След на мокром асфальте - Шарапов Валерий (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗
«Кто бы ни написал – удивительная гадина. Редкая сволочь. Любопытно было бы узнать…»
Один из упомянутых безруких, неспособных к продуктивной работе, неквалифицированных и просто дрянных милиционеров как раз вернулся.
– Что, прохлаждаешься с чайком да газеткой? Накапай старому другу. На́ вот, на стол тебе. – Иван Саныч выложил на стол леща, размером с добрую сковородку, полбуханки хлеба и вот такенную головку чеснока.
– Мерси. – Акимов, наливая ему чай, подсунул и газетку с дрянной кляузой. – Зря завидуешь. На́ вот, насладись.
– О, фельетончик, – порадовался было Остапчук и нацепил очки.
Всего несколько секунд спустя благодушие его испарилось, сержант стал невообразимо зол, красен, задал тот же вопрос, который вертелся в голове у Акимова, только вслух и нецензурно.
Тут и начальство подтянулось, вернулся и заглянул к ним в кабинет Сорокин:
– И вам всем доброго дня. И о чем же ругань?
– Здравия желаем! А вот. – Остапчук с отвращением сунул руководству в руки газету.
– Интересно, – сказал Сорокин и отобрал у него очки. Пробежав глазом заметку, хмыкнул и спросил:
– Кто-нибудь видел заявление, об угоне автомобиля товарища Т.?
– Никак нет, – доложил Акимов, – я еще раз проверил.
– Чего тогда кипятитесь – совершенно не понимаю. Мало ли какую ахинею публикуют на последней странице центральной прессы.
Капитан Сорокин говорил добродушно, спокойно, глазом не искрил, зубами не скрежетал, и лишь знающий его человек легко мог увидеть, что он в ярости.
– Очевидно же, что произошло недоразумение.
– Недоразумение?! – прищурился Остапчук.
– О клевете говорить еще рано, хотя… Сейчас проясним.
И, прихватив газетку, капитан удалился в свой кабинет к телефону. Дверь прикрыл плотно, что свидетельствовало: разговор будет серьезный, на повышенных тонах, не предназначенный для ушей подчиненных. И короткий – пяти минут не прошло, как Сорокин появился вновь, с челом, разгладившимся и посветлевшим. Заверил:
– Долго ли порядочным людям договориться. Все в порядке, опровержение выйдет в следующем же номере.
– Вот это по-нашему! – восхитился Остапчук, присовокупив, что хорошо бы еще по сусалам за такие дела.
– Ну-ну, развоевался. Злющий ты человек, Иван Саныч. Недопонимания всегда возможны.
Возвращая прихваченные у подчиненного очки, капитан поведал историю появления «шедевра»:
– Видите ли, супруга товарища Тихонова вообразила себя Эренбургом, заодно и врачевателем общественных пороков. По этой причине решила попробовать перо. Обучается, что ли, или только собирается туда, где вот такие публикашки нужны.
– Интересно, в курсе ли муж, – поинтересовался Акимов, вспомнив разговор с Тихоновым.
– Кстати, в самом деле, – Сорокин снова скрылся в кабинете, снова плотно прикрыл дверь, и снова минут пять спустя вышел довольный:
– Докладываю: муж уверяет, что был не в курсе и чрезвычайно извиняется.
– А он в курсе того, что вообще машину угнали? Все-таки он об угоне не заявил, – заметил Акимов.
– Во-во. С чего нам вообще знать, что ее стибрили? – подхватил Остапчук, порывшись в бумагах, нашел нужную: – Вон, заявление от Луганских есть, – нацепил очки, проверил, хлопнул ладонью по листу, – так и есть. Вот тебе подавленные куры, а вот и кошка. Я ж говорю: до людей недолго, засекай время.
– Типун тебе на язык, – пожелал Акимов.
Остапчук поднял палец:
– Суеверие – грех смертный, особенно для коммуниста! Нам важнее то, что заявления об угоне нет, а о наезде на домашний скот – есть. Стало быть, на месте полковничья «Победа», и нечего темнить! И, кстати, я только с толкучки, там по рядам никаких разговоров не ведется… – Тут он как бы спохватился и замолчал, делая вид, что складывает бумажки как можно ровнее.
– Сказать по правде, я тоже не до конца понял, к чему весь этот бал-маскарад, – признался Сорокин, наливая себе чаю. – Положим, товарищи из газеты не проверяют сводки и прочее… хотя надо бы. Но и товарищ полковник Тихонов в этой части был особенно невнятен, бубнил, извинялся, пообещал нанести визит, как только освободится, у него, мол, дела.
Саныч, который коли уж завелся, унимался не сразу, подхватил:
– Надо же, какая цаца. Мы, значит, жди его, считай минуты да слезы утирай. Его жинка на нас яды подпускает, а он подтянется, «как освободится»!
– Хорошо, – остановил Саныча капитан, – вы что предлагаете, товарищ сержант?
– Знамо дело, что! Письмо направить по месту работы, а то и в министерство.
– По какому же поводу?
– Так, а что? Не заявил о пропаже автомобиля – стало быть, во‐первых, укрывает, гад, правонарушение… Так, не так? Во-во, именно. Во-вторых, нарушает подчинение. Вот, если выгребная яма заполнилась, все граждане вызывают золотаря, а он, видишь ли, сразу в Министерство коммунального хозяйства! В‐третьих, допускает клевету в печатном виде!
Акимов, подчиняясь корпоративному духу, призвал:
– Иван Саныч, все-таки ты как-то полегче, он-то ни при чем. Имели мы с ним беседу – сложная она женщина, балованная, к тому же куда моложе его.
– А вот не надо жениться на дурах! – заявил Остапчук. Сгоряча, поскольку все-таки уже смягчился.
– Ну и пусть его, как хотите. А я бы письмо все равно отправил.
– Вот ты и пиши, – предложил Акимов. Ненависть Саныча к писанине была общеизвестна.
И Сорокин сказал, что не сто́ит:
– Чего отгавкиваться на каждую моську – бессмысленно и пустая трата времени. К тому же человек в возрасте, немало пострадавший, и не факт, что справедливо его обвиним.
– Его досрочно выпустили, – напомнил Остапчук.
– Выпустить выпустили, и даже вновь допустили к работе, только ведь никто ничего не забыл, – объяснил Сорокин. – Между нами, вновь у него швах по службе, а тут мы с кляузой.
– На отчитку бы ему, или мозгов побольше, – буркнул Саныч, – никак на нем сглаз и порча.
– А что-то еще стряслось? – спросил Акимов, подчеркнув, что интерес у него исключительно профессиональный, все-таки брат по крылу, тоже, как и он, летчик.
– Стряслось, – подтвердил Сорокин, – только это строго между нами. После освобождения Тихонова, ценного специалиста, тотчас подключили к работам над какой-то уникальной моделью легкомотора, способного обходиться минимальной длины взлетно-посадочной полосой.
– Это как гитлеровский «шторх»? – спросил Сергей.
Капитан в шутку напомнил:
– Болтун – находка для шпиона.
– Так все свои. Идея ценная, как раз для гражданской авиации, для работы там, где хороших ВПП [2] нет.
– Все верно, – прервал Сорокин, – для них самых. И еще газеты возить в Цхалтубо.
– Ух ты, – хмыкнул сержант.
– Так, отставить, – предписал командир, – Тихонов не просто летчик-испытатель, он полноценный кандидат технических наук и защитился еще до войны.
– Вот оно что, – разрешилось Акимовское недоумение относительно профессорской физиономии товарища полковника.
– Вот, но подтянули его к работе не в конструкторское бюро, как раньше, а спустили в летно-тактический сектор в качестве действующего летчика.
– Но ведь и это хорошо, – заметил Сергей, – чтобы помимо полетов занимался и исследовательской работой. И конструкторам ценно – как раз сразу можно проконсультироваться с тем, кто за штурвалом будет.
– Степень доверия не та, не те и деньги, – разъяснил Сорокин.
– Вот оно что, – вот и еще одна разгадка, почему товарищ полковник сетовал на скромные обстоятельства и отказ от домработницы.
– Сослали – значит, было за что? – предположил Остапчук.
Капитан на это ответил, что формально повод был смехотворный:
– Ему на вылет, а физиономия перекошена и спиртом разит. Генерал… – тут Сорокин назвал громкую фамилию, – …самолично унюхал и устроил выволочку. Тихонов принялся было объяснять, туда-сюда, рот разевает, мол, с острой болью к дантисту среди ночи ездил, зуб удаляли, не отошла еще заморозка. Командование не поверило.
