Ньюгейтская невеста - Карр Джон Диксон (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗

— Нет. Простите, я позабыл главное. Я сожалею о малютке Долли. — Даруэнт поставил бутылку среди соломы и воткнул в нее пробку. — Не знаю, где она сейчас! Если Долли не больна и не арестована, она бы навестила меня! Я говорю о Дороти Спенсер из театра «Друри-Лейн».

— Это ваша жена?

— Нет. Мне хватило здравого смысла не жениться на ней.

Этот приговоренный преступник, думал ординарий, ведет себя с почти сверхъестественным самообладанием. Несмотря на то что он слаб и изможден, в его голосе ощущалась сила духа.

Даруэнт вновь глотнул бренди, и его настроение изменилось.

— Черт возьми, падре, мы с вами как пара сов! У меня в куртке зашиты полсоверена [31]. На них можно купить еще пару бутылок бренди. Давайте устроим пирушку до утра!

— Вы намерены предстать в таком виде перед вашим Создателем?

— Откровенно говоря, да. Думаю, у Создателя хватит достоинства, чтобы компенсировать его отсутствие у меня... Нет, погодите! — Даруэнт внезапно ударил по стене скованным запястьем. — Прошу прощения. Это дешевая бравада и дурные манеры.

Серые глаза устремились на железную дверь камеры. Завтра он пройдет через Двор Раздавленных в комнату, где с него снимут оковы.

— Я не хочу умереть как трус. Но выглядеть жалким хвастуном еще хуже. Постараюсь уйти спокойно, без суеты.

— Теперь вы говорите как мужчина! — воскликнул ординарий, чье сердце преисполнилось сочувствием. — Позвольте убедить вас покаяться, чтобы вы могли рассчитывать на милосердие и спасение души. Молодой человек, вы приговорены к смертной казни за самое ужасное и отвратительное преступление... Простите, но я позабыл, за какое именно.

В глазах заключенного мелькнула ирония.

— Мне предъявили обвинение в убийстве. Считают, что я убил Фрэнка Орфорда на дуэли.

Воцарилось молчание. В соломе копошилась крыса, и Даруэнт машинально пнул ее скованной ногой. Преподобный Хорас Коттон застыл с открытым ртом и с недоверием на лице.

— Дуэль? — воскликнул он наконец. — И это все?

— "Колодцы глубже, а церковные двери шире, — процитировал его собеседник. — Но довольно и этого" [32].

На шее у священника вздулись вены.

— Черт возьми! — рявкнул он, поднявшись.

«Пугалу» хватило вежливости не расхохотаться. Но в налитых кровью глазах мелькнула усмешка.

— А теперь, падре, вы говорите как мужчина.

— Увы, да, — признал преподобный Хорас. — Да простит Господь своего недостойного слугу! Конечно, грех кровопролития достоин осуждения. Но дуэль... — Он потянул белые полоски ткани на шее. — Дуэль веками считалась привилегией джентльмена. Вот почему палата лордов сражается за нее когтями и зубами. По обычаю, если не по закону, ваше преступление должно было повлечь за собой заключение в Ньюгейте на несколько месяцев, возможно, на год, даже высылку, если у вас нет влиятельных друзей. Их у вас нет?

— Ни одного!

— Но виселица! Не понимаю! Кто был вашим судьей?

— Мистер Туайфорд. — Даруэнт усмехнулся. — Говорят, сей ученый судья в молодости фехтовал с другим ученым джентльменом. Противник не то случайно, не то по злому умыслу проткнул ему... ну, весьма необходимую деталь анатомии. Вы не находите это забавным?

— Снова бравада? — спокойно осведомился священник.

— Вы правы! Еще раз прошу прощения. — Но усмешка не исчезла с лица Даруэнта. — А тем временем семья Фрэнка Орфорда...

— Вы имеете в виду, — прервал ординарий, — лорда Франсиса Орфорда?

— Его самого. Шепелявого щеголя, который трясся над каждым пенни. А его родня между тем позвякивала гинеями перед присяжными. — Даруэнт больше не улыбался. — Но кого заботит причина их вердикта?

Преподобный Хорас глубоко вздохнул:

— Только что вы предложили, чтобы мы побеседовали как друзья. Ну так не бойтесь — вы видите перед собой друга.

Несколько секунд Ричард Даруэнт молча смотрел на него, потом закрыл глаза.

— Благодарю вас, падре, — сказал он наконец.

— А теперь, — продолжал священник, снова усаживаясь в нише, — расскажите мне все.

— Самое интересное, падре, — то, о чем ни разу не упомянули в зале суда. Никакой дуэли не было.

— То есть как это не было?

— Даю честное слово! Я не пьян и не безумен. Кто-то убил Фрэнка Орфорда и свалил вину на меня. Я его и пальцем не трогал.

— Но почему вы не заявили об этом на суде?

— Я не осмелился.

— По какой причине?

— Мне сказали, и, думаю, правильно, что в суде лучше не говорить правду. Это весьма краткая история, но в ней столько сверхъестественного, что в нее нелегко поверить. Кроме того, я отвлекаю вас от ваших обязанностей.

— Вы моя единственная обязанность. Говорите!

Ричард Даруэнт вновь прислонился к стене. Бренди притупило ощущение зависимости от цепей, сковавших запястья и лодыжку, и воображение унесло его за пределы камеры, к зеленой траве и деревьям. К Долли Спенсер!

Он снова видел перед собой просторы Гайд-парка, где коровы и лани пасутся под деревьями и куда высший свет ежедневно в пять часов вечера приезжает прокатиться верхом.

— Это произошло в Гайд-парке со стороны Пикадилли вечером 5 мая, — сонным голосом начал Даруэнт. — Было почти восемь, и уже темнело. Я прогуливался в одиночестве. Вокруг ни души. Франты с Пикадилли, должно быть, уже сели обедать, не собираясь вставать из-за стола до двенадцати или часу ночи. Если помните, с этой стороны парка находится белая деревянная ограда, как на ипподроме, с широким въездом для карет. Углубившись в парк ярдов на десять, я увидел эту чертову карету.

Даруэнт заколебался. Преподобный Хорас, видя, что заключенный находится в полудреме, остерегался прерывать его.

— Она выехала мне навстречу из-за деревьев, погруженных в сумрак, словно из призрачной страны. Это был не наемный экипаж — ярко-голубая карета, с золочеными панелями, как мне показалось, с каким-то гербом на дверце и запряжена великолепной парой гнедых. Но кучер отнюдь не напоминал архиепископа в парике, как обычно бывает. Это был худощавый, скверно одетый человек в шляпе с низкой тульей и лицом, обмотанным шарфом до самых глаз. Меня не напугало это зрелище — я всего лишь удивился, что такой странный кучер сидит на козлах великолепного экипажа и что кому-то пришло в голову ехать по парку в такой час. Шагнув в сторону, чтобы пропустить карету в направлении Пикадилли, я продолжал идти по траве, насвистывая. Я чувствовал себя счастливым и не слышал, как карета остановилась и кучер приблизился ко мне сзади, пока он не заговорил сквозь шарф: «Вы готовы?» — «Готов к чему?» — спросил я и только собрался повернуться, как удар по затылку лишил меня чувств. Я рухнул наземь, как Молине, когда его нокаутировал Том Крибб [33].

Даруэнт опять помолчал. Затем вздохнул и вопросительно взглянул на священника:

— Вы находите мою историю невероятной?

Ординарий облизнул губы. Взгляд его широко открытых светло-голубых глаз был печальным.

— Я не сомневаюсь ни в одном вашем слове, — ответил он. — Фактически...

— Да, падре?

— Я живу среди грехов и преступлений в этом месте, где даже бедняга, заключенный в тюрьму за долги, стучит чашкой о дверь, выпрашивая милостыню. — В голосе преподобного послышалось отчаяние. — Мои обязанности? Кто знает, в чем они? Могу лишь сказать вам, что другие люди тоже видели вашу призрачную карету и даже ездили в ней.

В сердце Даруэнта шевельнулось жалкое подобие надежды, но ординарий тут же остудил это чувство, взмахнув рукой.

— Пожалуйста, ни о чем меня не спрашивайте. Продолжайте!

Пожав плечами, Даруэнт вновь приложился к бутылке.

— Я пришел в себя, лежа на подвесной койке в карете, с крепко связанными руками и ногами, хотя сами веревки не были жесткими, с завязанными глазами и даже с затычками в ушах. Не хватало только кляпа во рту. Тем не менее я знал не только то, что нахожусь в карете, но и то, куда мы направляемся. Карета проехала девять миль, доставив меня к дому неподалеку от Кинсмира, в Букингемшире. Это был сельский дом Фрэнка Орфорда — точнее, его отца, старого графа. Других таких домов нет на расстоянии пятидесяти миль от Кинсмира.