Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис (книги txt) 📗

Э, да я вас, сударь, знаю, прищурился – Эраст Петрович. Видел на балу. Князь… Как же вас назвал Доронин?

– Что ж, Онокодзи, это очень по-японски, – хмыкнул достопочтенный. – Дать выговор, а через неделю наградить повышением.

Да-да, вспомнил Фандорин, это князь Онокодзи, бывший даймё, владетель удельного княжества, а ныне светский лев и законодатель мод.

– Это, дорогой Алджернон, не награда – лишь занятие освободившейся вакансии. Но будет ему и награда, за ловко исполненную работу. Получит в собственность загородную усадьбу Такарадзака. Ах, какие там сливы! Какие пруды!

– Да, местечко славное. Тысяч, пожалуй, в сто.

– По меньшей мере в двести, уверяю вас!

В окно Фандорин больше не смотрел – не интересно, пытался сообразить, где может быть О-Юми.

На первом этаже ещё два окна, неосвещённых, но вряд ли Булкокс поселил содержанку рядом с кабинетом. Тогда где её покои? С фасадной стороны? Или на втором этаже?

– Ну хорошо, – донёсся голос британца, – А что с письмом принца Арисугавы? Удалось раздобыть копию?

– Мой человечек жаден, а без него никак не обойтись.

– Послушайте, я ведь, кажется, дал вам пятьсот фунтов!

– А нужна тысяча.

Вице-консул поморщился. Всеволод Витальевич говорил, что князь живёт на подачки Дона Цурумаки, но, кажется, не брезгует и побочными заработками. Да и Булкокс хорош – скупщик придворных сплетён и краденых писем. Впрочем, такова уж его шпионская служба.

Нет, навряд ли англичанин поселит туземную любовницу с фасадной стороны дома – все-таки он официальное лицо. Значит, скорее всего, окна выходят в сад…

Препирательство в кабинете продолжалось.

– Онокодзи, я вам не дойная корова!

– В придачу, за ту же сумму, можно получить списочек с дневника её величества, – вкрадчиво произнёс князь. – Одна из фрейлин – моя кузина, и многим мне обязана.

Булкокс фыркнул:

– Пустое. Какие-нибудь дамские глупости.

– Отнюдь не глупости. Её величество имеет обыкновение записывать разговоры с его величеством…

Незачем мне слышать эти гнусности, сказал себе Фандорин. Я, слава Богу, не шпион. Ещё слуга какой-нибудь увидит – и буду я фрукт почище этих двоих. «RUSSIAN VICE-CONSUL CAUGHT EAVESDROPPING» [23].

Он прокрался вдоль стены к водосточной трубе, осторожно подёргал – крепка ли. Некоторый опыт лазания по трубам у титулярного советника имелся, правда, из прежней, ещё до-дипломатической жизни.

Нога уже ступила на нижний обод, а рассудок всё ещё пытался сопротивляться. «Ты ведёшь себя, как сумасшедший, как презренный, безответственный субъект, – сказал рассудок. – Опомнись! Возьми себя в руки!»

«Это правда, – сокрушённо отвечал рассудку Эраст Петрович, – я совершенно спятил». Но раскаянье не заставило его отказаться от безумной затеи, даже нисколько не замедлило движений.

Дипломат ловко вскарабкался на второй этаж, опёрся ногой о выступ и попробовал дотянуться до ближайшего окна. Ухватился пальцами за раму и, мелко-мелко переступая, подобрался ближе. Сюртук наверняка перепачкался в пыли, но это Фандорина сейчас не заботило.

Хуже было другое – тёмное окно не желало открываться. Оно было заперто на задвижку, до форточки же достать не представлялось возможным.

Разбить? Нельзя, сбежится весь дом…

На пальце у титулярного советника лукавым блеском сверкнул алмаз – прощальный подарок виновницы опоздания на калькуттский пароход.

Находись Эраст Петрович в обыкновенном, уравновешенном состоянии духа, он, безусловно, устыдился бы самой мысли – как можно подарком одной женщины пробивать дорогу к другой! Но охваченный лихорадкой мозг шепнул лишь: алмаз режет стекло. А совести молодой человек пообещал, что снимет перстень и никогда в жизни больше не наденет.

Как режут алмазом, Фандорину известно не было. Он взял кольцо покрепче и решительно провёл черту. Раздался противный скрип, на стекле появилась царапина.

Титулярный советник упрямо поджал губы, приготовился налечь посильнее.

Нажал что было силы – и створка вдруг подалась.

В первый миг Эраст Петрович вообразил, что это результат его усилий, но в открывшемся тёмном прямоугольнике стояла О-Юми, Она смотрела на вице-консула смеющимися глазами, в которых отражались две крошечные луны.

– Ты преодолел все преграды и заслужил маленькую помощь, – прошептала она. – Только, ради Бога, не свались. Теперь это было бы глупо. – И совершенно неромантическим, но чрезвычайно практичным образом взяла его за воротник.

– Я пришёл сказать, что тоже думал о тебе эти два дня, – сказал Фандорин.

В дурацком английском языке нет интимного местоимения второго лица, всё you да you, но он решил, что с этого мгновения они переходят на «ты».

– Только за этим? – с улыбкой спросила она, придерживая его за плечи.

– Да.

– Хорошо. Я тебе верю. Можешь возвращаться.

Возвращаться Эрасту Петровичу не хотелось. Он подумал и сказал:

– Пусти меня.

О-Юми оглянулась назад. Шепнула:

– На одну минуту. Не больше.

Спорить Фандорин не стал.

Перелез через подоконник (уже в который раз за эту ночь). Протянул к ней руки, но О-Юми отодвинулась.

– Ну уж нет. Иначе минутой не обойдётся.

Вице-консул спрятал руки за спину, но объявил:

– Я хочу забрать тебя с собой!

Она покачала головой. Улыбка погасла.

– Почему? Ты его любишь? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Уже нет.

– Тогда п-почему?

И снова она оглянулась – кажется, на дверь. Впрочем, Эраст Петрович ни разу не поглядел вокруг, даже не рассмотрел толком, что эта за комната – будуар ли, гардеробная. Оторвать взгляд от лица О-Юми хотя бы на секунду казалось ему кощунственным.

– Уходи скорей. Пожалуйста, – нервно сказала она. – Если он увидит тебя здесь – убьёт.

Фандорин беспечно дёрнул плечом:

– Не убьёт. Европейцы так не делают. Он вызовет меня на д-дуэль.

Тогда она стала подталкивать его кулачками к окну.

– Не вызовет. Ты не знаешь этого человека. Он обязательно убьёт тебя. Не сегодня, так завтра или послезавтра. И не своими руками.

– Пускай, – не слушая, пробормотал Фандорин и попытался притянуть её к себе. – Я его не боюсь.

– …Но ещё раньше он убьёт меня. Ему будет легко это сделать – как мотылька прихлопнуть. Уходи. Я приду к тебе. Как только смогу…

Но он не выпустил её из рук. Коснулся губами маленького рта, весь затрепетал и опомнился, лишь когда она шепнула:

– Ты хочешь моей смерти?

Он отшатнулся. Скрипнув зубами, вскочил на подоконник. Наверное, с той же лёгкостью прыгнул бы и вниз, но О-Юми вдруг воскликнула:

– Нет, постой! – И протянула руки.

Они ринулись друг к другу стремительно и неотвратимо, будто два встречных поезда, по роковой случайности оказавшиеся на одной колее. Дальше – известно что: сокрушительный удар, столб дыма и пламени, всё летит кувырком, и один Бог знает, кто погибнет, а кто останется жив в этой вакханалии огня.

Любовники впились друг в друга. Пальцы не столько ласкали, сколько рвали, рты не столько целовали, сколько кусали.

Упали на пол, и на сей раз не было никакой небесной музыки, никакого искусства – только рычание, треск разрываемой одежды, вкус крови на губах.

Вдруг маленькая, но сильная рука упёрлась Фандорину в грудь, оттолкнула.

Шёпот в самое ухо:

– Беги!

Он поднял голову, затуманенными глазами взглянул на дверь. Услышал шаги, рассеянное насвистывание. Кто-то приближался, двигаясь снизу вверх – должно быть, по лестнице.

– Нет! – простонал Эраст Петрович. – Пускай! Все равно…!

Но её уже не было рядом с ним – она стояла, быстро приводя в порядок растерзанный пеньюар.

Сказала:

– Ты погубишь меня!

Он перевалился через подоконник, совершенно не заботясь о том, как упадёт – боком, спиной или даже вверх тормашками, однако – поразительная вещь – приземлился ещё удачнее, чем давеча, в «Гранд-отеле» – и нисколько не ушибся.