Дело гастронома № 1 - Латий Евгений Александрович (книги серии онлайн TXT) 📗
Беркутов положил трубку, потер ладони. Весело взглянул на поникшего Костю.
– Я тут слышал, рассосалась твоя ситуация?!
– Мало что рассосалась! – возбудился Костя. – Мне предлагают место заведующего отделом вместо Жданова! У меня голова идет кругом, не знаю, что делать!
Беркутов кивнул, словно знал об этом.
– Советую согласиться. Хотя бы попробовать. Уйти всегда сможешь! А будучи завотделом, напишешь книжку. Только впредь надо действовать не так глупо, как повел себя этот Жданов!
Костя кивнул.
– Спасибо за заботу, я понял!.. Можно я Люсю заберу на одно культурное мероприятие?
Беркутов в упор посмотрел на него и преувеличенно бодро ответил:
– Ну, конечно! О чем речь! Я подумал, что она уже ушла!
Костя поднялся. Встал и Беркутов. Костя подошел к отцу, и они обнялись. Беркутов похлопал сына по спине.
– Береги себя, сынок! А если со мной что-нибудь произойдет, моей семье помоги, ладно?
– А что с тобой может случиться? – не понял Костя. – Горком бросился на твою защиту яко лев! Жданов это сразу понял и даже попросил меня, дабы ты простил его, тебя задобрить.
– Мы все не вечны, Костик! А в этой опасной для проживания стране каждый день ходишь по минному полю! Такие вот пироги. И маму свою береги!
Он вдруг с такой болью посмотрел на него, что Костя всерьез забеспокоился:
– Пап, что-то случилось?
– Ничего! Иди отдыхай!
Беркутов заулыбался, похлопал Костю по плечу. Тот кивнул и вышел из кабинета.
Горел гостиничный торшер. Скачко и Зоя лежали в постели. Неожиданно Скачко поднялся, сел на кровати, стал одеваться. Зоя недоуменно посмотрела на него. Снизу, из ресторана, доносились приглушенные звуки оркестра. На полу валялась обертка от посылочки, а на столе были расставлены привезенные Зоей московские деликатесы: черная икра, балык осетрины горячего копчения, красная рыбка, открытые банки печени трески, консервированных крабов. Бутылка сладкого красного вина «Киндзмараули» была наполовину пуста.
– Ты куда?! – прикрываясь простыней, встревожилась Зоя и приподнялась на постели.
– Извини, с детства валяться не привык! Бывало, чуть приляжешь в детстве, а мать уже кричит: «Опять валяешься?!» До сих пор ее окрик в ушах стоит.
– Экий вы впечатлительный, Пал Сергеич! А мне вот хорошо с тобой. Так бы прислонилась и весь век с тобой пролежала. Я долгое время любила одного человека, ни на кого даже взглянуть не могла, а теперь вдруг освободилась!
Скачко отошел к окну, закурил, раздумывая о своем.
– О чем ты думаешь? – грустно улыбаясь, спросила она. – Мне даже страшно становится оттого, что меня нет в твоих раздумьях!
– Почему ты решила, что там тебя нет?
– Я чувствую!
Павел Сергеевич усмехнулся:
– Я приехал из Москвы на машине, мы могли бы вместе вернуться обратно! Как считаешь?
Он взглянул на нее. Она просияла.
– С радостью! – Она тут же выскочила из постели. – С огромным даже удовольствием!
Она не выдержала, бросилась к нему, повисла на его шее. Он обнял ее, поцеловал в нос.
7
Беркутов со Старшиновым в плащах-дождевиках и в сапогах собирали грибы. Беркутов, как хорошая гончая, нырял в густой ельник, проверяя все потайные места, и судьба вознаграждала его то крепким белым грибком, то целым выводком ярких лисичек, то подберезовиком, которым он, уже держа добычу в руке, еще какое-то время любовался, нюхал грибной срез. Старшинов же не спешил. Присев, зорко оглядывал полянку и находил такой гриб – большой, круглобокий, просто королевский, – который приводил в восхищение даже Беркутова.
– Ну надо же! Я трижды прошел мимо него и не заметил! – искренне огорчался Беркутов и горестно покачивал головой. – Вот ведь, всю зоркость растерял. Я предлагаю из наших белых грибов грибовницу сварганить! Жалко на жареху такое богатство тратить. На жареху и опята с маслятами сгодятся, и синявки обыкновенные, а вот грибовница получится царская! Один запах сведет с ума!
Старшинов с улыбкой смотрел на него.
– Н-да! А ты, оказывается, азартный у нас, Георгий Константиныч! Но это мне и нравится в тебе. Мне тут Костиков передал твое предложение. Сколько там в энзэ?
– Немного. Двадцать четыре.
Старшинов задумался:
– Они надежно укрыты?
– Надежно.
– Так чего дергаться?
– Да я не из-за себя! Из-за Лиды, Верочки. Они обе нежные, чувствительные… – Беркутов не стал дальше продолжать, смотрел в одну точку. – Да и Вера вот-вот разродится!
Старшинов удивленно хмыкнул. Он даже остановился и взглянул на Беркутова.
– Так ты что, ее замуж выдал? – не понял Старшинов. – Чего же на свадьбу не позвал?!
Беркутов помрачнел.
– Да не было никакой свадьбы! – Беркутов махнул рукой. – И мужа у нее нет!
Старшинов серьезно и внимательно посмотрел на него, присел на пенек. Вытащил сигареты, закурил, не торопя Беркутова с рассказом.
– Представляешь, пошла к подруге встречать Новый год. Выпила шампанского, голова закружилась, ну и согрешила с однокурсником, а нам ничего не сказала. Когда Лида все это обнаружила, делать аборт было уже поздно. А парень-то неплохой! Когда узнал, что Веруня забеременела, пришел к нам с цветами, стал просить ее руки, умолял Веру выйти за него!
Беркутов вздохнул.
– И чего? – не понял Старшинов.
– А она ни в какую! Вот тебе новое поколение! – Беркутов помолчал. – Хотя я большой трагедии в этом не вижу. Выходить замуж надо по любви. Мы с Лидой даже подумываем сами, так сказать, удочерить будущего ребенка. Но Веруня пока об этом не догадывается. Пусть сначала родит, а там видно будет!
Беркутов срезал подберезовик.
– Н-да! Что ж, надо новый тайник готовить! – он задумался. – Я не против! О-о-о!
Старшинов присел, вытащил нож и, не торопясь, срезал крепкий боровичок. Стал гриб рассматривать.
– А этот куда? – залюбовался боровиком и Беркутов.
– Этот тоже для грибовницы! Еще парочку таких красавцев – и можно сворачивать культпоход.
Старшинов хмыкнул, но возражать не стал.
– А стряпать-то кто будет?! – не понял он. – То есть грибовницу варить?!
– Как кто? – Беркутов улыбнулся. – Да я тебе такую грибовницу заварганю, век не забудешь!
Старшинов удивленно хмыкнул.
– Ты, я вижу, на все руки мастер! – усмехнулся он. – А в лесу все же неплохо. Обо всем забываешь! Экий ты молодец, что такой культпоход придумал.
Он вздохнул полной грудью, раскинул руки в стороны, глядя на молоденькие деревья на опушке.
Красный диск заходящего солнца медленно заваливался за горизонт. Теща отмыла от грязи под садовым краном ноги и руки, присела на крыльце. На грядках трудился один Ширшов. Он как остервенелый продолжал выкапывать картошку. В наступавших сумерках его фигура уже еле угадывалась. Приплелась пузатая Тоня, присела рядом с матерью, привалилась к ней.
– Где мужик-то? – спросила Тоня.
– Вон! С ума сошел! – Мать кивнула головой в сторону огорода.
Тоня поглядела, куда указала мать, и увидела, как муж остервенело продолжает копать картошку. Недовольно покачала головой.
– Чего это он?
– Вот и я ему о том же говорю: ночь на дворе, пошли, зятек, по сотке тяпнем и на боковую! – в недоумении рассуждала теща. – А он как глухой: не слышит ничего! Тормоза у муженька твоего сорвало! Что делать теперь, я даже не знаю.
Тоня обернулась, с тоскливым лицом посмотрела на то, как ее муж продолжает яростно копать картошку. На ее глаза навернулись слезы. Мать широко, с подвывом зевнула.
– Иди, вытаскивай с поля своего стахановца! Скажи: ужинать пора, а теще выпить хочется. Зять должен теще за столом наливать, стародавний обычай такой.
Тоня кивнула, подошла к мужу, о чем-то стала с ним разговаривать, как вдруг присела и стала помогать ему. У тещи округлились глаза от такой картины.
– Теперь и девка рехнулась! – пробормотала она. – Никак на поле и родит еще! – рассердилась она и резво двинулась к ним.
