Дело о старинном портрете - Врублевская Катерина (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Министр лукавил. Взгляд его оставался столь же цепким и холодным. Он размышлял, что мне известно о нем и виконте, и не мог найти ответа. Я с безмятежным видом пила чай и смотрела по сторонам, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Ни в коем разе не хочу затронуть государственные интересы, Николай Карлович, — после долгой паузы сказала я. — Но что же мне делать? Если вы утверждаете, что виконт де Кювервиль непричастен к убийству моего друга, то почему улики указывают на него? Есть у него летнее пальто с клетчатой пелериной? Есть. А рыжая борода? Тоже есть. Он был знаком с художником Протасовым, а также с его подругой Сесиль Мерсо. Это подтвердила Мона, она же Женевьева Мерсо, сестра погибшей. Конечно, это все косвенные улики, и любой адвокат расскажет мне о сотнях совпадений, но согласитесь, Николай Карлович, когда столько совпадений, дело становится подозрительным. И как быть? Отмахнуться от улик только потому, что такой достойный человек, как вы, называет мои предположения глупостями, ничем их не опровергая?
Позвольте мне официально заявить, уважаемая Аполлинария Лазаревна, — очень серьезно сказал Гире, — виконт де Кювервиль не имеет никакого отношения к этим преступлениям. Более того, я готов объяснить, почему он не может быть виновен в тех преступлениях, которые вы ему приписываете. Мсье де Кювервиль сейчас очень занят: мы с министром внутренних дел Дурново подготавливаем его визит в Россию — в частности, в Олонецкую губернию. Поэтому подозревать его в убийстве российского подданного накануне ответственного поручения, по меньшей мере, глупо. Я готов сообщить вам даже цель поездки. Как известно, Олонецкая губерния — край северный, озерный, с горными реками. В Ладожском и Онежском озерах водятся лососи и сиги. Вода прозрачнейшая. Вот об этом мы тогда и говорили с виконтом, сидя в пивной и пережидая ливень, который застал нас на Монмартре. Я ведь тоже человек и люблю иногда прогуляться по парижским бульварам.
— Виконт — страстный рыбак? — спросила я.
— Нет, — засмеялся Гире. — Он пескаря от щуки не отличит. Де Кювервиль едет инспектировать воду.
— Но зачем это надо французскому подданному?
Придется начать издалека, чтобы вам было понятно. Два года назад в нашей армии произошел несчастный случай, унесший множество жизней: низшие чины отравились водкой. Это наделало много шума. Оказалось, что водку изготовляют из чего попало, лишь бы горела. Многие поставщики пошли под суд, но проблемы это не решило. И тогда, по высочайшему повелению, этой проблемой занялся директор Главной палаты мер и весов, член-корреспондент Академии наук Дмитрий Иванович Менделеев. Недавно он представил доклад, в котором говорится о том, каково должно быть соотношение спирта и воды, чтобы водка получилась отменного качества и не вредила здоровью.
— И какое же? — не удержалась я.
— Это государственный секрет, Аполлинария Лазаревна, — слегка нахмурился министр.
— Простите, ваше высокопревосходительство, я не хотела.
— Ничего, ничего. Из прессы вы наверняка знаете о подготовке российско-французского договора. Государь император ежедневно получает мои депеши, в которых я отчитываюсь о своих действиях. Это огромная, многоуровневая работа, за которой пристально следят все государства, особенно Германия — противник этого союза. Мне даны особые полномочия, дабы довести до конца дело, ради которого я прибыл в Париж.
— А я вам мешаю своим расследованием, не так ли? — с вызовом спросила я.
— Отнюдь, — поморщился министр. — Вы даже не пешка, мадам, а так, легкая назойливая мушка, мотылек, что летит на огонь, невзирая на опасность. Уж простите мне это сравнение.
— Нет, нет, ничего…
— Есть другие силы, всячески препятствующие не только политическим интересам Российской империи, но и экономическим!
Гире отпил чаю и замолчал.
— А при чем тут водка? И виконт де Кювервиль? — напомнила я.
Один из пунктов договора предусматривает экспорт русской водки. Новой водки, по рецепту профессора Менделеева. Вот поэтому виконт и едет в Россию как личный представитель французского правительства и президента Рибо. Он будет осматривать ледниковые линзы Ладожского и Онежского озер и проверять качество воды, дабы лично удостовериться в том, что Россия поставит во Францию самую лучшую водку на основе кристально чистой воды — именно так записано в договоре. И это настораживает промышленников-виноделов из Бордо и Бургундии. Особенно из провинции Коньяк.
— Надо же! — удивилась я. — Я и не знала, что виконт наделен такими полномочиями.
— Именно! А теперь скажите мне, дорогая госпожа Авилова, способен ли человек, облеченный столь высоким доверием, бегать по Монмартру, чтобы убить художника, да еще русского?
— Думаю, что нет, Николай Карлович.
— То-то! — Он поднял указательный палец. — А вы, голубушка, цирк шапито устроили, с картинками разными ко мне на аудиенцию прорвались. Спутника своего подставили, господина Аршинова. Эх, не порол вас батюшка в детстве, баловал. А надо бы…
— Простите меня, ваше высокопревосходительство, — взмолилась я. — Я напрасно подозревала виконта де Кювервиля. А Николаю Ивановичу я помогу. Из наследства корабль снаряжу, я уже пообещала.
— Ох, бедовая голова, — погрозил мне пальцем Гире. — Из наследства… Кто ж так распорядился — молодой ветреной женщине наследство отписывать?
— Тетушка, Мария Игнатьевна, — пролепетала я.
— Видать, такая же ветреная женщина была, прости Господи. Вот что, голубушка, пусть Арши-нов завтра явится в отель и запишется ко мне на аудиенцию. И чтоб без вас и ваших штук, мадам! Вы меня поняли?
— Да, ваше высокопревосходительство, я вам крайне признательна.
— Прошу простить. — Он тяжело поднялся с дивана. — Время позднее, а мне еще бумаги просмотреть нужно. Спокойной ночи, Аполлинария Лазаревна, ступайте, вас проводят до дому.
И он медленно, по-стариковски ссутулившись, вышел из гостиной.
Путь в отель «Сабин» занял около полутора часов. Я уже не следила за дорогой — незачем. Устроившись в уголке кареты, я закрыла глаза и задремала. Так и проспала всю дорогу до дома. Помощник министра помог мне, сонной, выйти из кареты и, откланявшись, уехал восвояси.
— Боже мой! — всплеснула руками мадам де Жаликур. Рядом с ней стоял князь в протертом халате и укоризненно глядел на меня. — Где вы пропадали, Полин? Мы не спим, беспокоимся, а вас все нет и нет. Решили утром в полицию обратиться. Разве так можно?!
Она обернулась к Засекину-Батайскому, ища у него поддержки. Тот нахмурил брови, но ничего не сказал.
— Я была в кабаре, — ответила я, чуть пошатнувшись, и громко икнула. — Французы — очень приятные мужчины. Такие душки! Мне понравился один Жан… Нет, Поль… А, вспомнила, Жан-Поль! Завтра у нас с ним свидание. Какой мужчина! Нос! Прононс! В России таких кавалеров не бывает…
— Хорошо, хорошо, но это будет завтра. А сейчас поднимайтесь наверх и ложитесь в постель, уже третий час ночи, все добропорядочные парижане спят и третий сон видят.
— Парижане… — хихикнула я, взбираясь по лестнице. — Ну и пусть смотрят свои сны! А я буду танцевать! Жалко спать в таком чудесном городе.
Шатаясь, я поднялась по лестнице и, только закрыв дверь, сбросила с себя, как ненужную тряпку, пьяную улыбку. Помню только, что, уже сонная, я выставила свои ботинки за дверь и упала на кровать, забыв даже задернуть занавеси алькова.
Во сне я видела свой женский институт, а вместо нашей начальницы фон Лутц передо мной стояла мадам де Жаликур и отчитывала меня за пятно на фартуке.
Утром, когда я спустилась к завтраку, меня встретили настороженно. При моем появлении разговоры прекратились. Постояльцы и хозяйка глядели на меня во все глаза.
— Доброе утро, господа, — весело сказала я и разложила салфетку на коленях. — Прекрасная погода сегодня. Позавтракаю и пойду гулять в Люксембургский сад.
Мадам Ларок поздоровалась и с любопытством посмотрела на меня, а Засекин-Батайский привстал и поклонился.
