Заговор бумаг - Лисс Дэвид (чтение книг .txt) 📗
Он вроде бы мало изменился со времен моего детства. Я запомнил его громадным, с непомерно маленькими ртом, носом, глазами на широком пухлом лице. Теперь он казался скорее отталкивающим, чем внушающим страх. Но я знал, что, если бы он встретился мне на улице или даже если бы я увидел его издали, я застыл бы от ужаса,
Бегло взглянув на меня, Блотвейт отодвинул локтем мешавшие ему бумаги и набросился на следующий документ. Кипы бумаг покрывали всю поверхность стола. Некоторые страницы были целиком исписаны мелким почерком, на некоторых было всего по несколько слов. Я не мог представить, как человек, играющий столь важную роль в руководстве Банка Англии, мог жить в таком хаосе.
— Мистер Уивер, — наконец произнес он, отложил перо и посмотрел на меня. Старые часы, такие же широкие, как их хозяин, и в половину его ростом, начали хриплый звон, но Блотвейт продолжал, чуть повысив голос: — Садитесь, пожалуйста. Полагаю, вы изложите свое дело без каких-либо проволочек.
Садясь на казавшийся шатким стул перед столом, я заметил, как Блотвейт потянулся за листом бумаги, лежавшим на самом краю. Сделал он это естественно, но в то же время осторожно; тем не менее действие привлекло мое внимание, так же как и лист бумаги, который он закрыл рукой. Не знаю, что там было написано неразборчивым почерком, но в тот момент, когда Блотвейт отодвинул документ от меня подальше, в глаза бросилось не то какое-то слово, не то мысль или фраза. Свободной рукой он взял ближайший фолиант и накрыл им документ. Потом обернулся ко мне.
Увидев, что я за ним наблюдаю, он недовольно прищурился.
— Я в вашем распоряжении, — сказал он отрывисто. — Я отвел четверть часа для этой встречи, но оставляю за собой право прервать ее, если решу, что наш разговор непродуктивен.
Я не мог сказать определенно, но казалось, мое присутствие заставляло его нервничать. Мне было приятно оттого, что он меня боится, как когда-то в детстве я боялся его. Теперь мы были с ним на равных или, по крайней мере, почти на равных. Во всяком случае, он решил, что в его интересах меня выслушать.
— А что вы подразумеваете под продуктивностью нашей беседы? — сказал я, намеренно стараясь быть кратким.
Блотвейт непонимающе заморгал, как загнанное животное:
— А какие у меня могут быть ожидания? Это вы попросили о встрече.
Мне был неприятен его холодный, изучающий взгляд, и я поспешил переменить тему:
— Я здесь, мистер Блотвейт, так как расследую обстоятельства смерти моего отца.
Его лицо оставалось невозмутимым, но он что-то записал на листке бумаги.
— Странно, что вы пришли ко мне, — сказал он, не поднимая глаз. — Вы полагаете, я сведущ в управлении наемными экипажами?
Меня задела его реплика. Я понял, что, несмотря на все мои усилия казаться важным, я по-прежнему чувствовал себя маленьким мальчиком в присутствии Блотвейта, будто он был старшим родственником или учителем. Я понял, что, заставляя его нервничать, чувствован себя скорее хулиганом, чем сильным человеком. У меня ничего не выйдет, если всякий раз, когда он бросит неодобрительный взгляд, я буду съеживаться от страха. Я непроизвольно выкатил грудь и решил вести себя с ним так, как повел бы с любым другим человеком.
— Ничуть, — сказал я с некоторым раздражением, — но, насколько мне помнится, вам кое-что известно о моем отце.
Он снова поднял голову:
— Мы оба работали на бирже, мистер Уивер, занимаясь каждый своим делом. Я пришел на похороны вашего отца только из вежливости.
— Но вам было что-то известно о нем, — настаивал я. — Так говорят.
— Я понятия не имею, что вы слышали и чего вы не слышали…
— Тогда я вам скажу, — сказал я, довольный, что взял инициативу в свои руки. — Мне стало известно, сударь, что вы пристально следили за жизнью и деятельностью моего отца. Что вы были в курсе всех его дел, знали круг его знакомств, были осведомлены обо всех его поступках. Мне лично известно, что однажды какое-то время вы испытывали интерес к делам и поступкам его детей, но впоследствии этот интерес переместился на самого отца.
Он улыбнулся, приоткрыв непомерно большие неровные зубы.
— Мы с вашим отцом были врагами. Я вижу, вы не забыли. Несмотря на то что эта вражда прекратилась давным-давно с моей стороны, разумнее полагать, я знаю, что ваши ближние не столь великодушны. — Он молчал какое-то время. — Я следил за вашим отцом на случай, если бы он попытался причинить мне вред. Этого не произошло.
— Я надеялся, — продолжал я, — что, поскольку вы хорошо разбирались в делах моего отца, у вас могли бы быть какие-нибудь соображения о том, кто желал причинить ему вред.
— Почему вы решили, что кто-то желал причинить ему вред? Насколько мне известно, его смерть произошла в результате несчастного случая.
— Насколько мне известно, это не так, — ответил я и рассказал ему о подозрениях Уильяма Бальфура.
Блотвейт слушал, как студент на лекции. Он что-то записывал, пока я говорил. Похоже, он обдумывал противоречивые аспекты моего повествования. Когда я закончил рассказ, его настроение изменилось. Он счел рассказ забавным, качал головой и снисходительно улыбался своим крошечным ртом.
— Если Бальфур-сын только вполовину глупее Бальфура-отца, он глупец вдвойне. Послушайте, у меня нет презрения к бедности. Если у человека ничего не было с самого начала и ничего не оказалось к концу жизни, он такой же, как большинство людей на земле. Некоторые разбогатевшие люди смотрят с презрением на тех, кто беден, или на тех, у кого с самого начала не было ни гроша. Но я отношусь с презрением к тем, кто был когда-то богат и стал беден. У меня тоже были трудные времена, вы об этом, разумеется, знаете, но настоящий коммерсант может преодолеть временные трудности. Бальфур потратил все на сомнительные удовольствия и ничего не оставил семье. И я презираю его за это.
— Мне кажется, подозрения его сына небезосновательны, — сказал я. И, помолчав, добавил: — Не берусь обсуждать достоинства самого сына.
Он теребил краешек листка бумаги.
— У вас есть какие-нибудь доказательства этих подозрений?
Я решил пока никаких сведений не выдавать.
Я пришел, дабы узнать, что известно Блотвейту, а не как он будет реагировать на то, что мне уже известно.
— Будь у меня доказательства, — сказал я, — мне бы не требовалась ваша помощь. В данный момент у меня есть только подозрения.
Он склонился ко мне, словно хотел показать, что теперь я всецело завладел его вниманием.
— Признаюсь, у меня была личная антипатия к вашему отцу. Это сущая правда. Тем не менее в деловых вопросах я его уважал, как уважаю любого, кто поддерживает Банк Англии. Поэтому я готов сделать все, что в моих силах, дабы помочь вам. Таким образом я оказываю честь всем, кто уважает Банк Англии. Не скажу, что поверил в вашу фантастическую историю с заговорами, убийствами и пропавшими акциями, но, если вам необходимо провести расследование, я никоим образом не стану препятствовать.
Будет лучше, решил я, если я покажу, что ценю его так называемое великодушие.
— Благодарю вас, мистер Блотвейт.
Он в задумчивости поглаживал свой подбородок.
— Меня также возмущает тот факт, что кто-то может безнаказанно убить представителя вашей расы, — продолжал он. — Нет нужды говорить, что мы, диссентеры, почти так же гонимы, как вы, евреи. Я не вправе допустить, чтобы человек мог убить другого, не страшась наказания, поскольку его жертва не принадлежит Англиканской Церкви.
— Я уважаю ваше чувство справедливости, — осторожно сказал я.
Он откинулся на спинку стула и сложил руки на своей широкой груди.
— К сожалению, мне не известно ничего такого, что могло бы вам помочь. Могу лишь сказать одно: за несколько недель до несчастного случая до меня дошли слухи о вашем отце. Говорили, что каким-то образом он стал врагом «Компании южных морей».
Я пытался изобразить на лице умеренный интерес, хотя в голове у меня крутились тысячи вопросов, ни один из которых я не мог сформулировать. То, что до Блотвейта дошли слухи о вражде между отцом и Компанией, ничего не доказывало, но подтверждало важность рукописи, которую обнаружил мой дядя.