Нефритовые четки - Акунин Борис (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Собутыльники идею губернского секретаря горячо поддержали. Завтрашний день постановили отвести на подготовку, а к самой драгонаде приступить послезавтра на рассвете.
Экспедиция получилась не такой монументальной, как рисовалось Анисию. Два десятка стражников во главе с исправником и несколько добровольцев, вот и все войско. Трое соседей-помещиков во главе с Антоном Максимилиановичем Блиновым, который на правах бывалого охотника был утвержден в должности архистратига, ученый фольклорист Петров (без ружья, с одним только сачком, будто явился бабочек ловить), лекарь Царевококшайский да оба пахринских миллионщика, Папахин и Махметшин – надо полагать, чтоб покрасоваться перед местной властью в видах грядущей выгодной аренды. Татарин привел с собой полдюжины смуглых, узкоглазых приказчиков, которые вели себя шумно и все время гоготали, как бы давая понять, что христианские суеверия им нипочем. Егор Иванович Папахин прибыл в одиночестве, но зато истинным англичанином, будто собрался на лисью охоту: черное кепи, красный редингот, в руке тонкий хлыст (что, кстати, было не так глупо).
Из крестьян, несмотря на обещанное вознаграждение, идти в топь вызвался всего один – тощий дед с землистым лицом, в драном треухе. Антон Максимилианович пожал волонтеру руку и назвал его «представителем нового сознательного крестьянства», но при ближайшем рассмотрении представитель оказался не вполне трезв. Был он ужасно оборванный, но при этом в крепких брезентовых рукавицах и почему-то с пустым мешком на плече. Прихлебывал из бутыли, временами пританцовывал на месте, напевая какие-то монотонные припевки. Фольклорист подобрался было к носителю устного народного творчества и даже блокнот достал, но крестьянин послал ученого по матери.
Еще объявился анисиев знакомец, бессловесный мужичонка, что искал Скарпею в пруду. Завидев Тюльпанова, начал тыкать себе пальцем в рот – дай, мол, сахару. Хоть и дурень, а понял, для чего собралось столько народу. Шипел по-змеиному, мычал, подпрыгивал и вообще всячески выражал одобрение затеянному предприятию. Прогнать убогого не было никакой возможности.
Всего цепочка получилась из тридцати шести человек, чего для настоящего прочесывания, конечно, было недостаточно. Длиной болото было в восемь верст, шириной в полторы. Какой уж тут гребень?
Вся надежда была на опытность Антона Максимилиановича. Председатель наморщил лоб, переставил охотников по-своему. Анисия как делегата официальных инстанций поместил по правую руку от себя. Следующим, по требованию Тюльпанова – единственного крестьянина (надо было за пьянчугой приглядывать, чтоб, упаси боже, не утоп), потом – малахольного (тоже и за него чувствовал губернский секретарь ответственность).
– Раз людей мало, всю топь прочесывать не будем, – объявил Блинов. – Там посередке островок есть, куда я почти никогда не заглядываю, ибо незачем. Вот его и пощупаем. Интервал будет не больше семи-восьми шагов. Вперед, господа! И не робейте. Кто провалится, соседи вытащат.
И первым шагнул в мутную зеленую жижу.
До островка шатали след в след. Анисий то и дело оглядывался на крестьянина, но тот ничего – шататься шатался, однако не падал. Дурачок, тот, похоже, и вовсе ощущал себя в болоте преотлично. Зато сам губернский секретарь сплоховал: шарахнулся в сторону от высунувшейся из воды черной головки с желтыми пятнами по бокам, да и провалился с маковкой. Антон Максимилианович сразу же ухватил Тюльпанова за шиворот и поставил обратно на тропинку, но Анисий успел наглотаться слизи с лягушачьей икрой. От этого казуса у него началась меланхолия и нервическое дрожание в коленках. Если он обычного ужа так напугался, что ж с ним будет, если из-за кочки вдруг высунется змеиная головища величиной с дыню? Ну, и мокрость куражу тоже не прибавила. В высоченных болотных сапогах теперь хлюпало по доброму ведру воды.
Ладно, кое-как добрались до сухого, растянулись цепью.
– Весной, когда ходил на шнырков, я видел вон за теми кустами какие-то норы, – показал Блинов. – Но не придал значения, думал водяные крысы. Пойдемте-ка, Анисий Питиримович, проверим.
В самом деле, за кустарником, среди корней, виднелись три норы: две рядом, одна поодаль.
– Перчатки есть? – спросил председатель. – Нету? Ну, возьмите мою, а я левой.
Остальные охотники двинулись дальше, только дед остановился, забулькал самогоном из бутылки, да убогий присел подле норы на корточки.
Анисий натянул блиновскую лайковую перчатку, отодвинул дурака и стал собираться с духом. Соваться в черный лаз ужасно не хотелось. Даже если и крыса, все равно – коли цапнет за палец, не обрадуешься.
Но когда Антон Максимилианович не раздумывая влез в первую из нор по самое плечо и принялся там шуровать, Тюльпанову сделалось совестно. Он закусил губу, встал на корточки и решительно засунул руку внутрь…
– Шшшшоххх, – раздалось громкое свистящее шипение, и прежде чем Анисий успел отпрянуть, кисть пронзило обжигающей болью.
С истошным воплем он шарахнулся, рывком вытянул руку и завыл от ужаса, когда увидел, что к прокушенной перчатке приросла огромная ромбовидная башка с уже знакомыми губернскому секретарю свирепыми глазками. За башкой потянулось и упругое черно-желтое туловище – толщиной с Анисиеву шею, а то и еще упитанней.
– А-а, мама! – позорно всхлипнул Тюльпанов и задергал рукой, чтобы высвободить ее из ядовитой пасти.
Скарпея разжала челюсти и с неожиданным проворством метнулась в заросли.
– Вон она, держи! – закричал Блинов, срывая с плеча берданку.
Дурачок с торжествующим воплем прыгнул по-кошачьи, ухватился за черно-желтый хвост и был тут же уволочен в высокую ржавую траву. Пьянчуга-крестьянин кинулся вдогонку.
– Помогите, – прошептал Анисий, прижимая к груди саднящую руку. – Сделайте что-нибудь, умоляю!
Он сорвал перчатку, увидел между большим и указательным две черные дырочки, из которых стекала кровь. Неужто смерть?
Председатель засуетился вокруг гибнущего Тюльпанова.
– Господи, беда какая! Вдыхайте глубже, ртом дышите! Главное, чтоб грудную клетку не сковало!
Поздно. Анисий почувствовал, что именно вдохнуть-то он и не может. Рот разевал, а воздух в легкие не шел. Вот он – паралич дыхания.
Показав на тесак, что висел на поясе у Антона Максимилиановича, Тюльпанов прохрипел:
– Рубите… Рубите мне кисть…
– Что вы! – в панике отшатнулся Блинов. – Я не смогу!
И еще руками замахал, жалкий человек.
Анисий вытянул левой рукой свой собственный нож, примерился – и понял, что тоже не сможет. Да и что толку, если уже и так вздохнуть нельзя.
Из зарослей вывалились оба крестьянина, похожие на сросшихся боками сиамских близнецов. Дед рукой в брезентовой рукавице держал Скарпею за шею, дурачок прижимал к груди крепко ухваченный хвост, змея же оплетала обоих живыми, пульсирующими кольцами.
Чистый Лаокоон, отрешенно подумал Анисий, который вспоминал в эту минуту покойницу маменьку, сестру Соньку, Эраста Петровича, Масу. Прощайте все, кого любил. Прощай, синее небо и зеленая листва.
– Бейте ее, гадину! – крикнул Блинов. – Ножом ее, ножом!
В ответ донеслось:
– Зачем же ножом… Мы ее в з-зоологический сад…
Вот и предсмертное помрачение, сообразил давящийся хрипом Анисий – последняя фраза была произнесена голосом Эраста Петровича.
Змееборцы запихивали отчаянно сопротивляющегося гада в мешок, но Тюльпанов сейчас был бесконечно далек от этой недостойной суеты.
Тут снова раздался знакомый голос, произнесший с укоризной:
– Нехороший вы человек, Б-Блинов. Подругу «гадиной» обзываете, смерти ей желаете.
– Шеф, вы?! – выдохнул Анисий, изумленно глядя на раскрасневшегося от схватки деревенского дурака. Возможно ли?
Недоумок щербато улыбнулся губернскому секретарю и замычал. Вместо него ответил старый пьяница:
– Б-благодарю, Тюльпанов. Вы чересчур лестного мнения о моих маскарадных способностях.
Молодой человек даже не попытался уразуметь, каким образом старый пьянчужка вдруг превратился в шефа – до бренного ли, когда жизнь на самом донышке и продолжает вытекать капля по капле. Каким бы чудом вас сюда ни занесло, Эраст Петрович, лучшего прощального подарка и пожелать нельзя.
