверх указательным пальцем.
Повернулся, чуть не бегом выскочил из квартиры.
Сел в карету. Уехал.
Первую минуту Эраст Петрович по инерции ещё думал о посаженном в кладовку свидетеле. На Масу можно положиться. Не отойдёт от двери и никого не подпустит. Черт знает, что слуга обо всем этом думает. К сожалению, не объяснишь – слов не хватит.
Число бед, за которые предстояло держать ответ, у титулярного советника увеличивалось не по дням, а по часам. Мало ему было ночного вторжения в обитель японского правопорядка, мало гибели начальника полиции, теперь к этому прибавилось сокрытие постороннего лица на территории консульства без ведома начальства. О спрятанном князе говорить нельзя никому – ни Доронину, ни Сироте. Во всяком случае, пока.
Однако, если это самоуправство ещё можно было как-то сохранить в тайне, то акция, которую титулярный советник намеревался предпринять далее, должна была неминуемо привести к громкому скандалу.
Странно, но Эраста Петровича сейчас это совершенно не волновало.
Покачиваясь на мягких подушках наёмного фиакра, самого лучшего, какой только нашёлся в каретном сарае фирмы «Арчибальд Гриффин» («Отличные Лошади, а также Удобнейшие Экипажи на все случаи жизни с почасовой оплатой»), Фандорин был очень доволен собой. Идея, заставившая его покинуть коллег в разгар важнейшего совещания, пленила титулярного советника своей простотой и несомненной исполнимостью.
Забрать О-Юми у злодея, да и дело с концом. Не слушать её, не дать опомниться. Просто посадить в карету и увезти.
Это будет честно и мужественно, по-русски.
С самого начала следовало это сделать, даже когда Булкокс ещё не угодил в злодеи. Какое отношение к любви имеют политические заговоры? Никакого. Наверняка О-Юми ждала от любимого именно такого поступка. А он раскис, утратил волю, погряз в унынии и жалости к себе.
По-хорошему, надо было одеться торжественным образом – фрак, цилиндр, крахмальная рубашка, как того требовала важность события, но не хотелось терять ни единой минуты.
Карета пронеслась по булыжным мостовым Блаффа, лихо остановилась у владения номер 129. Кучер, сняв шляпу, распахнул дверцу, и вице-консул медленно сошёл на землю. Пригладил волосы, подкрутил щёточкой усы, несколько поникшие от ночных приключений, оправил сюртук.
Ну, с Богом!
Войдя в калитку, поневоле остановился – вспомнил о булкоксовых псах. Но свирепых церберов видно не было. Вероятно, днём их сажали на цепь.
Твёрдым шагом Фандорин пересёк лужайку. Что О-Юми? Верно, ещё спит, она ведь ложится после восхода…
Дотронуться до бронзового звонка не успел, дверь распахнулась сама собой. На пороге стоял важный лакей в ливрее. Титулярный советник протянул визитную карточку с двуглавым орлом:
Лишь накануне Сирота вручил ему целую стопку таких – свежеотпечатанных, ещё пахнущих типографией.
– Мне нужно видеть достопочтенного Булкокса, по срочному делу.
Отлично знал, что Булкокс сейчас никак не может быть дома. Безусловно, ему уже сообщили о таинственном «самоубийстве» сообщника, и англичанин, конечно же, кинулся в Токио.
Эраст Петрович и следующую фразу приготовил: «Ах, его нет? Тогда прошу доложить о моем приходе мисс О-Юми. Спит? Придётся разбудить, дело не терпит отлагательства».
Но Фандорина ждал сюрприз. Привратник как ни в чем не бывало поклонился, пригласил войти и исчез за дверью, что вела из прихожей налево, – по прежнему, неофициальному визиту вице-консул знал, что там расположен кабинет.
Не успел Эраст Петрович сообразить, что сие может означать, а из кабинета уж появился достопочтенный, собственной персоной. В домашней куртке, в мягких туфлях, то есть самого безмятежного вида.
– Чему обязан, мистер… Фэндорайн? – спросил он, глянув на карточку. – Ах да, мы ведь, кажется, знакомы.
Что за наваждение! Уже полдень, а труп Суги не обнаружен? Невозможно!
Обнаружен, но Булкокс, главный советник правительства, об этом не извещён? Исключается!
Извещён, но не переполошился? Абсурд!
И тем не менее факт оставался фактом: Булкокс предпочёл остаться дома. Но почему?
Эраст Петрович скосил глаза в приоткрытую дверь кабинета и увидел, что в камине пылает огонь. Так вот в чем дело! Сжигает компрометирующие бумаги! Стало быть, ещё как переполошился! Умный все-таки человек. И дальновидный. Почуял опасность!
– Что вы молчите? – досадливо поморщившись, спросил британец. – Что вам угодно?
Фандорин отодвинул достопочтенного в сторону и вошёл в кабинет.
