Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (полная версия книги TXT, FB2) 📗
Как выяснилось позже, во многом это было обусловлено боязнью несанкционированного выпуска из себя мочи в связи с недержанием оной.
Словно ощущая своё историческое превосходство, Инна со снисходительной иронией, а иногда даже с сарказмом, относилась к своим сослуживцам, делая исключение лишь для интеллектуала, воспитанного и благородного Платона, иногда даже побаиваясь его.
Однажды, ознакомившись теперь уже с прозаическим творчеством Платона, невольно иронизирующим над некоторыми своими коллегами, Инна изрекла сакраментальное:
– «Да! К тебе на перо лучше не попадаться!».
Иногда Инна Иосифовна Торопова, лишний раз пытаясь доказать коллегам и клиентам свою важность и значимость, проявляла самоуправство.
Как-то раз на интересующийся звонок из Госдумы расслабившаяся и потерявшая чувство меры, а вместе с этим и видимость порядочности и воспитанности, Инна Иосифовна ответила несанкционированным отказом, сопровождавшимся незначительной грубостью и раздражением.
Однако «Те», непривыкшие не только к такому хамству, но и к отсутствию подобострастия в их адрес вообще, естественно это дело так не оставили и пожаловались самому академику А.И. Апалькову.
В итоге, от того досталось Надежде Сергеевне Павловой. Невольно узнавший об этом Иван Гаврилович Гудин, в присутствии Платона, как-то даже философски успокоил невинно пострадавшую их общую начальницу:
– «Они там все себя считают небожителями!» – невольно оправдал он Инну Иосифовну.
– «А Инка показала им, кто у нас истинный небожитель!» – добавил с иронией и горьким сарказмом Платон, вызвав просто дикий гогот Гудина.
Иван Гаврилович всегда очень радовался и веселился способности Платона вовремя вставить в разговор нужное слово, комментарий, придав чей-то фразе иронию или даже сарказм, невольно вызывая смех слушателей.
Так незаметно подкатило празднование Нового, 2005-го года, во многом повторившее предыдущее. История повторялась.
Но на этот раз Кеша часть новогодней ночи уже провёл неподалёку в компании одноклассников. Опять намечались вынужденные каникулы взрослых. Опять лыжи для Платона, и компьютер для отца и сына.
В этот учебный сезон Иннокентий неожиданно для всех увлёкся, в последние годы ставшими модными, уличными кулачными боями стенка не стенку, именуемую подростками, как «Fair play» (честная игра).
Эти бои проводились по весьма строгим правилам. Всего одним годом ограничивалась разница в возрасте между бойцами. Обувь разрешалась только лёгкая – кроссовки или кеды. Руки должны были быть без перчаток, но разрешалось обматывать их кисти боксёрскими бинтами.
Но особенно был строгим запрет на применение всякого рода, на жаргоне пацанов, «говна» (ножей, бит, цепей, ремней, кастетов, перстней, зажигалок и прочего).
Бои, или, как их называли сами подростки, «Махачи», проходили на полянах ближайшего Измайловского парка, или на выезде.
Ещё в начале осени, в сентябре, по какой-то причине девятый класс Иннокентия был вызван на дуэль десятым классом их же школы.
В результате вечерней разборки на поляне ближайшего парка из побитой кучи соратников уцелел лишь один Иннокентий, давший достойный, и особенно ощутимый их телами, отпор старшеклассникам. Это не осталось незамеченным зоркими людьми. И вскоре, польщённому вниманием и уважением старших, Кеше предложили вступить в организованную группу футбольных фанатов, именовавшую себя, не иначе, как «East Devils» (Восточные дьяволы), руководимую Алексом Зубовым, по кличке «Зуб».
Четырнадцатилетний, а более молодым участие в таких драках было запрещено моральным кодексом строителей капитализма, Кеша проявил себя в первом же поединке. Богатый опыт, накопленный им на хоккее, самбо, футболе и тэквондо, приумноженный его небывалой смелостью и отвагой, плюс отменная реакция – позволили Иннокентию сразу же стать одним из ведущих бойцов сообщества. За небывалый напор и бесстрашие в драках он вскоре даже получил прозвище «Crazy» (Сумасшедший).
Это Кешино увлечение, способствовавшее выплеску адреналина, продолжалось до самого марта, когда весенняя распутица и грязные поляны, а затем окончание учёбы и каникулы, надолго отложили до следующего спортивного сезона это новое развлечение московских подростков.
Последовавшее после каникул знакомство Иннокентия с девушкой совсем отвадили его от этого, в общем-то, пустого и ненужного занятия. Тем самым подросток невольно прекратил свой само грабёж, незаметно уносивший не только драгоценное время, эмоции, но и здоровье.
А очередной дачный сезон начался с печальной вести о кончине глубокой осенью прошедшего года соседа Евгения, жившего с семьёй через улицу напротив Платона. После давней операции аортокоронарного шунтирования Евгений, благодаря заботе жены Ларисы, прожил вместо отводимых в таких случаях десяти лет – тринадцать. Но новый инфаркт оказался последним для шестидесятисемилетнего главы семейства.
Платон с Ксенией очень переживали случившееся, так как очень любили и уважали его самого, как необыкновенно порядочного, справедливого, доброго, отзывчивого и неунывающего человека, так и его жену и сына.
Такая вопиющая несправедливость небес по отношению к хорошему человеку надолго выбили из колеи Платона и Ксению, временно отодвинув на задний план их другие земные мысли. В одном из разговоров с Ларисой Платон случайно узнал, что, оказывается, к нему влезли на двое суток раньше, чем он думал, то есть в ночь на понедельник.
Но соседи, Бронислав Иванович и Светлана Андреевна Котовы не сочли нужным ему об этом вовремя сообщить.
А на искреннее возмущение, во вторник приехавшей на дачу Ларисы:
– «Что же Вы Платону не позвоните?!».
Последовал непонятный ответ Светланы Андреевны:
– «А это значит брать на себя большую ответственность! А вдруг он там с любовницей был?».
Однако Лариса настояла на звонке, и он состоялся.
Да! Соседи мои очень странные люди! И по себе о других судят! Если у них в семье принято изменять своим супругам, что в своё время было замечено за Светланой Андреевной и стало совершенно естественным для их сына Алексея, то это вовсе не значит, что этим занимаются и другие люди! – мысленно возмущался Платон. Вскоре, также в самом начале наступившего нового дачного сезона, Платон услышал новость и о Мустафе. Оказывается зимой его, находящегося при исполнении своих обязанностей, очень сильно избили злоумышленники, да так, что тот надолго оказался в больнице.
Видно хорошо бог шельму пометил! – невольно подумал тогда Платон.
После этого подходящего для принятия решения случая руководство садоводческого товарищества отказалось продлевать трудовой договор с Мустафой, за которым всё-таки закрепилась слава «тёмной личности».
Вместе со сторожем из садоводческого товарищества естественно исчез и его долговязый племянник, активное участие которого в ограблении не вызывало у Платона уже никакого сомнения.
Поскольку на дачу к Платону залезли в конце сентября, так это точно были Мустафа с племянником. Ведь деревенские так рано не лазают. Они, как правило, ждут, пока уедут все дачники-пенсионеры, и воруют ближе к зиме или весной, сразу после схода снега, чтоб не оставлять на нём следы.
А тут в сентябре! Явно воры знали, кто на дачах, а кого, свидетелей, уже нет. Так что точно всё это указывает на Мустафу и его племянника.
Каждому своё! – мелькнула в голове банальная мысль.
Так бы и закончилась эта история, если бы не одно обстоятельство. Надо было всё-таки окончательно решать вопрос с соседями Котовыми и Кошиной об оплате ими давно построенного забора. Но природное стеснение и педагогическое воспитание не позволяли Платону так просто завести такой разговор, прежде всего с престарелыми, с детства уважаемыми им соседями.
