Роза в уплату - Питерс Эллис (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Утро дня перенесения мощей святой Уинифред выдалось ясным и солнечным, поднявшийся на рассвете легкий ветерок разнес запах гари над крышами домов Форгейта, а первый же человек, отправившийся на работу в город, доставил туда известие о пожаре, как только перешел мост. Лавки Вестье оно достигло, едва были открыты ставни и вошли первые покупатели. С перепуганным лицом, как у человека, который принес дурные новости и не знает, как их помягче изложить, Майлс влетел в комнату Джудит:
— Джудит, похоже, с несчастьями, которые вьются вокруг розового куста, еще не покончено. Случилась еще одна странная вещь, я только что услышал об этом. Сильно волноваться не надо, никто на этот раз не умер, никто не ранен, все не так страшно. Но я знаю, что ты будешь огорчена.
Длинное, словно задабривающее ее вступление не успокоило Джудит, несмотря на его тон. Она поднялась со скамьи у окна, на которой сидела рядом с сестрой Магдалиной:
— Что еще? Что случилось?
— Ночью был пожар, кто-то поджег розовый куст. Говорят, он сгорел, до последнего листочка, до корня. Не осталось ни бутона, ни веточки, а уж тем более цветка, чтобы уплатить тебе ренту.
— А дом? — в ужасе прошептала Джудит. — Огонь не перекинулся на дом? Он цел? Найалл не пострадал? Только куст?
— Нет, нет, больше ничего, не беспокойся ни о доме, ни о мастере, они в полном порядке. Говорят, никто не пострадал. Успокойся, все уже позади! — Майлс нежно обнял Джудит за плечи, по-братски улыбаясь ей прямо в лицо. — Все кончилось, могло быть и хуже. Только этот проклятый куст погиб, и я думаю, может, это и к лучшему — он был причиной стольких бед. Нелепая сделка, и хорошо, что ты избавилась от нее.
— Я не думала, что так получится, — с болью проговорила Джудит и мягко освободилась от объятия кузена. — Это был мой дом, я имела право подарить его. Я была в нем счастлива и хотела отдать его богу, хотела, чтобы над этим домом было божье благословение.
— Дом опять твой, дорогая, — сказал Майлс, — потому что в этом году нет розы, чтобы уплатить тебе за него. Ты можешь вернуть его себе за невыполнение условий договора. Ты можешь отдать его как свой вклад в монастырь, если решишься уйти к бенедиктинкам. — Улыбаясь, он искоса посмотрел своими ясными голубыми глазами на сестру Магдалину. — Или снова поселиться в нем, если захочешь. Или разрешить нам с Исабель жить там, когда мы поженимся. Что бы ты ни решила, сделки уже не существует. На твоем месте я бы теперь не торопился заключать новый договор.
— Я не забираю обратно подарков, — промолвила Джудит, — тем более у бога.
Майлс оставил дверь открытой, и в комнату доносились из зала приглушенные голоса работающих женщин. Внезапно в этот тихий гул ворвались другие голоса, послышавшиеся у входной двери в дом, — сначала мужской, вежливый и спокойный, а затем голос Агаты, в котором звучали любезные светские нотки. Сегодня в доме Вестье можно было ожидать многих посетителей, поскольку это был день похорон Бертреда. Через несколько часов его тело отнесут на кладбище.
— Довольно, — произнесла Джудит, отворачиваясь к окну. — Зачем сейчас говорить об этом? Если этот куст сожгли…
В ее словах послышался какой-то грозный, библейский отзвук, словно напоминание о неопалимой купине. Но тот куст, разумеется, не был пожран огнем.
— Джудит, дорогая. — На пороге появилась Агата. — К тебе опять пришел милорд шериф и с ним брат Кадфаэль.
Хью и Кадфаэль спокойно вошли. Ничего зловещего не было в их появлении, разве что вслед за ними в комнату вошли два сержанта из гарнизона и встали по обе стороны дверей. Джудит обернулась, чтобы поздороваться с пришедшими, думая, что они принесли ей известие о пожаре.
— Милорд, опять я и мои дела причиняют вам беспокойство. Кузен уже рассказал мне о ночном происшествии. Я от всего сердца надеюсь, что это последний всплеск в ужасном водовороте. Простите, что вам пришлось оторваться от дел, думаю, что теперь с этим будет покончено.
— Таково и мое намерение, — ответил Хью, отвесив полагающийся поклон сестре Магдалине, которая сидела у окна со своим обычным видом сдержанного достоинства, как женщина, прекрасно умеющая хранить молчание, когда того требуют обстоятельства. — Сегодня утром у меня дело, скорее, к мастеру Кольеру. — Он повернулся к Майлсу и с самым дружеским, самым располагающим выражением лица быстро и вкрадчиво спросил — тоном, не позволяющим заподозрить ничего дурного:
— Сапоги, которые были на Бертреде, когда мы достали его из реки, — когда вы дали их ему?
Майлс соображал быстро, но все же замешкался. На минуту у него перехватило дыхание, и, прежде чем он смог заговорить, ответила его мать, не сдержавшая свою обычную готовность поболтать и гордая тем, что ей известна любая подробность, касавшаяся ее сына:
— В тот день, когда нашли бедного мертвого юношу из аббатства. Помнишь, Майлс, ты побежал туда, чтобы привести Джудит домой, как только мы об этом узнали. Она пошла забрать свой пояс…
Майлс уже взял себя в руки, но остановить Агату, пустившуюся в объяснения, удавалось очень редко.
— Ошибаешься, матушка, — сказал он и даже слегка улыбнулся, как снисходительный сын, привыкший терпеливо относиться к забывчивости матери. — Это было несколько недель назад. Я увидел, что его сапоги износились до дыр. Я и до этого отдавал ему те, что сам уже не носил, — добавил он, поворачиваясь к Хью и прямо глядя во внимательные черные глаза шерифа. — Сапоги — дорогая штука.
— Нет, милый, — настаивала Агата, не слушая возражений. — Я хорошо помню. Такой день — разве можно забыть? Ты в тот же вечер заметил, что Бертред ходит почти босиком и что негоже человеку из такого дома, как наш, бегать по поручениям полуразутым.
Она говорила и говорила, не обращая ни на кого внимания, но постепенно до нее стало доходить, что ее сын стоит с побледневшим лицом, которое стало такого же цвета, как белки его обжигающе-холодных глаз, не отрываясь смотревших на мать, но не с любовью и теплом, а с ледяной, смертельной свирепостью. Приветливый голосок Агаты задрожал, она пробормотала что-то неразборчивое и замолчала. Если она ничем не помогла сыну, то, по крайней мере, убедила всех в своей собственной слепой добродетели.
— Вообще-то, кто его знает… — залепетала она трясущимися губами, пытаясь найти подходящие слова, чтобы угодить сыну и стереть с его лица это страшное выражение. — Пожалуй, я не уверена, я могу ошибаться…
Однако было уже поздно. Ненависть, сверкавшая в аквамариново-синих глазах Майлса, ослепила его мать, и слезы потекли у нее по щекам. Джудит стряхнула с себя оцепенение, в которое впала от неожиданности и потрясения, подошла к тетке и обняла одной рукой ее дрожавшие плечи.
— Милорд, разве это так важно? Что все это значит? Я ничего не понимаю. Пожалуйста, объясните…
Все и впрямь произошло столь внезапно, что Джудит не могла уследить за сказанными словами и не поняла их смысл. Лишь когда она заговорила, пришло озарение — резкое, страшное, как удар кинжала. Молодая женщина побледнела и замерла, переводя взгляд с Майлса, застывшего в молчании и осознавшего бессмысленность оправданий, на Кадфаэля, державшегося в стороне, затем на сестру Магдалину и на Хью Берингара. Губы Джудит зашевелились, беззвучно выговаривая: «Нет! Нет! Нет…» — но вслух произнести она ничего не могла.
И все же они находились в ее доме, и хозяйкой здесь была она. Посмотрев Хью прямо в лицо, без улыбки, но спокойно, она сказала:
— Я думаю, милорд, нет необходимости волновать мою тетю, мы прекрасно можем обсудить и уладить все это без нее. Тетя, тебе лучше пойти и помочь на кухне Элисон. Там полно дел, а сегодня для нее такой тяжелый день, не надо оставлять ее одну. Потом, позже, я расскажу тебе все, что нужно, — пообещала Джудит.
Если в ее словах и прозвучала нотка предчувствия чего-то ужасного, Агата не услышала ее. По-прежнему обнимая тетку, Джудит повела ее к двери, и та вышла из комнаты, наполовину успокоенная, наполовину ошеломленная, а Джудит вернулась и закрыла за собой дверь.
