Похищенный - Коллинз Макс Аллан (бесплатные версии книг txt) 📗
Мебели там было немного: в разных местах стояло лишь несколько стульев с твердыми спинками и плюшевыми сиденьями. Миссис Мак-Лин не воспользовалась ни одним из этих стульев, а стояла у окна и смотрела на улицу поверх запорошенного снегом и удивительно чахлого бурого газона. Маленького роста, она была в желто-коричневом клетчатом капоте, который можно меньше чем за доллар приобрести в любой лавке. Она стояла ко мне спиной, но ее рука с сигаретой и бриллиантами и рубинами на пальцах была обращена ко мне; дымок от сигареты поднимался к изображенным на витражах голубям.
Дворецкий кашлянул и проговорил с таким выражением на лице, словно держал двумя пальцами за хвост дохлую крысу:
– Мистер Геллер пришел на встречу с вами, мадам.
Все еще стоя к нам спиной, она сказала:
– Спасибо, Гарбони.
Так я узнал, что он не англичанин.
– Оставьте дверь открытой, Гарбони. Я жду Майка с минуты на минуту. – У нее был чувственный гортанный голос, хрипловатый от непрерывного курения.
Он покинул нас, а я продолжал стоять вдалеке от нее, ожидая, когда она вспомнит про меня.
Она повернулась медленно, словно балерина на музыкальной шкатулке. Это была сумрачно-красивая женщина с печальными глазами, тонким носом и покрашенными кроваво-красной помадой губами, которые нельзя было назвать ни тонкими, ни толстыми. У нее были короткие темно-каштановые волосы, несколько локонов аккуратно лежали на ее гладком, бледном лбу. Скромный, достающий до пола халат был туго затянут лентой на ее тонкой талии; из-под него выглядывали серебристые комнатные туфли. Она была тонкой, почти крошечной, но зато груди ее были большими и высокими, а фигура и лицо не хуже, чем у красоток на картинах Чарльза Гибсона. Ей можно было дать лет тридцать, хотя сорок, наверное, были бы ближе к истине.
Она улыбнулась, но от этого глаза ее еще больше погрустнели.
– Мистер Геллер, – сказала она и быстро пошла ко мне, вытянув руку с красным маникюром на ногтях и украшенными драгоценностями пальцами. – Это очень любезно с вашей стороны, что вы приехали. И полковник Линдберг поступил очень любезно, послав вас сюда.
Я взял ее руку, не зная, следует ли мне поцеловать ее или нет, хотя ничего против этого не имел – надо же когда-то начинать. Но не успел я принять решение, как она потянула меня к одному из двух стульев, стоящих по обе стороны стола со стеклянным верхом, где переполненная окурками пепельница соседствовала с квадратной декоративной зажигалкой, таким же квадратным и декоративным портсигаром, на котором с модернистскими завитками были выгравированы три буквы: «ЭУМ».
Она присела на краешек стула напротив меня, положила ногу на ногу, полы ее халата разошлись, обнажив белые, гладкие и стройные ножки. Ей шло быть богатой.
– Извините меня за мой внешний вид, – сказала она, покачав обрамленной локонами головой и виновато улыбнувшись. – Когда я дома, я ужасная лентяйка.
– Вы выглядите совсем неплохо, миссис Мак-Лин.
– Если бы я знала, что вы окажетесь таким симпатичным молодым человеком, – улыбка ее превратилась в озорную, – то могла бы попытаться произвести на вас впечатление. Я ждала полицейского.
– Я и есть полицейский.
– Но не неряшливый и не толстый. – Она сбила пепел с сигареты в пепельницу. – Вы из Чикаго?
– Да, мэм.
– Я слышала, Гастона Буллока Минза там хорошо знают.
– Это так. Я сам никогда не встречался с ним, но я работаю в группе, занимающейся карманниками, и нам часто приходится сталкиваться со всякими мошенниками. И они прекрасно знают Минза.
– Возможно, вы считаете меня глупой, – сказала она с ухмылкой, которую адресовала самой себе, – за то, что я обратилась к этому мерзавцу. Но мне известно, что полковник Линдберг сам искал помощи у представителей преступного мира.
Ее забавно-нахальная речь должна была бы показаться мне нелепой, однако по непонятной причине я нашел ее очаровательной. Хотя не исключено, что очаровательными показались мне ее ноги. Или ее груди. Или ее деньги.
– Полковник Линдберг, – сказал я, – действительно пытался воспользоваться услугами преступного мира, чтобы вернуть сына, но недавно он прогнал бутлегеров, которые считали себя его посредниками.
– Но вас он не прогнал.
– Не прогнал. Я же не гангстер.
– Вы чикагский полицейский.
– Да, но это не совсем одно и тоже, хотя, надо признать, иногда разница не такая уж большая...
Она сузила глаза: то ли мой юмор до нее не дошел, то ли она была слишком занята своими мыслями, чтобы оценить его.
– Я с самого начала была убеждена, что это дело рук преступного мира. А если конкретнее, то к этому похищению скорее всего приложил руку ваш земляк Аль Капоне.
– Что ж, есть люди, которые согласятся с вами. Или по крайней мере не исключают такой возможности.
– И поэтому вас так далеко занесло из вашего Чикаго?
– Вы правы. Но, откровенно говоря, этот ваш домик пока самое далекое место из всех, куда меня заносило.
Из бального зала до меня донеслось шарканье собачьих когтей по деревянному полу. Это была большая собака. Я повернулся и увидел, как в комнату вбежал датский дог со слюной, свисающей с розовой челюсти. Если бы у меня был пистолет, я бы пристрелил этого сукиного сына.
Однако пес притормозил и, проскользнув на лапах, остановился возле миссис Мак-Лин, затем опустился и свернулся на полу подле ее стула, а она опустила изящную ручку и принялась почесывать его за ушами и под ошейником, сверкающим искусственными бриллиантами.
– Это Майк, – сказала она. – Он датский дог.
– Я вижу, что не пудель.
– Мой пудель умер несколько лет назад, – рассеянно проговорила она. Потом с трудом улыбнулась. – Я очень скучаю по остальным своим животным. В городе я держу только Майка.
– Вот как.
– Обезьяна и лама находятся во Френдшипе. Попугай тоже.
– Во Френдшипе?
– Это семейное имение Мак-Линов. Сельское имение. Нед сейчас живет в нем.
– Ваш муж?
– Да. – Она попыталась улыбнуться, но лицо ее лишь исказилось гримасой. – Раньше на территории этого имения был монастырь, но я сомневаюсь, что Нед ведет монашескую жизнь. – Она вздохнула. – Сейчас я нахожусь в довольно затруднительном положении, мистер Геллер. Вы видите, что мы с Недом живем раздельно. Мы сейчас спорим с ним из-за того, что не можем решить, кто с кем разводится.
– Понятно, – сказал я.
– Развод меня не пугает, но дело в том, что он хочет оставить детей под своей опекой. А он очень болен, мистер Геллер. Он душевнобольной. К тому же алкоголик. Пусть эта маленькая потаскушка заберет его. Но мальчиков и Эвелин я ему не отдам.
– Эвелин? Вашу дочь тоже зовут Эвелин?
Она улыбнулась слабой, но гордой улыбкой;
– Да. Правда, раньше ее звали по-другому. При крещении мы нарекли ее Эмили, но несколько лет назад, когда у ее отца и у меня возникли маленькие проблемы, она восстала против своего имени и заявила, что должна иметь другое. Мое имя.
Она снова начала ласкать собаку. Большой коричневый зверь прижался к полу, его украшенный драгоценностями ошейник поднялся, словно обруч, наброшенный ему на шею.
– Миссис Мак-Лин, что вас побудило принять участие в деле Линдберга? Я знаю, что у вас репутация филантропки, но...
Она улыбнулась уголком рта и сделала неопределенный жест рукой, держащей сигарету, полный самоуничижения.
– Но кроме того, я глупая, пустая, стремящаяся к славе светская женщина, правильно, мистер Геллер? Обе оценки правильные. Однако моя озабоченность, мое сочувствие Линдбергам – важнее любых социальных соображений, искренних или эгоистичных. Понимаете, мистер Геллер, их ребенок к моменту этого преступления был самым знаменитым ребенком в мире. Когда-то и я была матерью ребенка, находящегося в таком же нерадостном положении. Впрочем, вы молоды и можете не помнить этого.
– Как ни странно, я помню, кажется. Вашего сына называли «миллиондолларовым ребенком», верно?
– Точнее «стомиллиондолларовым ребенком». Но я называла его Винсоном.
