Тайна замка Вержи - Михалкова Елена Ивановна (книги хорошего качества txt) 📗
В орешнике беззаботно куковала кукушка. С коровьего черепа, склонив пеструю голову, посматривал смородиновым глазом дрозд. При виде птицы Арлетт сразу успокоилась.
– Не добрался еще сюда никто.
И пошла легко, словно и не висела тяжелая ноша за спиной.
Петлявшая тропа снова вывела их к муравейнику. Старуха выдернула палку, оббила о ствол лещины и зашагала прочь. А Николь загляделась на черные ручейки, и пришлось поплясать, смахивая с башмаков рассерженных мурашей.
– Послушай, Арлетт! – догнала она старуху. – Отчего ты уверена, что в твоем доме нас не найдут?
– Ведьма его охранила, – объяснила та. – Заговором или колдовством, уж не знаю, но только всем отвела глаза.
Они выбрались из орешника, стряхивая паутину и насыпавшуюся за шиворот лиственную труху.
– Было дело – искал меня один дворянчик. Втемяшилось в высокородную голову, что я его мать извела. Нанял охотников и давай по лесам вынюхивать! Бродил-бродил вокруг моей хибары – все впустую! Так и не нашел, плюнул и ушел ни с чем.
Старуха лизнула оголенную часть ветки и скривилась:
– Ух, кислятина! Аж глаза дерет! В общем, тогда-то я и догадалась, что местечко в дубраве – заговоренное. А после вскрылось, что старую мамашу его жена потравила. Вот так-то!
Николь заметно повеселела. С тех пор как она поняла, что Арлетт не колдунья, ее не отпускал страх, что люди Мортемара доберутся до старухи. Нащупав в подкладке камень, девочка мысленно поклялась, что вернет его.
Когда, миновав колючих можжевеловых стражей, они вышли на поляну, возле дома их ждали.
Старик притулился на нижней ступеньке крыльца, скрючившись в три погибели и неестественно вывернув шею. Был он тщедушен и жалок: в штопаной-перештопанной рубахе, засаленных штанах и видавшей виды шляпе, до того истрепанной, что в прорехах виднелась блестящая лысина. Безгубый рот кривился от боли.
Арлетт схватила Николь за плечо и втащила обратно, под прикрытие разросшегося куста жимолости. Щелк! – из рукава ее будто сам собою выскочил острый птичий клюв ножа.
– Кто это? – одними губами прошелестела Николь. На лезвии вспыхнул блик, точно глаз, ищущий, кого бы клюнуть.
– Вот уж не знаю, – так же тихо откликнулась старуха, разглядывая нежданного гостя.
Нижние ветки дрогнули, и из-под них выбрался пес, встряхивая головой. Старуха и девочка присели рядом с ним.
– Тихо, Черный, тихо…
Наверху порхнула сойка, огласив лес скрипучим «Ррэк! Ррэк!» Старик повернул голову на птичий крик, и солнце высветило крючковатый подбородок, поросший редкой сизой щетиной, впалые щеки, прищуренные глаза, слезящиеся от усталости и страха.
– Пречистая Дева! – тихо ахнула Арлетт.
– Что?
– Живой!
– Кто это? – затормошила старуху Николь. – Ты его знаешь?
– Богом клянусь, он самый! – ошарашенно бормотала Арлетт.
– Да кто же?
– Викарий!
Николь наморщила лоб и вдруг вспомнила:
– Тот, что был на вашем венчании?!
Арлетт медленно, словно не веря самой себе, кивнула.
– Подожди! – нахмурилась девочка. – Разве его не убили?
– Вот и я так думала, – пробормотала старуха.
Николь привстала и оглядела лес, понюхала воздух: не донесет ли ветер запах лошади или едкого, как муравьиный сок, мужского пота.
– Не высовывайся! – Арлетт надавила ей на плечо. – Нет здесь больше никого, иначе пес тревогу бы поднял.
До них донеслись стоны и кряхтение. Старик решил перебраться в тень, но встать ему удалось лишь с третьей попытки.
– Что ж с ним делать-то, господи…
Николь впервые видела хозяйку в такой растерянности.
– Пусть уходит! – шепотом потребовала она.
– Нет. Нельзя… Больной он, старый.
Девочка сжала губы. Происходящее нравилось ей все меньше и меньше. Как викарий, чудом выживший в давней резне, смог найти поляну, раз она заговорена? Как добрался сюда, если с трудом проходит четыре шага?
– Давай прогоним его! – горячо зашептала она. – Пса натравим! Арлетт, прошу тебя!
Старуха с силой провела ладонью по лицу.
– Не могу я, лягушоночек! Не могу!
Николь опустила голову. Что она могла возразить Арлетт, когда на крыльце сидел единственный оставшийся в живых свидетель ее былой любви, осколок разбившейся чаши, в которую налито было когда-то полной мерой радости и счастья.
– Ты не боишься, что он тебя узнает? – обреченно спросила она.
Арлетт невесело улыбнулась.
– Даже Симон, восстань он из мертвых, не узнал бы меня. Нет, милая, мне нечего бояться.
…В конце концов порешили, что старуха пойдет одна, а Николь останется дожидаться ее. Если что-то не так, убежит вместе с собакой.
Девочка согласилась, твердо уверенная, что, случись недоброе, бросится на подмогу Арлетт. А пес ей поможет. Пускай никакой он и не Баргест, зубов у него от этого не меньше.
Она украдкой следила, как старуха подходит к дому, а викарий с трудом, цепляясь за перила, поднимается ей навстречу, растягивая губы в пугливой улыбке. Краткий разговор – и оба скрылись внутри.
Потекло время, невыносимо долгое, как утренняя служба в промозглой церкви. Николь извелась от нетерпения. Наконец дверь распахнулась, и наружу бочком выбрался старик, сминая шляпу в руках. Двигался он неуверенно, пошатываясь, точно пьяный, но выглядел куда лучше прежнего.
«Щеки порозовели, – отметила Николь. – И шею больше не кривит. А лысина, лысина так и сияет».
Под ногами раздалось вопросительное ворчание.
– Все в порядке, – шепнула девочка, и пес умолк.
Викарий, глупо и бессмысленно улыбаясь, спустился с крыльца и побрел к лесу. Николь кралась за ним до тех пор, пока не убедилась, что старик и впрямь уходит.
Арлетт отмывала руки на заднем дворе.
– Зачем он приходил? Он тебя узнал? Что с ним было? Ты его опоила? – налетела на нее Николь.
– Тише, тише, лягушоночек!
Мокрыми ладонями старуха беззлобно хлопнула суматошную девчонку по плечам. Вроде легонько, но Николь показалось, что еще б чуть-чуть посильнее – и ушла бы в землю по самую макушку.
– Скажешь тоже – опоила! Хребтину ему вправила и всех делов.
– А почему он шатался? – не поверила Николь.
Арлетт объяснила, что такое бывает. Если кости у человека сперва разъехались, а потом их на нужное место поставили, то в голове становится пусто и радостно.
…– Бедный викарий от счастья такого даже шляпу свою забыл, – закончила она. – А теперь дуй за нашими мешками.
Пока таскали лекарственные припасы, пока раскладывали по новым местам, Арлетт пересказала девочке, что ей удалось выпытать у викария.
В мясорубке Головореза он выжил, забившись в какую-то щель, где и кошке было бы тесно. А после, улучив момент, бежал, подвывая от страха. Долгие годы старик прятался бог знает где, уверенный, что Головорез станет искать его, но под конец лет устал бояться, вернулся в родные края и осел на маленькой пасеке под Божани.
К этому времени он был уже очень болен. По совету соседей викарий наведался в хижину ведьмы, но поняв, что хозяйка там не объявится, в отчаянии пошел куда глаза глядят, готовясь принять смерть в лесу.
И вышел на поляну в дубраве.
– Несчастный он человек, – задумчиво сказала Арлетт, счищая прилипшие веточки и грязь со смолы.
– Почему? – удивилась Николь. – Ведь выжил же!
– Что за жизнь в вечном страхе? Грешным делом я уж подумала: лучше бы Головорез прикончил его тогда. Пустой он стал, ну чисто трухлявый орех.
Старуха взвесила в ладони медовый брусок смолы и бережно замотала в промасленную тряпицу.
Николь задумалась.
Трое остались живы после резни в замке. Дядюшке Гастону помог случай, Арлетт выторговала спасение у ведьмы, а викария не иначе как хранил сам господь. Получается, защитили их случайность, зло и добро.
Но если бы не вмешательство колдуньи, Арлетт была бы мертва, а значит, и сама Николь тоже. Выходит, своей жизнью она обязана злу?
Где-то здесь таилась ошибка. Однако как ни пыталась девочка поймать ее за хвост, ничего не получалось.
