Непогребенный - Паллисер Чарльз (книги онлайн бесплатно txt) 📗

Слэттери был мужчина высокого роста, но ладонь, которую он небрежно протянул для рукопожатия, оказалась на удивление изящной. Хватка ее была настолько тверда, что я облегченно вздохнул, когда он быстро освободил мою руку.

– Прошу прощения, я слушал вашу игру минуту-другую, не более, – проговорил я.

– Я играл жутко, – отозвался он с обаятельной улыбкой.– Вы ничего не потеряли.

Черты его лица казались мне знакомыми. Недавно я их видел, но где – вспомнить не удавалось.

– Уверен, это не так, – пробормотал я первое, что пришло мне в голову.

– Клянусь, я никогда еще не играл так плохо здесь, в соборе. Не мог справиться со своими руками. Они действовали сами по себе.– Он вытянул пальцы вперед, как бы представляя на суд, и вгляделся в них с ироническим почтением, которое вызвало во мне странную тревогу.– Хорошенькое прощание с органом!

– Когда его вновь запустят, вы не раз еще на нем сыграете.

– Сомневаюсь.– Произнеся это, Слэттери улыбнулся Остину, который прежде неотрывно смотрел на него, но теперь опустил веки. Тут я заметил старика служителя Газзарда, который стоял невдалеке и глядел на нас. В его глазах я прочел неодобрение; в ответ на мой кивок он отвернулся.

– Не пойти ли нам глотнуть пива? – предложил Остин. Мы согласились и двинулись к выходу. Мы с Остином шли впереди, на Слэттери я оглянулся лишь за пределами Соборной площади и заметил в его походке не лишенную надменного величия хромоту. Тут же меня осенило, что Слэттери и был той хромающей фигурой, которую я видел прошлой ночью. Потому-то, вероятно, он и показался мне знакомым, хотя в моем мозгу дремали как будто и какие-то другие воспоминания. Если в переулке мне встретился именно он, то он же стоял ранее на галерее для органа. Но в таком случае как он смог незаметно спуститься с галереи и попасть на площадь?

Значит, там имеется другая лестница. Я замедлил шаги, дал Слэттери меня обогнать и пошел следом за ним и Остином.

Я радовался, что события, которые я готов был счесть мистическими, объяснились естественным образом, но в памяти сохранялся тревожный след явственно ощутимой злой воли, исходившей от этой фигуры. А кроме того, что делал там Слэттери в столь поздний час? Правда, подумалось мне, органная галерея – не самое неподходящее место для органиста. Вспомнил ли он, что видел меня накануне? Нет, решил я, вряд ли, иначе бы он как-нибудь себя выдал.

Остин с другом, опережавшие меня на несколько шагов, о чем-то тихо беседовали, наклоняя друг к другу головы. На секунду Слэттери схватил Остина за предплечье и не сразу отпустил. Вскоре мы вошли в таверну – при гостинице «Ангел» на Чансери-стрит.

Остин пошел к стойке, а мы со Слэттери устроились в нише у окна, выходившего на улицу.

– Вам нравится преподавать, мистер Слэттери? – спросил я, подыскивая тему, которая интересовала бы нас обоих.– Фиклинг говорит, вы учительствуете в школе певчих, а также имеете в городе частных учеников.

– Нравится? Для меня это как тюремный приговор. В молодые годы я питал к музыке настоящую страсть, а после того, как мой отец, записной пропойца, не только не озаботился тем, чтобы дать мне другую профессию, но и покалечил меня под пьяную руку, пришлось волей-неволей зарабатывать музыкой себе на хлеб. И вот из-за этого мой интерес к музыке почти совсем потух.

Ничем не выдав, что удивлен этим замечанием, я продолжил:

– Однако, если не ошибаюсь, мальчики певчие одарены музыкальными способностями? Должно быть, это благодарные ученики.

– Если бы хормейстер знал свое дело, так бы оно и было. Но он в музыке не силен, а потому, набирая учеников, смотрит на что угодно, только не на голос и музыкальный дар.– Просияв улыбкой, он добавил: – Постепенно я и сам притерпелся к посредственности; да и чего же другого можно ожидать от этой чертовой дыры.

Тут возвратился Остин, неся выпивку. Уловив последние слова своего друга, он вгляделся в него, как мне показалось, с беспокойством.

– Вы давно здесь живете? – спросил я.

– Лет восемь или девять. Впервые я приехал, потому что у меня здесь живет род... – Он прервался и, прежде чем продолжить, бросил взгляд на Остина.– Я хотел сказать, у меня здесь жила родня. В том, что я остался, виновата проклятая лень. Я тот сом, который забивается под корягу не потому, что ему там хорошо, а по наклонности к безделью.

– А сомы – бездельники? – Эта мысль меня позабавила.

– А разве у них есть дела? – парировал Слэттери и с ухмылкой отпил из стакана.

– На свете есть места и похуже, чем английский город с собором, – рискнул заметить я.

– Но есть и лучше. Где звучат музыка и смех, где улицы залиты солнечным светом.

– Вы говорите об Италии? Он кивнул.

– Вы хорошо изучили эту страну?

– Не совсем, но надеюсь изучить лучше. В Италии я провел свои счастливейшие годы. Прежде всего, там селятся самые интересные из англичан. Все те, например, кто не вписывается в тесную ячейку официального брака, куда нас загоняет протестантство. Там я познакомился с Фиклингом.

– В самом деле? Я думал, вы встретились здесь.

– Нет, наше знакомство состоялось в Италии. Последовательность обратная: свой пост в соборе я получил через Фиклинга. Нас представили друг другу наши общие друзья во Флоренции, которые знали, что мы оба имеем отношение к Турчестеру. Я случайно упомянул, что только-только нанес непродолжительный и довольно бесплодный визит своей здешней родне. Так что, сами понимаете, с Италией у меня связано немало приятных воспоминаний. Итальянцы так любят музыку. И понимают ее. А здесь я играю с каждым днем все хуже – не метать же бисер перед свиньями. Кроме того, как бы плохо я ни играл, соперника у меня нет. Я стал ненавидеть собственную игру.

– Не так сильно, как прихожан, – заметил Остин.

– Посему обе стороны будут равно довольны, если орган неделю-другую простоит без дела.– Потом он мягко добавил: – Но, похоже, мне в любом случае не придется больше на нем играть.

– Правда ли, что починка займет столько времени? – спросил Остин.

– А знаешь...– начал Слэттери. Проигнорировав вопрос Остина, он вознаградил его заговорщической улыбкой, обращенной также и ко мне. – Я выяснил у этого придурка Бал-мера, смотрителя, как рабочих угораздило наворотить дел. Во вторник вечером в соборе появился какой-то любитель совать нос в чужие дела и стал убеждать этого зануду Газзарда, что первоначально задуманный план работ губителен, и предложил новый, от которого пошли все беды. Газзард – чтоб его черт побрал – передал этот нескладный совет Систерсону, поскольку Балмер как раз хоронил кого-то из своих бесчисленных братьев и сестер. И ризничий – чего и ждать от такого безмозглого идиота? – распорядился пустить трубы другим путем и навлек на свою дурацкую башку кучу неприятностей.

– Я подозреваю, рабочие сделали не совсем то, что им посоветовали, – сказал я.– А следование первоначальному плану привело бы к еще более печальным результатам.

– Так испортить дело вряд ли смог бы даже остолоп Балмер. Теперь им придется укреплять часть пола и стену трансепта, и один черт знает, когда это кончится. Того и гляди, все треклятое здание обрушится на их пустые головы. Но мне-то теперь что за дело?

Он усмехнулся и сделал большой глоток эля. Я поймал взгляд Остина и отвел глаза.

– Не обитаете ли вы, мистер Слэттери, в одном из этих прелестных домиков на Соборной площади? – спросил я, чтобы перевести разговор на менее щекотливую тему.– Они на редкость живописны.

– К сожалению, нет. По сравнению с моим обиталищем даже хибара Фиклинга покажется епископским дворцом. Я живу в квартире на занюханной улочке, здесь, поблизости.

Следуя ходу собственных мыслей, я спросил наобум:

– Ваша супруга, должно быть, досадует, что к вашей должности не прилагается один из этих замечательных старых домов близ собора.

– Моя супруга? – Он удивленно улыбнулся, потом вскинул голову и рассмеялся.– La dame n'existe pas [6].