Горение. Книга 2 - Семенов Юлиан Семенович (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
21
– Кто вас просил прийти к пани Микульской? – спросил Попов, предложив Яну Баху сесть. – Думаю, для вас будет лучше, если сразу откроете всю правду.
– Она сама вызвала, – ответил Бах. – Баретки хотела заказать.
– Ах, вот в чем дело… Когда вызвала?
– Вчера.
– Заказала?
– Да.
– Из какого материала? .
Бах не сразу понял вопрос, волновался.
– Я интересуюсь: из какого материала будете тачать баретки? – помог Попов.
– Белое шевро.
– Вы социалист?
– Я? Нет, что вы! Я ни к какой партии не принадлежу.
– Кожу трудно доставать?
– Что?
– Экий вы непонятливый! – улыбнулся Попов. – Я интересуюсь: трудно ли по нынешним временам получать хорошие кожи?
– Нет, меня времена не зацепили, у меня с кожевниками хорошие отношения, меня не обижают.
– Кто вас снабжает, какая мастерская? Бах вспомнил, что именно в мастерской Шабельского собирается по средам кружок, там он с Уншлихтом познакомился, там с Дзержинским схлестывался.
Попов поднажал, открыл в голосе угрозу:
– Что, запамятовали?
– Я ведь со многими мастерскими имею дело..,
– Имели, – поправил Попов. – Вы имели дело, сейчас вы со мною дело имеете. И до-олгошенько будете иметь, решись таить от меня название мастерской.
– Так я не таю… Кожевенное производство Шераньского, Готлиба и Городецкого…
– Ну вот видите, вспомнили… Расскажите-ка мне, пожалуйста, Бах, о вашем ремесле. С чего вы начинаете тачать сапоги?
– Начинаю с того, что ногу смотрю, господин начальник, фигуру, лицо, – я ж модельер, не просто тачаю, я делаю обувь на заказ.
– Только дамскую?
– Нет, мужскую тоже.
Попов встал из-за стола, вышел на середину кабинета, остановился перед Бахом:
– Мои сапоги хороший сапожник тачал?
– Прощелыга, – ответил Бах убежденно. – Разве при вашей комплекции возможно икры в бутылочки загонять?!
– Нельзя?
– Никак нельзя. Вы, простите, столбом глядитесь. Вам нужны мягкие голенища, но высокие, под колено.
– Ну что ж, принимайте заказ, – сказал Попов. – Давайте, давайте, смелее…
– У меня сантиметра с собою нет.
– Изъяли при обыске?
– Нет, не захватил, господин начальник.
– А на глаз?
– Ну что вы?! Сделаешь на глаз, а потом мозоли замучают!
– А фасон? В голове? Или рисуете?
– Обязательно рисую.
Попов отошел к столу, взял стопку бумаги и карандаш, протянул Баху:
– Извольте.
Бах легко набросал фасон. Мастер, он брал уроки рисования. Он изобразил Попова сидящим, поднимающимся со стула, стоящим, подвинул все это полковнику. Тот внимательно поглядел рисунки, вздохнул:
– Смотрите, Бах, какая досада у нас выходит… Жаль, право… Такой великолепный мастер, а туда же, в политику лезете…
– Да что вы, господин начальник! Какая политика?! – Бах улыбнулся, его успокоил тон Попова. Он ждал избиений, криков и угроз – так рассказывали товарищи, прошедшие охранку. Этот не кричал и не дрался, да и зачем? Улик-то нет, при обыске на вокзале ничего не нашли, провожал заказчицу, которая попросила поднести чемоданы до вагона…
– Слушайте меня, Бах. Слушайте внимательно, Вы мне лгали, причем лгали неумело, вы же ни разу еще не привлекались, не прошли камерного обучения, мы на вас карточку посмотрели…
– Да не лгал я вам, господин начальник!
Попов, словно бы не услыхав, продолжал:
– Вы сказали, что приняли заказ у Микульской. Так?
– Так.
– А где записи? Вы ж в голове держать не умеете! Вам сантиметр нужен? А где сантиметр? Как же заказ принимали без сантиметра? И при обыске его у вас не было, сами признались. Где размеры, снятые с ножки госпожи Микульской? А? Что молчите? Нечего ответить? Есть чего ответить. Скажите, что размеры сняли утром, когда были у нее в кабарете, а вечером, на Маршалковской, встретили ее случайно. Мы ж обыск у вас дома сделаем, там записи и лежат, а? Или вы их оставили в мастерской? У кого? У Шераньского? Готлиба? Или, может, в мастерской Шабельского, куда часто заглядывают социал-демократы и где вы кожу-то получаете?
Попов говорил все это, не поднимая на Баха глаз, стирал мизинцем пылинки со стекла, лежавшего на зеленом сукне стола. Он заранее предполагал реакцию того или иного арестанта, он в этом редко ошибался
– перед тем, как перейти в охрану, работал смотрителем тюрьмы в Орле, там на каторжанах быстро выучишься все человеческие извивы понимать.
– Пойдемте, Бах. – Попов поднялся с кресла, тяжело двинулся к двери, распахнул ее, кивнул двум офицерам, сидевшим в приемной, те пропустили сапожника, повели по коридору, близко касаясь его плечами.
В комнате, куда Баха втолкнули, стояли три дворника.
– Это понятые, – пояснил Попов, по-прежнему на Баха не глядя.
На стульях возле окна лежали баулы и чемоданы Микульской.
– Узнаете багаж? – спросил Попов, дождавшись, пока один из офицеров сел к столу и заполнил первый лист протокола.
– Да.
– Чьи они?
– Пани Микульской.
– Подпишите.
Бах деревянно подошел к столу, поставил подпись. Рука его чуть дрожала.
– Кстати, против понятых не возражаете? Отводов нет?
– Нет.
Попов закурил, бросил спичку под ноги, затянулся.
– Все эти чемоданы вы помогали Микульской спустись из квартиры в пролетку? .
– Да.
– И все эти чемоданы и баулы донесли до вагона?
– Нет.
– Почему?
– Здесь же пять мест, рук не хватило.
– Все чемоданы отдали носильщику?
– Нет.
– Почему?
– Пани Микульска взяла маленький чемодан сама.
– Какой именно?
– Вот этот, черный.
– Покажите его. Притроньтесь рукой.
Бах подошел к стулу, тронул чемодан.
– Распишитесь в протоколе, – сказал Попов. – Вы, понятые, тоже. И можете идти, спасибо, вы больше мне не потребуетесь… Хотя…
Попов вопросительно посмотрел на офицера, писавшего протокол.
– Она уже опознала, – ответил тот, поняв молчаливый вопрос полковника. – Протокол есть.
– Да, не понадобитесь, – подтвердил Попов понятым, – благодарю.
Когда в комнате остались жандармы и Бах, Попов подвинул себе стул, сел и, потянувшись с хрустом, сказал:
– А теперь, конспиратор несчастный, подойдите к чемодану, который несла сама Микульска.
Бах подошел к окну, возле которого на стульях лежали чемоданы.
– Очень хорошо, – сказал Попов. – Вспомните, что вам говорила Микульска об этом чемодане?
– Ничего.
– Вы помогали ей нести этот чемодан?
– Нет.
– Павел Робертович, – обратился Попов к офицеру, – покажите Баху показания носильщика Ловиньского.
Офицер подошел к Баху, протянул ему протокол допроса: «Я принял из рук неизвестного, сопровождавшего неизвестную мне даму, предъявленный мне к опознанию чемодан фирмы „Брулей и сын“, когда извозчик разгружал пролетку. В этот момент неизвестный господин взял у меня из рук чемодан фирмы „Брулей и сын“, сказав, что поклажу понесет сам, ее осторожно надобно нести».
– Ну как? – спросил Попов. – Отвергаете показания носильщика?
– Может быть, он прав, я запамятовал, вероятно…
– Распишитесь в таком случае, что с показаниями носильщика Ловиньского согласны… Или не согласны?
– Да какое это имеет значение? – Бах пожал плечами. – Если он так говорит, значит, так и было.
– Прекрасно. Теперь откройте чемодан.
Бах открыл крышку и отступил: там, рядком уложенные, лежали оболочки бомб.
– Что, испугались? Железки и есть железки. Или сапожнику известно, как выглядят бомбы-самоделки? Откуда? Где видал?
– Вы сами это подложили! Здесь подложили! – крикнул Бах. – Почему убрали понятых?!
– Ну вот и заговорили, – удовлетворенно протянул Попов. – Просто как адвокат… Извольте занести протест арестованного в протокол, господа. Распишитесь под вашим протестом, Бах.
– Рученьки трясутся, – рассмеялся Павел Робертович. – Раньше еще куда ни шло, легкий мандраже, а теперь колотун, Игорь Васильевич, словно пациент попал в охрану после большого похмелья-с!
