Непогребенный - Паллисер Чарльз (книги онлайн бесплатно txt) 📗
– Однако он был лицо духовное, – вмешался я.– Сан требовал уважения, пусть даже его носитель был алчным и бесчестным интриганом.
Старый джентльмен вышел из роли и сурово заметил:
– Вы – Фрит!
– Прошу прощения. Что вы имеете в виду?
– Это ваша роль. Поэтому не нужно говорить о нем. Особенно в таких выражениях. Говорите от его имени и защищайте себя.– Внезапно он вновь превратился в юного офицера.– Господин настоятель, вы не покинете этот дом без моего разрешения.
– Я представитель церкви, – произнес я не слишком уверенно.– Вы обязаны проявлять ко мне уважение.– И с сознанием своего величия добавил: – Юный сэр.
– Вы дурак, сэр, – сурово отозвался хозяин, и я почувствовал, что краснею.– Причем дурак безнравственный, поскольку занимаетесь политиканством ради собственных целей, рискуя многими жизнями.
– Бред.– Моя реплика была несколько вялой. Старый джентльмен, на миг возникнув, нахмурился; это значило, что мне следует лучше стараться. Затем он мгновенно исчез вновь.
– Вы предатель, сэр. Вы надеетесь, что, если вы поможете отвоевать город для короля, вас вознаградят епископским саном. За всем, что вы делаете, стоит корыстный интерес.– Договорив, он отвернулся и стал рыться в куче документов.
– Чем же вы можете подкрепить подобное утверждение? – вопросил я негодующим тоном; как ни странно, мне захотелось защитить Фрита.
– Рассказами о том, как вы вели себя прежде, – отозвался собеседник, откладывая в сторону документ.– Вы алчная и честолюбивая посредственность; возвышения вы добились, раболепствуя перед начальством и помыкая нижестоящими. Вы ограбили фонд и присвоили себе имущество колледжа.
– Я отвергаю эту клевету. Собственностью колледжа я завладел лишь затем, чтобы она не была конфискована вашими друзьями, сторонниками парламента.
– Тьфу! Если вы говорите искренне, то это показывает, как легко вы оправдываете себя в собственных глазах, что служит признаком глубоко укоренившейся нечестности. Или вы хотите сказать, что вас никогда не посещали постыдные честолюбивые мысли, что вы не мечтали возвыситься? Что вам ни разу в жизни не хотелось присвоить чужое? – Он пронизывал меня взглядом, и я не знал, играет он роль или действительно обвиняет меня. Не прочел же он мои мысли? Вспомнив об искушении, которому подвергся недавно, я покраснел.
– Я... Нет.
– Вы требуете уважения к сану и все же замыслили убийство Уильяма Бергойна, чтобы избавиться от соперника, претендовавшего на должность настоятеля. За одно это я привлек бы вас к суду и.повесил, и никто в городе не пролил бы над вами слезу.
– Я не замышлял его смерти.
– Что же, вы не стремились его уничтожить?
– Да, я его ненавидел. Ненавидел за то, что он, пользуясь незаслуженными преимуществами, собирался сделаться настоятелем вместо меня. И еще за то, что он умнее меня! – взвился я. Что заставило меня это выкрикнуть?
– Если вы намерены убить всех, кто умнее вас, вам немало придется попотеть.
Прежде чем я успел произнести слово в свою защиту, хозяин, все еще в роли молодого офицера, сказал:
– Вышло, однако, что я рассчитал неправильно. Видя, как поступают с человеком, которого они, при всем к нему презрении, все же признали своим главой, горожане разъярились. В то же день озлобленная толпа явилась на Соборную площадь, чтобы его спасти. Снова мне пришлось приказать своим людям открыть огонь, и на этот раз несколько человек было ранено. Мне ясно, что в следующий раз горожане выступят организованней и большими силами, и тогда нам несдобровать. Так вот, сэр, что мне делать?
– Согласен, перед вами трудная дилемма. И что вы предприняли?
– Мне нужно найти способ избавиться от настоятеля, но сделать это таким образом, чтобы запятнать его в глазах горожан. Мне известно, что они презирают его за жадность и продажность, а в истории с Бергойном подозревают и нечто худшее. Необходимо напомнить им об этом. Тем или иным способом я должен отделить Фрита – общественного деятеля и символа сопротивления – от Фрита – презираемого частного лица. Необходимо его опозорить, выставив на общее обозрение его известные слабости. Я знаю, что Холлингрейк, казначей, злится на него за какую-то давнюю совместную затею. Нет врагов более жестоких и готовых к мести, чем прежние союзники – как и прежние любовники. Я велел негласно привести его ко мне.
– Господин казначей, – внезапно обратился он к Остину, отчего тот вздрогнул, – понимаете ли вы, что действия Фрита угрожают самому существованию фонда? В своей жажде чинов и богатства он, того и гляди, навлечет на ваши головы гнев парламента.
Меня немало утешила реакция Остина, который с открытым ртом уставился на старого джентльмена. Я справился лучше, чем он.
– Да что вы, – запротестовал я.– Неужели, по-вашему, Холлингрейк был замешан в это дело?
Хозяин не отрывал взгляда от Остина.
– Собор и все его человеколюбивые труды поставлены на карту этим азартным игроком, этим бессовестным негодяем, ограбившим собственную семью.
На лице Остина, воззрившегося на хозяина, был написан откровенный ужас, и я начал подозревать, что на самом деле он исполняет свою роль лучше, чем я. А что означали слова, будто Фрит ограбил свою семью? Я об этом ничего не знал.
– Я прошу, чтобы вы помогли мне с ним разобраться.
– Вы предполагаете, что существовал заговор? – воскликнул я.
Старик хозяин обратил ко мне холодный взгляд своих молодых глаз:
– Это оправдано ситуацией. Идет гражданская война; если я потеряю контроль над общественным порядком, может погибнуть множество народу. Кроме того, город перейдет в руки противника. В таких обстоятельствах вполне допустимо пожертвовать одной жизнью.
При этих так хладнокровно сказанных словах у меня по коже подрал мороз.
– Но кто однажды принял этот принцип, будет применять его снова и снова, – возразил я.– Всегда найдется оправдание тому, чтобы пожертвовать одной жизнью ради спасения многих.
– Иногда это бывает правильно, – бесстрастно произнес старик.
Его замечание меня поразило. Он, кажется, понял, о чем я думаю.
– В конце девятнадцатого века, ведя безопасное и удобное существование, трудно, наверное, поставить себя на место человека, вынужденного к решительным действиям, – сказал он.– Что бы вы сделали в таком случае, доктор Куртин: смирились с обстоятельствами и уступили город врагу? Или кинули кости, рискуя всем, что имеете?
– Не знаю.
– Отважиться на такой риск – это приключение, которому в жизни нет равных. Только так человек может почувствовать, что живет. Иначе он покойник, только не погребенный.
Произнося эти слова, он не спускал глаз с Остина, который с расстановкой кивал.
– А Холлингрейк понимал, в чем его приглашают участвовать? – спросил я.
Старый джентльмен обернулся и подарил меня восхищенным взглядом, словно я придумал новый поворот в игре. Затем он обратился к моему другу:
– Что скажете, Фиклинг? Вы так его играете, что должны лучше нас с Куртином понимать, чем он руководствовался. Догадывались вы, что заговор, в который вы ввязываетесь, закончится смертоубийством?
Остин с трудом выговорил:
– Да, догадывался. Хотя каким-то образом вытеснил это из своего сознания.
– Тогда, парень, играй роль, которую на себя взял! – взревел старый джентльмен. В миг он вновь преобразился в юного офицера и презрительным тоном произнес:
