Дочь палача и ведьмак - Пётч Оливер (книги серии онлайн .TXT) 📗
Куизль пренебрежительно оглядел орущую толпу. Он никогда не понимал, почему люди находили столько радости в казни человека, хотя сам зарабатывал этим на жизнь.
– Даже если бы настоятель захотел, – проворчал наконец палач, – он не смог бы помешать суду. Дела вроде этих разбирают в Вайльхайме. А в Эрлинге сами они разве что бродяг каких-нибудь вешают.
Между тем процессия уже принимала характер народного гулянья. Наряду с местными жителями повозки обступили и многочисленные паломники, так что возницы с трудом прокладывали себе путь сквозь толпу. Метр за метром обоз взбирался по склону к монастырю; впереди бежали дети и визгливые собаки, а люди показывали на деревянный ящик и уже расписывали в своем воображении участь колдуна.
– В Аугсбурге как-то колдуна сварили раз в кипящей воде, – заговорщицки прогнусавил старый крестьянин. – Он орал несколько часов, а потом пробормотал проклятие и отправился с громом и молнией в ад.
– Если они сразу признаю?тся, то их просто сжигают, – отозвался какой-то батрак с таким важным видом, словно каждый день бывал на таких судах. – Иногда палач душит их заранее или навешивает на них мешочек с порохом. Но только если он в хорошем настроении.
Старуха рядом засмеялась:
– Значит, нашему колдуну не повезло. Палач в Вайльхайме – тот еще стервец. У него за всю жизнь ни одного хорошего дня не было. Уж если кто и угодит к нему на дыбу, то орет бедолага так, что в Зеефельде слышно.
В толпе засмеялись, а Симону стало немного дурно. Притом что ему несколько раз довелось присутствовать на публичной казни, большинство из которых вершил его собственный тесть. Но предстоящее судилище обещало быть особенно жестоким. Лекарь знал, что колдунов и чародеев наказание ждало самое страшное. Он слышал об одной казни в Мюнхене, во время которой предполагаемого еретика сначала пытали раскаленным железом, затем колесовали и под конец сожгли на костре. Ведьмаков четвертовали, варили, заживо хоронили, а в прежние времена даже сажали на кол. Считалось, что лишь полное уничтожение тела могло разрушить злые чары.
Процессия добралась между тем до площади перед церковью. Солдаты соскочили с повозки и выстроились в коридор, чтобы судья Вайльхайма беспрепятственно прошел к церкви. Его превосходительство, видимо, пожелал сначала отсидеть мессу и только потом заняться обременительной переправкой заключенного. С важным видом, хотя и не без дрожи, шестидесятилетний граф выбрался по небольшой лесенке из кареты. Вся его внешность излучала взращенную с годами власть. Раздавшийся на дичи, вине и пиве живот стягивал бархатный сюртук, увенчанный жестковатым кружевным воротом, из-за которого приходилось властно вытягивать подбородок. Возле входа в церковь престарелого господина приняли молодой граф Вартенберг и приор. Брат Иеремия сказал ему несколько приветственных слов.
– А разве это не обязанность настоятеля? – спросила Магдалена. – И где он вообще?
Симон нахмурился:
– Очевидно, власть в монастыре сменяется быстрее погоды. Я вот думаю, расскажет ли приор судье о пропаже облаток или он все-таки надеется, что все прояснится до праздника?.. Смотрите, вон там!
Из церкви вышли трое монахов и один за другим поклонились графам.
– Ты посмотри, библиотекарь, келарь и наставник, – прошептала Магдалена. – Один краше другого! Теперь совет в полном сборе, если не считать настоятеля. По мне, так по меньшей мере у одного из них руки нечисты. – Она покачала головой. – Все как один ученые люди, но скверна проникает даже в университеты. Более того, чем человек начитаннее, тем совесть гаже.
Отец рядом с ней вдруг оцепенел, а потом хлопнул себя по лбу и злобно фыркнул.
– Остолоп! – выругался он. – И почему я раньше не додумался! Мне нужно еще раз повидаться с Непомуком, пока еще не поздно.
– Сейчас? – Симон в ужасе уставился на палача. – Но ведь солдаты!.. Некоторые из них наверняка уже возле сыроварни. Они спросят, кто вы, и тогда…
– Я должен! – резко перебил его Куизль. – Непомука, наверное, сегодня же переправят в тюрьму Вайльхайма. Тогда ему уже никто не поможет. Я знаю тамошнего палача. У мастера Ганса любой заговорит, даже если сказать нечего.
– Но что тебе еще нужно от Непомука? – спросила Магдалена. – Попрощаться решил?
– Хватит чушь нести! Мне нужно спросить у него кое-что. И молите Бога, чтобы Непомук смог ответить. Мне сразу надо было расспросить его об этом.
Симон с беспокойством взглянул на тестя.
– О чем расспросить? – Лекарь, на две головы ниже Куизля, ткнул его пальцем в грудь. – Вы говорили, что знаете, кто украл облатки. Ну, так кто же? Черт возьми, почему у вас каждое слово нужно выпытывать?
Палач ухмыльнулся, но в глазах у него читалась грусть.
– Слова выпытывать – это по моей части, – ответил он тихо. – Когда вы мне понадобитесь, я все вам расскажу. А до тех пор чем меньше вы знаете, тем лучше. Иначе додумаетесь до какой-нибудь глупости.
Без лишних слов палач растолкал стоящих рядом паломников и двинулся прочь стремительным шагом – словно корабль рассекал беспокойные волны. Симон с Магдаленой провожали взглядами его массивную фигуру, пока он не смешался с толпой.
– Куда ушел дедушка? – спросил Петер и недовольно дернул Магдалену за руку. – Почему он опять ушел, мама?
Женщина вздохнула.
– Дедушка твой – тот еще упрямец. Уж если вобьет что-нибудь себе в голову, то сам папа римский его не остановит… – Она наклонилась к старшему сыну и задумчиво погладила его по волосам. – Можешь сделать мне одолжение? Когда вырастешь, не становись таким же самодуром. – И невольно улыбнулась. – Хотя боюсь, что это у нас семейное.
Куизль проталкивался среди многочисленных зевак и паломников, а сам при этом бранился себе под нос и в который раз уже называл самого себя тупицей. Он понял наконец, что его так смутило прошлой ночью в доме часовщика. Оставалось только надеяться, что еще не слишком поздно.
Но у сыроварни его ждало разочарование: на посту действительно уже стояли несколько солдат из Вайльхайма. Внушительного роста молодчики в мундирах, вооруженные алебардами и мушкетами, внушали куда больше уважения, чем охотники, сторожившие до недавних пор аптекаря. И все-таки Куизль должен был попытаться проникнуть к Непомуку. Он подумал немного и принял самое наглое из возможных решений.
Палач надвинул капюшон на лицо и с латинскими молитвами на устах двинулся к солдатам; те встретили его недоверчивыми взглядами.
– Эй ты! Черноризец! – гаркнул один из них в посеребренном панцире; вероятно старший в карауле. – Чего здесь забыл?
– Здесь ли содержится монах Йоханнес, называемый также андексским колдуном?
Куизль старался говорить в как можно более властном тоне, он выпрямился во весь свой рост и строго взглянул на каждого из солдат.
– Э… а с кем имею честь? – ответил бригадир, несколько оробев.
– Генрикус Инзисторис из доминиканского монастыря Святой Магдалены в Аугсбурге. Настоятель поручил мне расследовать это дело в интересах церкви.
Ложь была столь очевидная, что лишь своим уверенным видом Куизль надеялся сбить с толку солдата. Вообще-то доминиканцы носили белые туники под черными рясами, и имя палач позаимствовал у одного известного инквизитора. Чтобы не вызвать лишних вопросов, Куизль бодро шагнул к двери.
– Ну, что еще? – спросил он резко. – Оглохли или колдун вам уши уже заговорил?
– Но… но… судья… – замямлил бригадир.
– Его известили. Не беспокойтесь, церковь лишь поможет советами Верховному суду, а все прочее…
Палач резко остановился перед солдатом и уставился на большое родимое пятно на его небритой щеке.
– Этот знак… – с явным беспокойством спросил он. – Давно он у вас?
Бригадир побледнел, поднял дрожащую руку к пятну, а товарищи смотрели на него с любопытством и перешептывались.
– Ну… с детства, то есть… всегда, можно сказать…
Куизль медленно обвел пальцем вокруг пятна.
