Роза в уплату - Питерс Эллис (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Глава одиннадцатая
Найалл отправился из Палли обратно в Шрусбери незадолго до полуночи. Сесили уговаривала его остаться, справедливо утверждая, что от его возвращения ничего не изменится. Она упрямо твердила, что пока сама хозяйка находится вне пределов досягаемости, вряд ли кто-нибудь снова покусится на розовый куст, это не имеет смысла. То же самое думал Кадфаэль, но не высказал этого вслух. Нельзя вручить розу отсутствующей женщине. Если кто-то хотел расторгнуть сделку и вернуть дом в собственность Джудит Перл, а дело, похоже, шло именно к тому, то он свое сделал и рисковать второй раз не было никакой необходимости.
Сестре Найалл рассказал об этой истории очень немного, а о своих чувствах и вовсе умолчал, однако Сесили сердцем все поняла. Сплетни, которые ходили по Шрусбери, добирались сюда, в Палли, в сглаженном виде, словно сказки, никак не связанные с реальной жизнью. Здесь реальностью были земля, поля, немногие люди, работающие на них, густой кустарник, из которого дети вытаскивали застрявших там коз, волы на пашне и окружающий все это лес. Две маленькие девочки, с округлившимися глазами прислушивавшиеся к разговорам взрослых, должно быть, считали Джудит Перл прекрасной принцессой, которую заколдовала злая ведьма. Мальчики Сесили, оба загорелые, чувствовавшие себя в лесу, как дома, только два или три раза в жизни видели издали башни Шрусберийского замка. Три мили — не такое большое расстояние, но, оказывается, не такое и маленькое, если его нужно пройти пешком. Раз в полгода Джон Стьюри приходил в город за покупками, а в остальное время манор обеспечивал себя сам. Иногда Найалл чувствовал, что ему следует забрать дочку к себе, в город, иначе есть опасность, что он потеряет ее навсегда. Конечно, она останется жить мирной, простой жизнью в счастливой семье, но для него девочка будет безвозвратно утрачена.
Малышка уже давно спала в своем гнездышке на чердаке вместе с братьями и сестрой. Сонную, Найалл сам отнес ее туда. Прелестное, светловолосое, как и ее покойная мать, создание с молочно-белой кожей, которая на солнце приобретала такой же золотистый оттенок, как и волосы. Дети Сесили были похожи на отца — рыжеватые шатены, худенькие, гибкие, черноглазые. А дочка Найалла была кругленькая, гладенькая, мягонькая. Почти с самого своего рождения она жила у Сесили — трудно будет увезти ее отсюда.
— Тебе придется идти в полной темноте, — сказал Джон, выглядывая из дверей. Летней ночью при полном безветрии сильно ощущался пряный запах леса. — Луна выйдет только через несколько часов.
— Ничего страшного. Дорогу я знаю хорошо.
— Я пойду с тобой, — сказала Сесили, — выведу тебя на тропинку. На улице приятно и тепло, а спать я еще не хочу.
Она молча шла рядом с Найаллом. Пройдя через калитку в частоколе, а затем через заросшую травой прочисть, они остановились у края леса.
— В один прекрасный день ты заберешь малышку от нас, — сказала Сесили, как будто подслушав мысли брата. — Все правильно, так и надо, только нам будет очень не хватать ее. Конечно, мы живем не так уж далеко и сможем время от времени снова забирать ее к себе. Не надо откладывать это, Найалл. Она была мне как подарок, и я очень люблю ее, но она — твоя, твоя и Эйвоты, если уж говорить до конца, и надо, чтобы она выросла, понимая это, и научилась это ценить.
— Она еще маленькая, — возразил Найалл, словно защищаясь. — Я боюсь слишком рано смутить ее покой.
— Да, она мала, но она все понимает и уже начинает спрашивать, почему ты всегда уходишь, а ее оставляешь здесь. Интересуется, как же ты живешь один, кто тебе готовит, стирает. Мне кажется, тебе следует взять ее с собой погостить, показать, как ты живешь и что ты делаешь. Ей до смерти хочется знать это. Сам увидишь. И как бы ей ни было весело играть с моими детьми, она не хочет делить тебя с ними. Она уже самая настоящая женщина, — убежденно заявила Сесили. — Но все-таки самое лучшее, что ты можешь сделать для нее, Найалл, — это дать ей другую мать. Ее собственную, из-за которой не надо будет соперничать с другими детьми. Она очень смышленая, дорогой мой, и понимает, что я не ее мать, хоть и люблю ее всем сердцем.
Найалл ничего не ответил, попрощался с сестрой и быстрыми шагами углубился в лес. Сесили хорошо знала брата и не ждала от него ничего другого. Когда он исчез из виду, она повернулась и пошла домой, совершенно уверенная, что он внимательно слушал ее и сердце его при этом разрывалось на части. Пора ему подумать об этом. Жизнь дочери почтенного городского ремесленника, которой предстояло наследовать известное состояние и научиться искусству вести себя в обществе, должна сильно отличаться от жизни дочери деревенского управляющего. Ее будущий жених будет, скорее всего, из другой среды, и надо воспитывать девочку так, чтобы приучить вести совершенно иное хозяйство. Ведь у нее будет совсем другой круг обязанностей. Смышленая не по годам, она даже может подумать, что отец, позволяя ей так долго жить вдали от себя, просто не хочет, чтобы они были вместе, и посещает ее лишь из чувства долга. И все же она очень мала, слишком мала, чтобы жить в доме, где нет женщины, которая бы о ней заботилась. Если бы только и впрямь можно было надеяться, что он женится на этой вдове, о которой не хочет ничего говорить! Или, уж если на то пошло, на какой-нибудь другой достойной женщине, с добрым сердцем и здравым умом, у которой хватит терпения на них обоих.
Найалл шагал по узкой лесной тропинке, которая вилась между темнеющими в ночи деревьями, терпко пахла пышная листва. Голос сестры все еще звучал у него в ушах. Высокие деревья стояли плотной стеной, их густые ветви переплелись и скрывали небо, на земле под ними всегда лежала тень, так что травяной покров был весьма скудным. Иногда тропинка выходила на более открытое место, где деревья росли пореже, встречались даже небольшие вересковые пустоши. Это был северный край Долгого леса. Люди вторгались сюда, расчищая небольшие участки под пашню, занимаясь, с позволения хозяина или без оного, рубкой деревьев и пася свиней, которые кормились тут желудями и буковой корой. Но жилья здесь было очень мало. По дороге к деревушке Брейс Меол, которая находилась на полпути к дому, Найаллу предстояло миновать лишь два захудалых, как будто случайно оказавшихся тут хутора.
Найалл остановился, размышляя, не лучше ли вместо того, чтобы, как обычно, идти прямо через лес, свернуть на восток и по хорошо известной ему тропке выйти на проселок, если только ту лесную дорогу можно было назвать проселком, и, сократив путь, обогнуть деревню. Найалл хорошо знал тот проселок. Тропка же, о которой он думал, отходила от его тропы на северо-восток, а на перекрестке была небольшая полянка, единственное открытое место в густом лесу. На этой полянке Найалл остановился, все еще в нерешительности, и стоял, наслаждаясь благословенным ночным покоем. Вдруг тишину нарушил какой-то таинственный шум, легкий и равномерный. В молчаливом безветрии каждый шорох, каким бы он ни был тихим, громом отдавался в ушах. Найалл безотчетно отступил под деревья и стоял, подняв голову и прислушиваясь к непонятным звукам.
В ночном лесу всегда найдутся какие-нибудь животные, которые занимаются своими делами в темноте, но обычно они очень осторожны, а почуяв людей, замирают, потому что человек им враг. Звуки же, которые слышал Найалл, не прекращались, наоборот, они становились все ближе. Это был глухой стук копыт по мягкому дерну. Звук тихий, но ровный, он доносился со стороны проселка и сопровождался шуршанием и шелестом задеваемых по пути ветвей. Деревья уже полностью оделись листвой, разрослись, и их молодые побеги вторглись на свободное пространство тропы.
Что в лесу делать всаднику в такой час? Да и лошадь, судя по звуку, везет тяжелый груз? Найалл, укрывшись за деревьями, стоял и всматривался в открытое пространство: на поляне было настолько светло, что по оттенкам серого и черного можно было различить очертания предметов. Луна еще не взошла, между землей и небом висела легкая дымка, — это была ночь, как будто нарочно предназначенная для темных дел. Беглые вилланы редко подходили к Шрусбери ближе, чем на десять миль, разве что это мог быть браконьер, но все же следовало опасаться худшего. Да и когда это браконьеры отправлялись в лес верхом?
