В тени Нотр-Дама - Кастнер Йорг (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗

— Так на что же они глазеют? — спросил я.

— На других зевак. Разве этого недостаточно? К тому же это значит заблаговременно занять хорошее место. Костер на Гревской площади может и согреет кого-то в эти холодные дни, но больше преимуществ у него нет. И майское деревце, это я вам предсказываю, сгниет на кладбище Бракской часовни скорее, чем мертвецы. Нет, поверьте мне, обедневший друг, здесь, во Дворце, бьется само сердце Парижа. Здесь можно будет восхититься благородными господами и плохими комедиантами. Держитесь меня, мсье оборванец, и вы насладитесь хорошим видом!

Было ли это предложено всерьез или в шутку, но я его принял. К моему удивлению, белокурому дьяволенку удавалось протискиваться дальше вперед с помощью всевозможных уверток и пинков, пока он, сопровождаемый тенью по имени Арман Сове, наконец, не пробрался за старые каменные стены и не устремился к тому же месту как все остальные — в Большую залу.

Здесь, где в другие дни слушалось толкование законов и вершилось правосудие, сегодня веселился народ Парижа — важные горожане и самый последний сброд. Мой дьяволенок неотступно пробивался к большому окну, стекла которого были открыты двумя молодыми парнями. Они бесстрашно расселись на карнизе, чтобы наблюдать за праздничным действом с этого возвышающегося обзорного пункта и с прибаутками комментировать происходящее. Ловко, как ящерка, белокурый дьяволенок пробрался наверх по богато украшенной стене к развязным школярам, я — вслед за ним.

Пока я занимался тем, что искал для себя более-менее надежное местечко на этом до отказа заполненном карнизе, но насторожился, когда один из школяров поприветствовал моего белокурого провожатого.

— Клянусь душой, это вы, Жеан Фролло де Молендино! Уже издали я видел ваши проворные руки и ноги, раскидывающие толпу как крылья ветряной мельницы. Недаром вас зовут Жоаннес с мельницы! Мы старались сохранить для вас почетное местечко, а вы притаскиваете с собой в виде довеска вонючего нищего. Это праздничное настроение заставило вас забыть, что вы не можете позволить себе быть милосердным?

— Один беден и воняет снаружи, другой богат и гниет изнутри, — проорал мой белокурый знакомец. — Только в День шутов мы все равны, носы заложены от насморка, который не могут вылечить ни медики, ни банщики, а лишь один трактирщик.

Взволнованный услышанным именем, я самонадеянно решил не обращать внимания на болтовню о моем потрепанном внешнем виде и спросил своего нового знакомого:

— Вас действительно зовут Фролло?

— Так зовут меня с тех пор, как я как себя помню. Вам не нравиться имя? Тогда называйте меня Жеан дю Мулен [14] по тому месту, где я наслаждался материнским молоком, даже если оно было молоком кормилицы.

— О, нет, мне очень нравиться ваше имя. — Бесенок усмехнулся:

— Как мало же нужно, чтобы осчастливить бедную душу!

— Я как раз ищу одного Фролло, — пояснил я.

— Вы его и нашли.

— Едва ли. Для архидьякона Нотр-Дама вы мне кажетесь довольно молодым, и с позволения сказать, чересчур шаловливым.

Жеана Фролло, которого так же звали Жеан или Жоаннес дю Мулен, схватил один из зубоскалов и тряхнул так сильно, что он наверняка упал бы с оконного карниза в толпу под нами, если бы я и его друзья не ухватили бесенка в последний момент за поношенную безрукавку.

— Вы просто душка, мой друг, просто душка! — захихикал он и стряхнул слезы своего необъяснимого умиления на мой плащ.

— Почему?

— Потому что я только что представил себе шаловливого отца Клода Фролло. Это то же самое, как если выдумать квадратное колесо, ревущий поток без воды или соблазнительную бабенку без грудей, — после этих слов Жеан дю Мулен снова впал в истерический хохот. — О, если бы мой брат только услышал вашу шутку, возможно, тогда он хоть раз посмеялся бы за всю свою жизнь — печальную и серьезную!

— Архидьякон — ваш брат?

— Так говорят с тех пор, как я себя помню. Вам что-то не нравиться?

— Совсем наоборот, — возразил я, представился и объяснил, зачем я ищу архидьякона. Впрочем, о монахе-призраке я не упомянул, чтобы меня не столкнули при удобном случае с карниза.

— Вы правы, месье Арман, мой брат действительно ищет нового писаря, с тех пор как Пьер Гренгуар снова ушел в поэты. Но только мне кажется сомнительным, что вы найдете здесь моего засыпанного пеплом братишку. Поищите его возле Нотр-Дама!

— Там я уже провел неприятную ночь, — пробормотал я и попросил блондина показать мне своего брата, если он все же придет во Дворец правосудия.

Вместо Клода Фролло здесь появилось огромное число почетных и высоких господ, которых Жеан и его товарищи приветствовали насмешливыми выкриками. Для меня это была прекрасная возможность познакомиться со знатью и уважаемыми горожанами Парижа. Если я потерплю неудачу с архидьяконом, то, возможно, я найду себе кров и хлеб у одного из них.

Ватага школяров изливала свое остроумие на дородного господина, который тут же возмутился:

— В мое время таких наглых парней за такое отстегали бы прутьями, а потом сожгли бы на костре из этих самых прутьев!

Мои сотоварищи разыскали взглядом кричавшего и обрушились на него.

— Это кто еще там гавкает?

— Да я же знаю его, это месье Андри Мюнье.

— Ну, да, Мюнье, один из четырех присяжных библиотекарей Университета.

— Эй, книжный червь, не плюйся таким жарким огнем, не то сгоришь вместе со своим бумажным хламом!

— Тогда придется все заново написать, и мой друг Арман Сове погреет на этом руки, — захохотал Жеан Фролло громче всех.

До нас снова долетел хриплый голос библиотекаря Университета:

— Просто конец света. Такая распущенная бесцеремонность школяров неслыханна Все испорчено проклятыми изобретениями, которые уготовил нам наш пагубный век: пушки, фальконеты, мортиры и, прежде всего, печатный станок — новая немецкая чума! Давно нет манускриптов, нет больше книг. Близится конец света!

У Жоаннеса с мельницы и его товарищей это вызвало новый град острот, но я промолчал, считая, что месье Андри рассуждает правильно и высказывает разумные мысли. Двенадцатикратный бой колоколов заглушил все крики и вопли. Громкий гул звучал не благодаря мощи, которая обитала в колоколах Нотр-Дама, а объяснялся близким расположением: это были большие часы Дворца правосудия.

Наконец, наступил полуденный час, а с ним пришло время, когда ожидали въезд фламандского посольства и начало представления мистерии.

Я посмотрел на затянутые бархатом и золотой парчой трибуны, которые воздвигли для фламандских послов, и которые были так же пусты как мой желудок.

— Почему все так носятся с этими фламандцами? Можно подумать, что судьба Франции зависит от них.

— Возможно, король так и думает и потому рискнул покинуть свою крепость в Плесси-де-Тур [15] и выйти в центр нашего прекрасного, старого, грязного, шумного Парижа, — ответил Жеан Фролло. — По крайней мере, для него речь идет о судьбе Бургундии. Ему очень хочется заключить брак между дофином и Маргаритой Фландрской. Толстосумы с Севера вчера прибыли сюда, чтобы обсудить детали. Король хочет расположить этих дельцов со звонкими гульденами и умасливает их при всяком удобном случае. Если они пожелают, то мистерия начнется лишь в полночь.

— Верно, — подтвердил тучный школяр по имени Робен Пуспен. — С тех пор, как в прошлом марте прелестная Мария Бургундская упала с лошади во время прогулки верхом по Брюгге, Людовик точит зубы, чтобы откусить пару сочных кусков от бургундского жаркого.

— Или, как поговаривают, ее сбросили с лошади, — глаза Жеана хитро блеснули. — Так или иначе, но королю Людовику пришлось кстати, что Мария последовала в могилу за своим отцом, Карлом Смелым [16]. Она не слишком хорошо относилась к союзу своей дочери с сыном Людовика.