Меч князя Буй-тура (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— Кстати, о модернизации и полиции, — тут же ухватился за слова шефа Ветров. — Появились новые анекдоты.
— Это что ли из серии, когда участковый стучится в дверь квартиры самогонщицы Нюрки и кричит: «Открывай, милиция!», а та в ответ: «Отвали, мент поганый, сейчас вызову полицию»?
— Нет, из другой, — ухмыльнулся, сверкнув фиксой и хитрющими глазенками начальник угро.
— Какой же?
— Да приемлемой для нашей курской действительности — с той же хитринкой заметил Ветров.
— Что-то не слышал…
— Отстал ты, шеф, сидя в своем кабинете, от жизни, — продолжил Сан Саныч с некоторым превосходством и прежней бравадой. — Так вот, у нас сейчас кратко как называются территориальные органы, например Поныровский?
— Поныровский отдел милиции или сокращенно ПОМ, — ответил Реутов заученно. — И что?
— А то, что при переименовании милиции в полицию наши коллеги из того же Поныровского и Железногорского отделов будут служить в…
— В ПОПе и в ЖОПе, — кисло усмехнулся Реутов, понявший весь «соус» нового анекдота.
— Вот то-то же, — развеселился Ветров. — В попе и жопе…
— Зря веселишься, — предостерег Реутов коллегу. — Как бы нам всем не оказаться в одной большой заднице со всеми этими нововведениями и послаблениями криминалу.
Чего-чего, а послаблений криминалу в последнее время было предостаточно. Президент во всю старался, взяв на вооружение Интернет и телевидение и там предавая гласности новые Указы и Законы либо их проекты. Забота государства о лицах оступившихся была налицо. И это, возможно, с точки зрения гуманиста, неплохо. Плохо то, что такой повышенной заботы не было о законопослушных гражданах: цены росли ежемесячно, галопировали услуги ЖКХ, стояли заводы и фабрики, а те производства, что еще работали, часто «лихорадило», почти не уменьшалась безработица.
Правда, премьер-министр в последнем телемарафоне сообщал народу, что жить стало лучше. Это, мол, на Западе, в связи с экономическим кризисом, социальные программы сокращаются, а пособие пенсионеров — так уже трижды, а у нас оно, пенсионное обеспечение, только растет. Жаль, что при этом он забыл уточнить, что даже сокращенное западное пенсионное обеспечение в десятки раз больше «увеличившегося» отечественного. Что цены за товары и услуги стали западными, а то и обогнавшими их, а зарплаты и пенсии «любимых россиян» остались все-таки по-советски малыми.
Любимов, так и не успевший накануне предупредить коллегу о повышенном к ней интересе со стороны органов, одним из последних узнал о задержании Луковицкой, ибо некоторые семейные обстоятельства принудили его какое-то время находиться дома, а не на работе. А когда узнал, то был этим известием весьма расстроен: коллега все же…
«Санечка хоть и стервозина, но нахождения в милиции, а тем более, тюрьмы не заслуживает», — решил он и стал звонить Реутову, чтобы тот «как следует разобрался в деле».
«Не расстраивайся, старик, разберемся, — не без некоторого зубоскальства и едва заметного покровительственного тона заверил начальник криминальной милиции. — Воздадим каждой сестре по серьге, как по поговорке. Сам же говорил, что хотела познакомиться, вот и познакомилась… Многого сообщать не могу, сам понимаешь — тайна следствия — одно скажу: она лишь свидетель по делу о хищении из музея, в котором замешена ее двоюродная сестра…» — «Танечка, что ли?..» — «Да, Татьяна Штучкина». — «Я так и думал…» — «Подозревал разве?..» — «Ну, не то, чтобы подозревал, — замялся Любимов, — но кое-какие сомнения одолевали». — А что же со мной не поделился»? — упрекнул иронично телефонный Реутов. — Мы все же друзья».
«Таких друзей… самих бы в музей», — про себя чертыхнулся Любимов, но вслух сказал иное: «Сомнения — еще не подозрения, так зачем забивать голову и без того занятому человеку». — «Возможно, ты и прав, старик, — согласился Реутов. — Возможно, прав… Впрочем, до свидания. Извини, дела ждут».
Когда под конец рабочего дня Луковицкая возвратилась в редакцию, то Любимов отметил, что это была уже не прежняя Санечка — самонадеянная зубоскалка и стервозина. Это был поблекший, утерявший жизненный сок цветок.
К ней кинулись с расспросами и соболезнованиями, но она, сославшись на недомогание, отпросилась с работы домой и — ушла, не сказав ничего существенного. А через пару недель вообще перевелась на работу в газету «Друг для друга» по родственному профилю. Газета эта финансировалась бывшим курским олигархом Грешилиным Никитой. Последний был вынужден (из-за конфликта с правоохранительными органами Курской области и ее губернатором) перевести свой головной офис корпорации «ГреН» в Орел. Под крепкое «крыло» бывшего сенатора и действующего губернатора Егора Струева. А Курская область лишилась налоговых поступлений.
Печататься же в этой газете Луковицкая начала под псевдонимом Василисы Александровой. Ее статьи бичевали не только «милицейский беспредел», но и социальные пороки всего общества, коррупцию в верхних эшелонах местной власти, бездуховность молодого поколения, раковую опухоль — ЖКХ. При этом предаваемые гласности факты были не «общего плана», а с указанием имен конкретных «героев».
«С чего бы это? — подумал Любимов, увидев псевдоним Луковицкой под очередной статьей. И откуда такая осведомленность?..» Но вскоре не только об этом позабыл, закружившись в водовороте журналистской работы, но и о существовании самой Санечки.
Следствие по делу хищения из музея было закончено следователем Жуковым в рекордно короткие сроки. Выписавшийся из больницы Петров по данному делу одновременно проходил и потерпевшим — в связи с полученной травмой головы — и обвиняемым в халатности.
Фигурантами уголовного дела остались также Штучкина, обвиняемая по четырем статьям уголовного кодекса, а еще Павел и Снежана, обвиняемые по трем, из которых адвокаты обещали во время суда «убрать» самую тяжелую — хищение предметов, имеющих особую ценность «в связи с отсутствием умысла» на данное деяние.
«А за кражу, причинение тяжкого вреда по неосторожности и оставление в опасности у нас в стране давно никого не сажают по первому разу», — заверяли защитники своих подопечных, находящихся до суда под «подпиской о невыезде» в качестве меры пресечения.
Осмотренные, опознанные и сфотографированные вещдоки в виде исключения еще до суда были возвращены под расписку о сохранении в музей, где и заняли соответствующие места во вновь восстановленной экспозиции. А их снимки были приобщены к материалам дела, чтобы таким образом фигурировать на суде. Впрочем, суд, при необходимости мог и востребовать сами оригиналы для обозрения. Но вряд ли такая необходимость могла возникнуть.
Обозреватель криминальных новостей «Курского курьера» Любимов не ограничился статьей на полполосы газеты о происшествии в музее. У него родилась мысль написать детективную повесть, для которой он стал собирать материалы, зачастив на «объект происшествия» — в музей. Статья статьей, а повесть повестью.
Во время одного подобного посещения он застал там Склярика, выполнявшего роль экскурсовода. Научный сотрудник, находясь с группой экскурсантов в зале с экспозицией Трубчевского музея, как раз рассказывал о неудачном походе Игоря Святославича и его брата, курского князя Всеволода Буй-тура, на половцев в 1185 году.
— Три года провел курский князь Всеволод, меч которого вы, уважаемые друзья, видите перед собой, в половецком плену, — глуховатым тенорком излагал суть дела Склярик, — и три года Курское княжество блюла и охраняла супруга его, Ольга Глебовна, со старшим их сыном Святославом…
— И что же делал князь Всеволод в плену? — послышался вопрос кого-то из экскурсантов.
— Как мог, помогал освобождению соплеменников, — тут же последовал ответ Склярика. — За это и был любим северским людом, как сообщают нам летописи.
— И когда же князь Всеволод возвратился из плена? — поинтересовался еще кто-то.
— Если исходить из текстов русских летописей, то в лето 6696 от сотворения мира или в 1188 году по рождеству Христову, — дал исчерпывающую справку Склярик. Впрочем, не довольствуясь сказанным, дополнил: — В этот год сначала на свадьбу к своему брату Святославу Игоревичу ханом Кончаком был отпущен князь путивльский Владимир Игоревич с супругой своей Кончаковной, дочерью хана Кончака, названной на Руси Свободой. Свободой! — повторил он, подняв указательный палец правой руки для большего внимания и значения. — Как умели русские люди метко давать имена! Непостижимо! Тут и характеристика события и глубинный смысл… — И после небольшой паузы при полнейшей тишине пояснил: — По-видимому, свадьба Святослава Игоревича состоялась в конце весны или в начале лета, летописи тут не уточняют. А вот возвращение князя Всеволода произошло ближе к осени, а то и к зиме. Ибо в летописях, а также у знаменитого российского историка Василия Никитича Татищева, между событиями возвращения из половецкого плена Владимира Игоревича Путивльского и Всеволода Святославича Курского отмечен целый ряд иных исторических фактов, произошедших в тот год на Руси. Но примечательно, в конце концов, не это…
