Сапфировая скрижаль - Синуэ Жильбер (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
— Ну, насчет любви еще годится. А как насчет разумных соображений?
Мануэла коснулась родинки на щеке. Приподняв бровь, она удивленно переспросила:
— Разумных соображений?
— Ну конечно! Безопасность, комфорт, дети, семья! Есть сто один повод выйти замуж в тридцать три года, которые не имеют ничего общего с… выдумками.
— Конечно… Но, слава Богу и моему отцу, у меня достаточно средств, чтобы не беспокоиться насчет повседневной ерунды, и мне кажется очень грустным, когда женщина жертвует своей судьбой ради блестящих побрякушек, четырех стен и нескольких малышей, какими бы прелестными они ни были, но которых вынашивать, рожать и воспитывать придется лишь ей одной под снисходительным взглядом мужа. На самом деле единственный мотив, помимо любви, который мог бы склонить меня к замужеству, это государственные соображения, как вас. Но поскольку у меня нет никаких политических амбиций…
— Ты предпочитаешь посвятить себя чтению, чтению и все время чтению! Интеллектуальная слава? Это твоя единственная забота?
— Если предположить, что это так, то у меня вряд ли больше заслуг, чем у некоторых арабских женщин, которые сверкают в мужском мире, гораздо более сложном. Известно ли вам, что самая привлекательная личность андалусийской литературы — это некая Хафса эль-Рукуния, дочь одного нобиля в Гранаде, элегии которой до сих пор цитируют поэты? Я могла бы также рассказать вам об Ом эль-Хассан, дочери врача из Лохи, внесшей вклад как в медицину, так и в литературу. Или еще та жена кади, настолько хорошо разбиравшаяся в юриспруденции, что оказывала неоценимую помощь своему мужу, пусть и вызывая некоторую иронию у его мужского окружения. Так что видите, — улыбнулась Мануэла, — мне еще нужно столько узнать о реальности, прежде чем бросать вызов воображаемому.
Королева подняла палец с деланным недовольством.
— И все же я бы предпочла, чтобы, отстаивая свое дело, ты ссылалась на наших сестер-испанок.
Мануэла приняла вид застигнутого за шалостью ребенка.
— Вы правы, Ваше Величество.
— Успокойся. Я на тебя не в обиде. Мне известно, что в этой области еще многое предстоит сделать и что у большинства женщин страны нет иных способов приобщиться к культуре, кроме как на церковных проповедях.
Она машинально погладила щеку и сделала знак священнику. Тот немедленно подошел, возблагодарил Господа за только что завершившуюся трапезу и, пятясь, вернулся на место.
Королева, сложив руки, некоторое время благочестиво сидела, затем поднялась.
— Пошли. Пройдемся немного.
Женщины бок о бок прошли по громадному коридору, выходящему на мраморную лестницу. Они спустились по ступенькам и пересекли вестибюль, отделанный штукатуркой под мрамор и лепниной ярко-синего цвета. Расположенная справа дверь вела в сад. Изабелла распахнула ее и вышла наружу. Мануэла следовала за подругой. Оказавшись на свежем воздухе, королева вдохнула полной грудью.
— Чувствуешь запах жасмина? Мавры говорят, что если им сильно надышаться, то он пьянит.
— Разве не к этому ведут все излишества, Ваше Величество?
Изабелла решительно кивнула и двинулась по посыпанной песком аллее, проложенной среди алоэ и лимонных деревьев.
— Значит, — заметила Мануэла, — фра Талавера поспешил сообщить вам о моем «бегстве».
— Знай, что он сделал это вовсе не из желания навредить или позлословить. Будь ты лучше с ним знакома, то знала бы, что он выше подобной мелочности. Нет. Если уж он и решил поведать об этом, то лишь потому, что неожиданность твоего ухода вызвала у него тревогу по поводу состояния твоего здоровья. Он и вправду посчитал, что с тобой случился какой-то приступ недомогания. — Чуть повернувшись, Изабелла понимающе улыбнулась: — Что и было на самом деле, не так ли?
Мануэла лишь подняла брови, не зная, что сказать. Королева же продолжила:
— Итак, я говорила, что фра Талавера — воистину выдающийся человек. И к тому же он — министр финансов. Самое меньшее, что можно о нем сказать, — это человек удивительной объективности, когда речь идет о службе тому делу, в которое он верит. Можешь ли ты себе представить, что буквально несколько лет назад чувство долга завело его так далеко, что он конфисковал священные сосуды из церквей, дабы оплатить кампанию против Португалии? По правде говоря, Талавера — человек очень цельный и стремящийся к абсолюту. И он умудряется его достичь.
— Действительно, удивительный человек. Столько людей мечтают об идеале, но куда более редки те, кому удается его достичь. Вот я сама, например, — сколько же раз я представляла себе, что совершу нечто великое, великое и благородное, что взлечу и вознесусь ввысь. И вот я все еще по-прежнему путешествую лишь по книгам и живу на земле.
— Мне думается, ты вдруг стала слишком сурова к себе. Разве не ты буквально только что воспевала чтение и духовные радости?
Ирония тона заставила Мануэлу вздохнуть.
— Вы правы. Что поделаешь? Может, я вся состою из сплошных противоречий?
— Успокойся. Возраст и жизненный опыт однажды принесут тебе решение. Что же касается Талаверы… Если бы мне пришлось назвать его самый крупный недостаток, то я бы упомянула некоторую нехватку реализма. — Изабелла на мгновение прикрыла глаза, словно чтобы лучше припомнить. — Тому уже минуло одиннадцать лет. Если точно, то это произошло второго февраля, в Толедо. Я ехала с эскортом из Алькасара в собор. На мне тогда было платье из белой парчи, украшенное вышитыми золотой канителью замками и львами, рубиновые драгоценности, корона, мантия из горностая, которую несли за мной двое пажей. Много лет спустя, вспоминая этот день, Талавера упрекнул меня за эти «излишества и пустое бахвальство». Как бы ни был умен этот человек, он ошибся. Это богатое окружение, торжественность церемоний, блеск, который я стараюсь придать двору, внимание, которое уделяю своим нарядам, — все это для того, чтобы отделить королевскую власть от всех прочих. Они — проявление моей воли и воли моего супруга, проявление нашей воли во всех областях государственной власти. Кстати, мое решение упразднить некоторые привилегии, дарованные знати, и отстранить грандов и дворян от высших административных функций, косвенно связано с той целью, что я преследую.
По мере того как королева говорила, на лице Мануэлы постепенно появлялось некоторое смущение.
— Ваше Величество, — несколько неловко заявила она, — я так и не поблагодарила вас за проявленную вами щедрость. Без вашего вмешательства мой брат никогда — после того, как его лишили привилегий, связанных с его пребыванием в Королевском Совете, — не получил бы пост посла в Риме. Благодарю вас от всего сердца.
— Дело вовсе не в щедрости, это всего лишь дань неким тайным узам. Я говорю о тех, что с самого детства связывают тебя и меня. — Королева остановилась и посмотрела своими изумрудными глазами в глаза Мануэлы. — Дружба. Тебе ведь известна вся глубина этого слова, не так ли?
— Ваше Величество, есть ли в мире что-то более нежное, чем уверенность в чьей-то дружбе? Если бы я посмела, то сказала бы вам, что то чувство, которое я к вам питаю, — из тех, что заставляют души смешиваться, сливаться друг с другом настолько тесно, что нельзя даже найти границы между ними. Я только что критически высказывалась о любви. И могла бы еще добавить: что касается лет и разлук — чему мы сами являемся свидетелями, — время ослабляет любовь, но укрепляет дружбу. — Чуть помолчав, она закончила: — Но это вовсе не отменяет того факта, что за моего брата Хуана я перед вами в долгу. И надеюсь, однажды мне представится случай доказать, насколько я вам признательна.
— Знаю, — уверенно ответила королева. — Нисколько не сомневаюсь, что ты так и сделаешь. И когда этот день настанет, то никакой попытки отвертеться уже не будет.
— Ваше Величество! — раздался из-за деревьев чей-то голос. К ним бежал слуга. Подбежав к государыне, он отвесил церемонный поклон. — Ваше Величество, прибыл гонец. Супруг Вашего Величества только что пересек Тахо. Он будет здесь менее чем через час.
