Ларец Марии Медичи(без илл.) - Парнов Еремей Иудович (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации txt) 📗

Глава 11

Герцог-кардинал

Арман Дюплесси де Ришелье зябко поежился и придвинул ноги поближе к каминной решетке. Буковые поленья уже рассыпались на тлеющие угли и давали ровное, убаюкивающее тепло. Старинное кресло с высокой спинкой и широкими, смягченными атласными подушками подлокотниками навевало дремоту. Высокие стрельчатые окна потемнели и превратились в синие зеркала, за которыми уже едва угадывались очертания веток.

Большой зал, где герцог-кардинал предавался приятной грусти вечерних часов, только что опустел. Писцы, которые сидели вокруг овального стола, заваленного ворохом книг и бумаг, чинно вытерли свои перья, отвесили почтительный поклон креслу у камина и отправились по домам. Дежурные пажи ушли в свою каморку, отделенную от кабинета фламандским гобеленом.

Камин догорал. Красноватый отсвет его сумрачно дрожал в застекленной черноте книжных шкафов, горячо и суетливо теплился на золоченой бронзе канделябров. Великий человек тронул колокольчик. Возник длинноногий паж в зеленых чулках и по знаку кардинала зажег свечи.

Ришелье блаженно потянулся, стряхнул с атласного шлафрока вылетевшую из камина снежинку пепла, поправил красную крохотную скуфейку и глянул в венецианское зеркало. Его редкие белесые волосы явно требовали завивки, да и миниатюрную седую бородку не мешало немного подправить. Придется отдать завтрашнее утро куаферу [9]. Как-никак, а вечером парижский парламент дает ежегодный бал.

Лицо кардинала нахмурилось, уголки узких губ заострились. Он увидел в зеркале, что у скрывающего дверь гобелена стоит францисканский монах в серой, подхваченной веревкой рясе и сбитых сандалиях на босу ногу.

Отец Жозеф, как обычно, вошел совершенно бесшумно. И сотый раз Ришелье поймал себя на том, что испытывает в присутствии капуцина странную скованность, какое-то гадливое опасение. И это чувство было подобно тому безотчетному ощущению, которое вызывает близость затаившейся змеи.

Ришелье с минуту всматривался в темное, изрытое оспой лицо отца Жозефа, которого называли заглазно «серым преосвященством» и «тенью кардинала».

И это была правда. Отец Жозеф был его тенью. И ведь чем ярче сияет солнце над человеком, тем чернее становится тень.

Отец Жозеф поймал в зеркале настороженный взгляд кардинала и наклонил голову. Мелькнула свежевыбритая тонзура.

— А, это вы, дорогой Жозеф? — С наигранной живостью Ришелье повернулся на каблуках. — Как всегда вовремя. — Он повернул кресло боком к камину и сел, поставив ноги на скамеечку, под которой устроилась свернувшаяся в пушистый ком кошка.

Не ожидая приглашения, отец Жозеф взял стул и подсел к кардиналу. Кошка встрепенулась, недовольно мурлыкнула и прыгнула кардиналу на колени. Ришелье приласкал и успокоил ее.

— Что скажете? — спросил он, легонько щекоча теплое кошачье ухо.

— Есть новые сведения о завещании Нострадамуса, монсеньор.

— Я ничего не слыхал о таком завещании. Разве оно есть?

— Нострадамус сделал предсказание на сто лет вперед, В частности, он предсказал, что…

— Я не интересуюсь предсказаниями…

Быстрые, чуть косящие глаза отца Жозефа нетерпеливо сверкнули.

— Но великий астролог оставил наследство…

— Вот как? И большое?

— Да, монсеньор. Огромное. Неисчислимое.

— Неисчислимых капиталов не бывает. На то и существует у нас сюринтендантство. Сколько?

— Это не деньги, монсеньор.

— Что же? Предсказания грядущих событий? За это я не дам и одного су.

— Нет, монсеньор, не предсказания. — Отец Жозеф медлил, сросшиеся над переносицей лохматые брови недовольно дрогнули. — Наследство Нострадамуса — власть над видимым миром и миром невидимым. Это долголетие, монсеньор. Возможно, даже бессмертие.

— В самом деле? — Ришелье сухо рассмеялся. — Судьба видимого мира в этой руке. — Он крепко сжал костлявый кулачок и сунул его монаху под нос. — Над миром невидимым властен только Бог, а бессмертие — враки. Если Нострадамус знал такой секрет, то отчего же не испробовал на себе? Разве прах его вот уже много десятилетий не покоится в земле? Что скажете на это, Жозеф?

— Вы, как всегда, правы, монсеньор. Быть может, наследство чернокнижника и не стоит внимания, но все дело в том, в чьи руки оно попало…

— Договаривайте!

— Известно, что у Нострадамуса были магические четки, сделанные из индийских самоцветов, которые именуют «глаз тигра» за свое поразительное сходство с глазами оных хищников. — Отец Жозеф покосился на блаженно урчащую кошку.

И словно почувствовав это, животное приоткрыло сверкнувшее золотым пламенем око.

— Мне рассказывали об этих четках, на которых каббалистическими знаками была вырезана какая-то чушь.

— Секретная формула, монсеньор. Причем только на одной четке, седьмой от конца.

— Знаю, знаю, — кардинал небрежно махнул рукой. — Сказки для малых детей. Кому же досталось это сокровище?

— Клоду де Ту, монсеньор.

— Клоду де Ту? Кажется, мне знакомо это имя. Кто он, Жозеф?

— Монсеньор должен помнить этого шевалье по некоторым событиям, имевшим место сразу же после переговоров с Испанией.

— Так вот он кто! Ну конечно, Жозеф, я помню. Волокита и заговорщик! Как же! Дамский любезник и опасный смутьян в одном лице. Почему он не попал тогда в тюрьму, Жозеф? Что спасло его от эшафота на Гревской площади?

— Вашему преосвященству было не до него.

— Вы хотите сказать, что я просто забыл о нем?

— В то время нам было не очень удобно задеть отцов-изуитов.

— Де Ту — иезуит?

— Более того… Фаворит генерала ордена.

— Это ничего не значит. Если он опасен…

— Фаворит прежнего генерала, монсеньор.

— Тем паче.

— Но шевалье состоит в чине провинциала. Он испанский гранд и родственник герцога Медины.

— Какого Медины? Медины-Сели или Медины-Сидонии?

— Медины-Сели, монсеньор.

— Это не спасает, Жозеф, вы хорошо знаете. Будь он хоть принцем крови… Так он опасен?

— Несомненно, — жестко отрезал отец Жозеф. — А своим положением в ордене и связями в Эскуриале опасен вдвойне.

— Тогда устраните его, и дело с концом… Но послушайте, Жозеф! — Ришелье всплеснул руками. — При чем здесь четки Нострадамуса?

— Вы не желаете слушать о тайнах, монсеньор.

— Не желаю слушать о тайнах? Да я только то и делаю, что занимаюсь ими! Тайные заговоры, тайные интриги… Я защищаю от них Францию, сударь!

— Здесь иная война, монсеньор. Она не в сфере политики.

— Тогда вы правы, Жозеф, черная магия меня действительно не занимает.

— А алхимия, монсеньор?

— Алхимия — другое дело. Это наука о природе. Но, насколько мне известно, еще никто не научился превращать металлы и не добыл философский камень, дарующий ясновидение и бессмертие. И при чем здесь астролог Нострадамус?

— Есть в Сорбонне один студиозус, говорят, способный алхимик. У него крохотная лаборатория в Ситэ, недалеко от Нотр— Дам. Ежели монсеньору будет угодно, я прикажу доставить его сюда. Он может рассказать много любопытного: и о четках Нострадамуса, и о Красном льве алхимиков, и о похождениях некоего друга герцогов Медина-Сели и Альба…

— Давайте его сюда, Жозеф, этого вашего студиозуса. — Ришелье схватил колокольчик, но не позвонил и медленно, словно о чем-то раздумывая, поставил на каминную доску. — Очевидно, мне предстоит услышать интересную историю?

— О да, монсеньор! Весьма интересную.

— И конечно же, про чудеса?

— Про чудеса, монсеньор.

— Тогда я предпочитаю увидеть молодого алхимика в более привычной для него обстановке… Ну, скажем, в лаборатории. Быть может, там я буду более склонен поверить в чудо, чем у себя в кабинете. Вы сможете найти логово студиозуса?

— Я бывал там, монсеньор.

— Мы застанем его?

— Скорее всего. Он работает по ночам, а днем отсыпается, если, конечно, не надо идти в Сорбонну.

— Тогда едем! Разумеется, инкогнито. — Кардинал вновь схватился за колокольчик и потряс им над головой. — Оливье! — бодро улыбнулся он вбежавшему на звонок пажу. — Мундир и карету.