Арестант пятой камеры - Кларов Юрий Михайлович (книга регистрации txt, fb2) 📗
«Мы знаем, - читал Стрижак-Васильев, - что борьба требует жертв, и мы жертвуем себя: нисколько не жалеем своих жизней («Опять Масленников!»), ибо глубоко верим в грядущую Всемирную Социалистическую революцию и в конечную победу рабочего класса… Просим товарищей не скорбеть о нашем уходе из мира сего, а просим продолжать наше будущее дело борьбы с буржуазной сволочью.
Да здравствует власть Советов!..»
Стрижак-Васильев бережно положил короткую полоску бумаги на столик, разгладил ладонью. Саднили занозой засевшие в памяти слова из Екклезиаста: «…Память о них предана забвению, и любовь их, и ненависть их уже исчезла…» Исчезла ли? То, чем жили мертвые, остается живым. И Арнольд Нейбут, и Масленников, и Рабинович, и Павел Вавилов не растворились в небытии. Они живут в нем, Стрижак-Васильеве, в Андрее Парубце, в тысячах других коммунистов, которые продолжают их дело, их любовь и их ненависть. Иначе все было бы слишком несправедливо и бессмысленно.
За окном шел снег. Мелькали и исчезали снежинки. Скрипнула дверь тамбура, вошел Парубец.
- Давно ждешь?
- Нет, только вошел.
На Парубце был френч цвета «хаки» и бриджи. Военная форма сидела на его ладно скроенной мускулистой фигуре как влитая, подчеркивая линию плеч и гибкость талии. Ему было около сорока, но, несмотря на седину и глубокую вертикальную морщину, рассекающую на две части низкий и широкий лоб, он выглядел значительно моложе своих лет. В серых под куцыми бровями глазах угадывалось добродушие сильного человека и легкий скептицизм - неизбежная дань возрасту.
- Смотрю, все стареешь?
- Ничего, когда наши возьмут Иркутск и Читу, начну молодеть, - пообещал Парубец.
- Перед Иркутском еще Новониколаевск и Красноярск, Андрюша…
- Ну, Новониколаевск - это дело дней, - уверенно сказал Парубец.
Здороваясь, он так сильно сжал руку, что Стрижак-Васильев невольно поморщился.
- Учти, я же гирями не занимался…
- Извини, - не без самодовольства усмехнулся Парубец. - На будущее учту. - И, увидев у Стрижак-Васильева гранки, сказал: - Хотел тебя попросить дополнить статью о Нейбуте, но ты теперь не успеешь.
- Почему?
- Пришлось пересмотреть сроки…
- Когда?
Видимо, вопрос прозвучал слишком резко. Парубец удивленно взглянул на Стрижак-Васильева и сказал:
- Через линию фронта тебя перебросят этой ночью, часа в три-четыре, под утро… - И, отвечая на невысказанный вопрос, объяснил: - Наши здорово жмут. Еще несколько дней, и застрянешь в пути, а то и фронт догонит. Тогда вообще все насмарку…
После побега раненый Стрижак-Васильев скрывался месяц в домике фельдшера Граевского. Сегодня он узнал, что Граевский за несколько дней до отступления белых из Омска был расстрелян, и как раз завтра собирался навестить его семью.
Парубец записал адрес Граевских.
- О них можешь не беспокоиться: все, что нужно, сделаю. Записку хочешь написать?
- Хочу.
Стрижак-Васильев написал несколько фраз, передал Парубцу.
- Ну, один камень с души снял?
- Снял.
- А еще много осталось?
- Порядочно. Ты же знаешь, что у меня не душа, а каменоломня…
- Если что-нибудь от меня зависит…
- Остальное, Андрюша, от тебя не зависит и от меня тоже…
- Интеллигентщина?
- Она самая.
Парубец крякнул, почесал висок.
- Мой тебе совет, Леша: кончится война, женись на ядреной бабе, малограмотной, от сохи, и наплоди с ней кучу детей, штук восемь-десять. Они тебе все камни расчистят.
- Попробую.
- Обязательно попробуй, - внушительно сказал Парубец и спросил: - Собраться успеешь?
- Мои сборы короткие: все движимое имущество на себе и при себе.
- Документы в паспортном бюро получил?
- Да, на имя капитана полка «черных гусар».
- Подлинные?
- «Липа». Но добротная.
- Чего ж они тебя с чином обошли? - пошутил Парубец. - Я бы полковника и то не пожалел.
- Я не чинодрал. Чего тебя Смирнов вызывал?
- По поводу твоей переброски. Кстати, предлагает мне перейти в политотдел армии.
- Согласился?
- Пока нет. Просил у него, чтобы меня вместе с тобой отправили. Пустой номер…
Парубец достал из кармана трубку, набил табаком, щурясь, закурил.
- Проводник у тебя будет опытный, из местных, все тропинки и тропочки наперечет знает…
- Ну, переход линии фронта в этой ситуации не проблема. А вот как с явками?
- С явками хуже, - признался Парубец, старательно раскуривая трубку. - Плохо с явками. Адреса старые: живы люди, нет ли - неизвестно. Наиболее надежно в Новониколаевске, а в Красноярске и Иркутске - шатко…
- Связь установить не удалось?
- Практически нет, - виновато сказал Парубец. - На фронте такая кутерьма, что о постоянной связи с подпольем можно только мечтать. Информацию получаем от случая к случаю. Сам знаешь, какое положение. Еще с прифронтовыми районами туда-сюда, а чуть глубже - полопались ниточки… Но из двадцати явок пять или, на худой конец, три должны тебе что-то дать?
- По теории вероятности должны, - согласился Стрижак-Васильев. - «Совет министров» в Иркутске?
- В Иркутске. А поезд «верховного» и поезд с золотом отходят вместе с эшелонами штаба фронта. Сейчас адмирал находится в Новониколаевске, но ты его там, видимо, уже не застанешь. Так что ориентировка прежняя: Красноярск или Иркутск. И там и там обстановка взрывная: эсеры и те зашевелились. Есть данные о подготовке восстания, но это скорей всего слухи: судя по всему, эсеры выдохлись окончательно…
Парубец располагал самыми различными документами, начиная от сводок контрразведки и кончая личными письмами колчаковских чиновников и офицеров, но обстановка менялась не только с каждым днем, но и с каждым часом. Поэтому значительная часть содержавшихся в них сведений успела устареть. И Парубец это понимал не хуже Стрижак-Васильева…
- С примерной дислокацией партизанских соединений познакомишь?
- Обязательно. Кстати, учти, что мы сейчас уделяем особое внимание согласованности действий партизанских отрядов с частями Пятой армии. В частности, все партизанские соединения в районах Ачинска и Иркутска, видимо, будут подчинены начальнику одной из дивизий армии.
Парубец достал потертую на сгибах карту и разложил ее на письменном столе.
- Начнем с Иркутска, - предложил Стрижак-Васильев.
- Давай с Иркутска.
Острие карандаша ткнулось немного повыше маленькой точки - села Усть-Кут. Где-то здесь проходила зигзагообразная линия Северо-Восточного фронта красных партизан Сибири. Низовье Ангары, бассейн Илима, Илимо-Ленское междуречье…
- Кстати, ты Екклезиаст читал?
- Нет, конечно. А что, прочесть?
- Пожалуй, ни к чему, - сказал Стрижак-Васильев и, помолчав, добавил: - Нерационально.
ТЕЛЕГРАММА ИЗ ИРКУТСКА
«Чрезвычайная, вне всякой очереди. Поезд верховного правителя до места нахождения…
Политическую обстановку считаю угрожающей… Иллюзиям предаваться нельзя, ибо почва для восстаний благоприятна. Чехи и прочие иностранцы обнаруживают растерянность, их действия нервозны и больше чем бестактны… Чехи, понимая безвыходность положения, не желая воевать, - мечутся между эсерами и большевиками, боясь активных выступлений… Они выражают полное недоверие к тому, что существующая власть способна остановить напор большевиков и уберечь страну от анархии. Такое недоверие к власти считаю типичным. Падение престижа правительства при опасных факторах народного недовольства - это всегда готовый взрыв порохового погреба…
Главуправдел Гинс note 2 . № 1156 (без даты)».
