Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис (книги txt) 📗

Вице-интендант подошёл к искромсанному комиссару, тяжело вздохнул, но этим проявление скорби и ограничилось.

К Фандорину генерал обернулся уже с улыбкой.

– А про сигнал-то забыл, – весело сказал он, показывая свисток. – Ничего, мы и без подмоги справились. Двух главных негодяев взяли живьём. Это неслыханная удача.

Он остановился перед сухоруким. Тот уже не метался по земле – лежал неподвижный, бледный, с зажмуренными глазами.

Суга сказал что-то резкое, презрительно пнул лежащего ногой, потом взял за шиворот и рывком поставил на ноги.

Самурай открыл глаза. Никогда ещё Фандорин не видел в человеческом взгляде такого звериного бешенства.

– Отличный способ, – сказал Суга, ощупывая петлю аркана. – Нужно будет взять на вооружение. Теперь я понимаю, как турки сумели взять вас в плен.

Титулярный советник промолчал – не хотелось разочаровывать японца. На самом деле он попал в плен с отрядом сербских волонтёров, отрезанных от своих и израсходовавших все патроны. По самурайским понятиям, им, видимо, полагалось удавиться на собственных портупеях…

– Зачем это? – спросил Эраст Петрович, показывая на кляп во рту Горбуна.

– Для того, чтобы он не вздумал…

Договорить Суге не удалось. Хрипло зарычав, сухорукий коленом отшвырнул генерала в сторону, ринулся вперёд и с разбега приложился лбом об угол храма.

Раздался тошнотворный хруст, и связанный рухнул лицом вниз. Под ним быстро расплывалась красная лужа.

Суга присел над сухоруким, пощупал пульс на шее, безнадёжно махнул рукой.

– Хами нужен для того, чтобы пленник не откусил себе язык, – окончил за начальника Асагава. – Таких врагов мало взять живыми. Нужно и потом не давать им умереть.

Потрясённый Фандорин молчал. Ему было совестно – и не только за то, что плохо связал важного преступника. Ещё стыднее было за другое.

– Мне нужно вам кое-что сообщить, инспектор, – покраснев, сказал он и отвёл Асагаву в сторону.

Подле единственного пленного остался вице-интендант: проверил, хорошо ли затянуты верёвки. Удостоверившись, что все в порядке, отправился осматривать храм.

Тем временем Фандорин, заикаясь больше обычного, признавался инспектору в своём коварстве. Рассказал и про смолу, и про свои подозрения в адрес японской полиции.

– Я знаю, что д-доставил вам много неприятностей, повредил вам в г-глазах начальства. Прошу простить и не держать зла…

Асагава выслушал его с каменным лицом, только губы немного подрагивали, выдавая волнение. Эраст Петрович был готов к резкой, вполне заслуженной отповеди, но инспектор его удивил.

– Вы могли мне ни в чем не признаваться, – тихо сказал он. – Я никогда бы не узнал правды, и вы остались бы безупречным героем. Но ваше признание потребовало ещё больше мужества. Извинение принято.

Он церемонно поклонился, Фандорин ответил точно таким же поклоном.

Из храма вышел Суга, держа в руках три узелка.

– Больше ничего нет, – сказал он. – Мастера обыска потом поищут тщательней. Может, найдут какой-нибудь тайник. Хотелось бы знать, кто помогал этим злодеям, кто снабдил их новыми мечами. О, мне есть о чем потолковать с господином Сэмуси! Я допрошу его лично. – И вице-интендант улыбнулся так плотоядно, что Эраст Петрович засомневался, будет ли допрос проведён в соответствии с цивилизованными нормами. – Всех ждут награды. Вас, Фандорин-сан, высокий орден. Может быть, даже… Миро! – вдруг закричал генерал, показывая на Сэмуси пальцем. – Хами!!!

Титулярный советник увидел, что деревяшка уже не торчит у Горбуна между зубов, а висит на тесёмке. Инспектор кинулся к пленнику, но поздно – тот широко разинул рот, с рычанием сомкнул челюсти, и на его голую грудь хлынул густой красный поток.

Раздался истошный рёв, перешедший в судорожное бульканье. Суга и Асагава разжали самоубийце зубы, напихали в рот тряпок, но было ясно, что кровь не остановить. Пять минут спустя Сэмуси перестал стонать, затих.

На Асагаву было жалко смотреть. Он кланялся то своему начальнику, то Фандорину, твердил, что не понимает, как арестованному удалось перегрызть верёвку, что, видно, верёвка была недостаточно крепкой, и что это его, Асагавы, вина – плохо проверил.

Генерал послушал-послушал, да и махнул рукой. Его голос звучал утешающе, Фандорин разобрал знакомое слово «акунин».

– Я говорю, что настоящего злодея живым не возьмёшь, как ни старайся, – перевёл сам себя Суга. – Когда у человека крепкая хара, с ним ничего не сделаешь. Но задание всё равно выполнено. То-то министр обрадуется, ему до смерти надоело сидеть взаперти. За эти пять дней он измучился и нас всех измучил. Великий человек спасён, Япония будет благодарна за это и России, и лично вам, господин вице-консул.

В этот вечер Эраст Петрович изменил принципам – поехал домой на «птице-тройке» в исполнении трех рикш. После всех эмоциональных и физических испытаний титулярный советник совершенно выбился из сил. Он сам не знал, что более всего подорвало его силы: кровавое зрелище двух самоубийств или полтора часа прополки, но, едва усевшись в куруму, сразу же уснул, пробормотав лишь:

– Буду спать ночь, день и ещё ночь…

Коляска, в которой триумфаторы возвращались в консульство, являла собой поистине необычную картину: посередине похрапывал письмоводитель Сирота в визитке и при галстуке-ленточке; с обеих сторон от этого благопристойного господина, положив свои головы ему на плечи, крепко спали двое полуголых крестьян, один из которых к тому же был весь облеплен подсохшим навозом.

А проспать ночь, день и ещё ночь Эрасту Петровичу, увы, не довелось.

В одиннадцатом часу утра спящего мёртвым сном вице-консула растряс непосредственный начальник.

Бледный, дрожащий Всеволод Витальевич плеснул на Фандорина холодной водой, оставшуюся в кружке жидкость выпил сам и прочитал вслух экстренную депешу, только что присланную из посольства:

– Как это возможно? – вскричал титулярный советник. – Ведь заговорщики уничтожены!

– Теперь ясно, что группа, на которую вы охотились, существовала для того, чтобы отвлечь силы и внимание властей. Или же людям сухорукого отвели вспомогательную роль, когда они попали в поле зрения полиции. Главная же группа терпеливо ждала своего часа. Едва Окубо вышел из укрытия и отказался от охраны, убийцы нанесли удар. Ах, Фандорин, боюсь, что это непоправимо. И главная беда впереди. Последствия для России будут печальны. Дрессировщика больше нет, клетка пуста, теперь японский тигр вырвется на свободу.

Аромат ирисов

В кабинете российского посланника сидели шестеро мрачных господ: пятеро в чёрных сюртуках, один в флотском мундире, тоже чёрном. За окнами особняка сияло легкомысленное майское солнце, но путь его лучам преграждали плотные гардины, и в комнате было сумрачно, под стать общему настроению.

Номинальным председателем совещания был сам посланник, действительный статский советник барон Кирилл Васильевич Корф, однако его превосходительство рта почти не раскрывал – хранил значительное молчание и лишь степенно кивал, когда слово брал сидевший по правую руку Бухарцев. По левую руку от полномочного представителя Российской империи расположились ещё двое дипломатических сотрудников, первый секретарь и юный атташе, но те в разговоре не участвовали, а представляясь, прошелестели свои имена так тихо, что Эраст Петрович их не разобрал.