СДЕЛКА. Исторический роман (СИ) - Черненко Богдан (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
О существовании этого лживого мира нам сообщают зрение, слух, осязание, нюх и так далее, чувства, короче. А наши чувства, по природе своей, убогий инструмент, там, где нужно, не помогают. Радиоволны мы не видим, ультразвук не слышим, уран от плутония по запаху не отличим. Но и там, где могут, чувства не говорят нам правду про реальность, а точнее, с нашего рождения про неё врут. Вот, например, колючая проволока. Простейший предмет. Но если смотреть на неё снаружи, испытываешь сложный компот эмоций, сваренный из счастья и страха. А если смотришь изнутри, чувствуешь отчаяние и уныние, сдобренные для остроты маленькой капелькой надежды. Улавливаешь? Те же самые глаза, та же колючка, а какие не похожие эмоции! Или, к примеру, стул. Объект, не достойный и секундных мысленных усилий. А если поставить его в подвал, в комнату для допросов? А по какую сторону от стола с яркой лампой его поставить? Понимаешь? Одна и та же жопа, один и тот же стул -- радикально разные ощущения! Наши чувства и есть наши цепи. Мы не видим, не щупаем, не нюхаем, не хаваем вечную Истину и никогда не сможем этого. Сказывается обезьяна в предках.
Итак, давным-давно Платон выяснил, а мы головой покиваем, что где-то там, на небе есть некая Истина с большой буквы, подсвечивающая Идеи, которые отбрасывают тени в наш лживый мир, и только эти тени мы и принимаем за реальность. Стул, на котором ты сидишь есть тень, искаженный образ Идеи седалища, ты -- тень Идеи человека, мальчишка, подслушивающий за дверью -- тень, я, Косыгин, МГУ, планета Земля, Луна твоя любимая суть еле заметные двухмерные призраки на серой Стене.
Однако, не забываем, что Платон и братва жили в рабовладельческом обществе, унылая пещера без канализации и электричества, цепи на руках и ногах знакомых и соседей были для Платона не страшной сказкой, а наблюдаемой повседневностью. С тех пор общество и науки о нём одолели тяжёлый путь и сегодня мы живём, без скромности, на вершине прогресса, в первом в мире государстве победившего, назовём его так, социализма, для изучения которого у нас есть окончательная, даже скажу, последняя наука -- марксо-ленинская философия, в коей я, как ты понимаешь, преуспел, ведь тебя ко мне послал не кто-нибудь, а сам Косыгин. Далее. Не изменившись существенно за тысячи лет, сейчас платоновская картина мира выглядит более развитой и снабжена подробностями. Эти подробности я тебе опишу в их диалектическом развитии.
Ты же из Сибири, да? Не из каких-нибудь швейцарских Альп родом? Значит с детства тебе ближе реальность не пещеры, а лагерного барака. В классической такой зоне, сибирской, которая помнит Солженицына и куда Сахаров сухари сушит. Представь, что ты зэк, погоняло твоё Ванька Лис, и вместе с остальными ты находишься в огромном бараке, протянувшемся по всей зоне с Востока на Запад, длинном очень бараке. Северная стена внутри барака глухая и ровненько вымазана цементом, а в верхней части южной стены во всю её длину прорублено окно. Все заключенные в бараке живут тут с рождения. Бытовые и гигиенические подробности оставим за скобками. С малых лет у вас на ногах и на шее оковы, так что никому не двинуться с места, и видите вы только то, что у вас прямо перед глазами, ибо повернуть голову не можете из-за этих оков. А сидите вы в один ряд, плечом к плечу, лицом на север, спиной к южному окну, сразу за которым тянется высокий деревянный помост или, иначе, узкая платформа во всю длину окна. Все вы видите только Стену, и никто из вас не подозревает, что за спиной есть окно. Зона у нас промышленная, так что по платформе бегают работяги с брёвнами, инструментами, на пилораму, например. А навстречу им другие, с бочками воды, тачками песка, арматурой -- на завод железо-бетонных изделий. Промышленность эта нужна, как нетрудно догадаться, для укрепления и расширения самой зоны. Днём Солнце освещает помост, ночами - прожекторы и да, Луна. Зона работает в три смены без выходных. Все тени от людей и производственных процессов на помосте отбрасываются на северной глухой Стене барака. Эти тени -- единственное, имеющее отношение к внешнему миру, что заключенные видят за свою жизнь в бараке. Рабочие волокут мимо окна доски, железные прутья, гремят, задевают друг друга, матерятся, дерутся с дикими криками. Эти звуки -- всё из заооконной реальности, что заключенные слышат в своей жизни. Ещё, конечно, зэки друг с другом иногда общаются, выгнув до упора шею и скосив глаза, могут разглядеть цепи ближних соседей, чувствуют их запах и даже отличают его от ароматов зимней Сибири, проникающих сквозь щели в бараке, но о том, что есть окно, многолюдная платформа за ним, солнце, прожекторы да и вообще целая зона, заключенные не подозревают. Да и с чего бы вдруг подозревать? Ваня Лис, как гвинейский папуас с неоткрытого острова, у нас по жизни серо и холодно, у них в джунглях всегда влажно и зелено, и ни тот, ни другой не догадываются о существовании цивилизации и передового учения. Если в потном ряду зэков родится и случайно вырастет авторитетный мудрец, какие суждения про реальность он сможет озвучить, какие образы будущего он сможет предугадать? Мир - это серая Стена, на которой круглосуточно пляшут глухо матерящиеся тени? Или, смотри, братва, вот эта тень слева, с топором которая, ведь у ней борода, а значит боец опытный и того молодого справа, с лопатой наверняка забьёт! Вот как воткнется тень-топор в тень-башка безбородого, так и победил, считайте, старик! Да? Такую фигню может поведать аудитории любой закованный сиделец, все мы видим одну и ту же одноцветную картинку, мы все мудрецы в нашем бараке. Сосед слева, сосед справа такой же как и ты без вины виноватый, такой же страдалец. Отличается от тебя разве что рисунком ржавчины на ошейнике. Серая Стена, чёрные тени, холодная вонь и негромкий мат одинаковы для всех вас, эту предельно возможную в вашем мире истину каждый русский зэк видит, нюхает и слышит также, как и его сосед по несчастью.
Печально, да? Зачем жить в таком мире и не лучше ли не жить? Вы там, поди, легенды друг другу пересказываете, да, Ваня, о том, что с мёртвых снимают оковы и умереть, значит стать свободным. Однако, это только начало истории.
Представь, что оковы сняли с тебя, ещё живого зэка. Заставили встряхнуться, размять шею, посмотреть в южное окошко. Да что посмотреть! Солнечным летним днем отвели тебя на помост, поставили у перил, руки бледные с пальцами дрожащими протяни и коснешься спешащего мимо трёхмерного работяги, тусклое стёклышко дали, чтобы не ослеп с непривычки. Даже не говорили ничего, ты сам понял -- вот это и есть настоящее! Подставить лицо Солнцу, вдохнуть дым соляры полной грудью, услышать ясно и отчетливо запах перегара и "убери грабли, чувырло!", это ли не счастье? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтешь ты блаженством перемену своего положения и разве не пожалеешь ты своих корешей, а, Ваня?
Не пожалеешь. Сам прикинь. Ты стоишь на помосте под открытым небом, головой вертишь в разные стороны, дышишь полной грудью, руками машешь, а тени, эту свою недавнюю реальность, различаешь разве что среди мусора под ногами, вопрос - вспомнишь ли ты о товарищах? Только как о кошмаре, галлюцинации, страшном сне. И пожалеешь, но не других сидельцев, а себя.
Когда притащат Ваню обратно и закуют в привычное, разве не станет он плакать, проклинать судьбу, презирать соседей? И разве не задаст он вслух вопрос -- кто виноват? Кто поместил его в заключение, кто издевательски освободил, а потом, коварный, вернул назад? Зачем и за что?
У Платона нет ответа. У нас есть. Никто, ни зачем и просто так.
Во-первых, никто его не выведет наружу под конвоем, свежим подышать, солнышком полюбоваться. Некому выводить, это раз, и нет дверей из барака наружу, конструкцией не предусмотрены, это два. А те урки, кто уже на помосте, Солнца не замечают, про барак не помнят, вообще ни на что не отвлекаются, ибо они находятся в настоящей действительности, а не в мире теней, а значит вкалывать надо, действовать, ведь на пулемётной вышке сидит некто, искренне и давно желающий тебе смерти. Арбайтен, зэчара! То есть, если зону строить и укреплять, с вышки не начнут стрельбу. Если не халтурить, не прятаться в бочку или под перевёрнутую тачку, получишь не пулю, а дневную пайку. Во-вторых, обратно в барак зэка никто с проклятиями не возвращает, тоже некому. Нет таких посредников-конвоиров между мирами. Почему? Потому что конвой - это работа для ответственных личностей. Для кого, для кого, спросим мы?
