Книга, в которой исчез мир - Флейшгауэр Вольфрам (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Николай, не двигаясь, все это время внимательно наблюдал за лицом ди Тасси. Что он за человек? Врач схватил советника за руку.
— Подождите! — крикнул он. — Дайте мне нож! Ди Тасси не отреагировал.
— Дайте мне нож! — снова что было сил крикнул врач. Советник юстиции задержал топор в воздухе.
— Достаточно разреза живота, чтобы извлечь желудок, понимаете?
Ди Тасси опустил топор и протянул Николаю нож. Тот не медля вскрыл брюшину и сунул руку в полость живота. Николай закрыл глаза, но картина в его голове своей яркостью превосходила всякую реальность, от которой он был готов бежать на все четыре стороны. Боже мой, чем он здесь занимается? Ищет голыми руками тайное послание в животе трупа. Не похожа ли сама эта картина на послание дьявола?
Он отсек желудок и положил его в снег рядом с трупом. И в этот момент рука его натолкнулась на разрастание.
— Смотрите! — внезапно воскликнул он и схватил ди Тасси за руку.
— В чем дело? — запротестовал тот. — Ну же, вскрывайте желудок, и поскорее, иначе бумага переварится.
— Смотрите же сюда. — Николай указал пальцем на утолщение в нижней доле легкого.
— Что это? — спросил ди Тасси.
— Это доля легкого, она… она сращена, сращена с диафрагмой. Так же как… как у Альдорфа.
Ди Тасси застыл на месте.
— Что вы такое говорите?
Николай испуганно отпрянул. Плотная, сочащаяся гноем ткань влажно поблескивала. Здесь образовался небольшой, пронизанный ветвлениями кровеносных сосудов изжелта-коричневый мешок.
— Что это такое, черт возьми? — спросил ди Тасси.
— Я не знаю, что это, — заикаясь, промямлил врач. — Я знаю только, как это называется.
— И как же это называется?
— Абсцесс легкого, — ответил Николай.
16
Крупные снежинки кружили хоровод в неярком вечернем свете, когда он спешился возле госпиталя Святой Елизаветы. От одной из сестер, ухаживавших за девушкой, он узнал, что она начала постепенно поправляться, сегодня съела немного супа и вскоре опять заснула. Она по-прежнему ничего не говорила, но у нее прекратились судороги и припадки панического страха. Девушка была бледна и слаба, но здоровье ее, без сомнения, стало понемногу улучшаться.
Пока Николай шел по коридорам госпиталя, его продолжали неотвязно преследовать картины прошедшего дня. Все образы упорно съеживались, неизбежно превращаясь в конце концов в вид распоротого тела на лесной поляне, и на этой кровавой сцене воспоминание застревало, наполняясь зловещими деталями. Даже советник ди Тасси на какое-то мгновение осознал весь ужас происходившего. Он долго смотрел на труп, прежде чем приказал закопать его в землю и возвращаться в Нюрнберг. По дороге никто не произнес ни слова. Возле Швабаха отпустили солдат. Они забрали с собой тяжелораненого Боскеннера, который стал теперь для ди Тасси не более чем обузой. Остальные направились к Эшенау, где их застиг сильнейший снегопад. Тогда советник юстиции принял решение не ехать в Нюрнберг, а скакать прямо в Альдорф. Николаю было приказано держать путь в Нюрнберг, навестить девушку и немедленно прибыть после этого к ди Тасси, если больная пришла в себя и ее можно допросить. Но этому помешал тот же снегопад. О поездке в Альдорф нечего было и думать.
Вид девушки вытеснил все страшные картины из памяти Николая. Лицо спящей было мирным и безмятежным. Руки лежали вдоль тела на одеяле, и врач снова подивился изяществу кистей и тонких пальчиков. Он сел возле кровати на табурет и с трудом подавил желание коснуться этих пальчиков. Как она прекрасна! Он мог бы без труда просидеть у ее постели полночи, просто любуясь ею. Но сейчас он не мог долго задерживаться здесь, а должен был потерпеть до завтрашнего утра. Может быть, завтра она расскажет ему, что делала в лесу и что там произошло.
Он повернул голову к окну и посмотрел, что творится на улице. Густая пелена сыпавшихся с неба крупных снежинок закрывала вид. Нет, надо идти домой. Но когда он снова взглянул на девушку, то увидел, что она открыла глаза. Взгляд ее был неподвижен, но она сознательно рассматривала его. Или это только показалось ему? Смотрит ли она на него, или просто он случайно оказался на том месте, куда направлен ее бессмысленный взгляд? Но постепенно до врача дошло, что она видит его. Девушка не спала.
— Ты слышишь меня? — тихо спросил он.
В ответ веки ее едва заметно дрогнули. Он улыбнулся, протянул руку и нащупал пульс больной.
— Ты очень долго спала, — сказал он, — но сон — лучший лекарь.
Пульс оказался нормальным. Тревожил только жар, который ощутил Николай. Есть ли у нее лихорадка? Или это от него самого пышет жаром? Он отпустил руку девушки. Нет, он не в состоянии лечить эту девушку, при каждом прикосновении кровь бросается ему в голову, а сердце начинает выскакивать из груди.
— Как тебя зовут? — спросил он наконец.
Взгляд ее снова был направлен на него. Даже то, как она смотрела, уже возбуждало его и выводило из душевного равновесия. Это лицо! Он попытался улыбнуться. Но мимические мышцы не подчинились ему. Кроме того, он не мог отделаться от чувства, что девушка прекрасно понимает, что с ним сейчас происходит. Она в ясном сознании — пронзила его мысль — и так пристально смотрит на меня, потому что узнает.
Но в этот момент девушка вдруг закрыла глаза и отвернулась в сторону.
— Мы нашли тебя в лесу, здесь, недалеко от Нюрнберга, — снова заговорил Николай. — Ты шла в Ансбах, не так ли? Было именно так. Ты шла в Ансбах и в лесу сбилась с пути. Так?
Пока он говорил, она опять открыла глаза и повернула, голову к нему.
— Магдалена, — вдруг сказала она. — Меня зовут Магдалена.
Звук его голоса поразил его больше, чем тот факт, что она говорила по-французски. Как долго она молчала. За истекшие три дня это были первые слова, произнесенные ее устами. Но голос, хотя девушка говорила тихо, был ясным и твердым.
— Магдалена, — повторил Николай, тоже перейдя на французский. — Прекрасное имя. Краса нашего Владыки.
Она удивленно вскинула бровь.
— Вашего владыки?
— Le Seigneur de nous tous, — добавил он тоном, в котором не было и следа убежденности.
Владыка всех нас, Господь.
Девушка внимательно посмотрела на него. На какое-то мгновение глаза ее стали холодны как лед.
— Я хочу пить, — произнесла она затем, внезапно перейдя на немецкий.
Николай поднялся и взял глиняный кувшин, стоявший на столе посреди комнаты. Он снял с кувшина крышку, налил в чашку воды и вернулся к кровати. Не отрывая от врача взгляда, девушка одним глотком осушила чашку. Потом она заговорила:
— Кто ты? Священник?
Николай энергично покачал головой:
— Нет, нет. Но почему ты так подумала?
Было странно, что она обратилась к нему на «ты». Было что-то неприличное в такой доверительности. Николай почувствовал себя неуверенно, хотя такое обращение было ему приятно.
— Я врач, — сказал он. — Когда тебя нашли в лесу без сознания, позвали меня, чтобы я оказал тебе помощь, и с тех пор я лечу тебя.
Девушка ничего не ответила. Вместо этого она протянула ему пустую чашку. Он снова наполнил ее водой, подал больной и смотрел, как жадно она пьет. Должно быть, у нее все же есть лихорадка, заключил он. И она ни в коем случае не крестьянка. Об этом говорили ухоженные руки. Никаких следов крестьянской работы. На ногтях нет ни одной трещины, кончики пальцев не исколоты иглами. В речи девушки не было никаких следов франконского диалекта, в котором он не понимал ни единого слова. Зато больная бегло говорила на классическом французском языке и на мелодичном южнонемецком диалекте. По тем коротким фразам, которые она сейчас произнесла, он не мог судить, какой из двух языков является для нее родным.
— Врач? — произнесла она наконец. Слово сорвалось с ее уст так, словно она ради забавы попыталась проговорить любопытный, но совершенно пустой и бесполезный звук. Немного помолчав, она добавила: — Какой сегодня день?
