Подземелье призраков Аккермана - Лобусова Ирина (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
Окопавшись, между тем, в захваченной деревне, бывшие бандиты стали праздновать победу. Но на следующую же ночь часть полка взбунтовалась — фраера и гопники, бандиты, привыкшие к роскошной, вольной жизни, не привыкли воевать. Вся беда заключалась в том, что бандиты не хотели работать, прилагать каких-либо физических усилий для общего дела — потому-то они и стали бандитами. За свою недолгую жизнь они привыкли очень мало трудиться (или вообще не трудиться), вкусно и много есть, пить, гулять, сладко спать. В полк Японца они записались из знаменитого лихого куража и еще для того, чтобы спасти свою шкуру.
Но вдруг оказалось, что война — это не райская, развеселая жизнь, а тяжелый труд. Это страх, опасность, грязь, умение терпеть лишения и находиться в вечной боевой готовности, ведь враг может нанести удар в любой момент. Вдруг оказалось, что бывшие бандиты совершенно не готовы к тяготам походной жизни и даже не представляли себе, как это — по-настоящему воевать.
А потому, почувствовав на собственной шкуре все прелести походной, фронтовой жизни, часть бандитов сбежала из полка Мишки Япончика и окольными путями стала пробираться в Одессу, честя своего бывшего вожака на чем свет стоит.
Остальные же нашли в деревне самогон и напились так, что все пестрое воинство Японца полегло замертво в самых разных местах деревни. О вооруженной охране не могло быть и речи. Напрасно Мишка пытался поднять, образумить своих людей — не тут-то было! Забыв о том, что они больше не бандиты, а красноармейцы, одесситы вспомнили свои привычки, первой из которых было отметить как следует удачное дело... И воинство стало отмечать.
Этим и воспользовались петлюровцы. На рассвете началось наступление. Бандиты протрезвели мгновенно, но было поздно. Петлюровцы выбили полк из деревни, положив на месте, с ходу, большую часть людей Японца. Полк, понеся просто фантастические потери (из всех людей Японца в живых осталось меньше четверти), был отброшен назад. Благодаря этому петлюровцы продвинулись на 25 километров, чем значительно сократили расстояние до Одессы и нанесли красным просто сокрушительный удар.
Остатки полка Мишки осели в небольшой деревне в тылу красных и принялись зализывать раны. Но зализать их было невозможно. Красное командование было в ярости. К Японцу прибыл Котовский. Он прямо заявил, что будет требовать расформирования полка.
Мишка встретил это сообщение насмешливо, пытаясь скрыть свое глубокое разочарование фронтом. Постепенно до него начал доходить тот главный фактор, который позволил Котовскому занять высокое положение в Красной армии. Ведь воевал тот не с уголовниками, не с бывшими бандитами, привыкшими к красивой жизни, а с настоящими красноармейцами, в большинстве своем крестьянскими парнями, привыкшими трудиться долго и тяжело. В отличие от людей Мишки, они умели поддерживать суровую дисциплину и строго подчиняться приказам. Люди же Японца хороши были в налете, в вооруженном грабеже — там, где сделать нужно было много и быстро и где можно было хорошо заработать. И оказались абсолютно не приспособлены к фронту и войне.
Но, тем не менее, красное командование почему-то не прислушалось к словам Котовского и не стало расформировывать сомнительный полк. Он остался ждать решения своей судьбы в деревне, а в Одессе никто не сомневался, что Мишка Япончик одумается и вернется обратно, вновь завоевывать утраченные позиции. Поэтому так беспокоился Пилерман.
Появление же Тани в своей конторе он воспринял как знак прямиком от Японца. И стал ждать беды, которая и последовала тогда, когда Таня занималась обыском комнаты убитого турка Азиза.
Около трех часов ночи окна конторы Пилермана, находящейся на втором этаже, забросали камнями. Потом полетели горящие тряпки, пропитанные автомобильным горючим, и клочья подожженной пакли. В конторе, к счастью, в тот момент никого не было.
Но все внутри сразу загорелось — да не просто загорелось, а вспыхнуло, как спичка. Дом был старый, с камышовыми перегородками между ракушняком. Начался страшный пожар. А пожар в Одессе всегда беда — ведь нет воды. Пока приехали пожарные команды, пока добыли воду и стали поливать уже шипящие угли, дом догорел почти дотла. К счастью, в нем было не много жителей. Первый этаж занимали магазины, а на втором и третьем было много пустых помещений.
Что же касается конторы Пилермана, то она выгорела полностью. Внутри сгорели все вещи, документы и деньги, которых было немало, так как накануне Пилерман принес и положил в сейф всю выручку с Привоза. Что же касается хваленого сейфа из ЧК, то от огня он лопнул, буквально раскрошился, и огонь уничтожил все содержимое — деньги и документы.
В эту ночь Пилерман чуть не сошел с ума. Он твердо решил, что поджог организовали люди Тани, нанятые по приказу Японца. Недаром она сначала появилась на Привозе, а затем почему-то пришла в его контору.
— Все знают, что ты была правой рукой Японца, — говорил Туча, — вот Пилерман и решил, что поджог за тебя. Головы лишишься, если не унесешь ноги. Кроме того, тебе есть за что мстить — он же однажды спалил твой дом. А так многие и поступают — спичка за спичку!
— Но я не делала этого! — Таня схватилась за голову, только теперь осознав, какая пропасть разверзлась перед ней.
— Потому я и собрал тебе документы — на всякий случай, — серьезно сказал Туча. — В общем, бикицер — собери вещи там, документы, и всё, тикать. У меня подвода внизу, вывезу за город. В Одессе тебе оставаться нельзя. Японца нет. Кто тебя защитит? Никто. Защитой твоей был только Японец. Вернешься, когда все схлынет. А Цилю я твою предупрежу, не переживай.
— Я поеду в Аккерман, — внезапно согласилась Таня. Туча одобрил ее решение.
Через полчаса, увязав в узелок кое-какие вещи и немного денег, она уже тряслась в разбитой телеге, которая увозила ее из Одессы.
Чавкнув колесами в жидкой грязи, телега остановилась. Вдалеке виднелись желтоватые огоньки хутора. В воздухе был разлит острый запах болотной тины и ила. Не привычная к такому, Таня поморщилась. Это ничем не напоминало запах моря — ничего общего. Возница поймал ее взгляд.
— Лиман пахнет, — сказал он, — вода же ж соленая. Сейчас в камышах ряска цветет, потому так и воняет. Тины много.
— Какая тина? Лиман же соленый! — машинально возразила Таня.
— Так здеся, за хутором, в него пресная речка впадает, вон оттудова течет, — пояснил возница, — оттудова и вонь. Вода ж в лимане как-то пополняется. Такие пресные речушки ее и питают. Да и не речушка это, так, ручеек.
— Безлюдно здесь, — Таня внимательно разглядывала окрестности — несколько покосившихся, старых домов, какие-то заброшенные поля.
— Люди по хатам прячутся, — пояснил возница, — время такое. Шо по ночам-то шастать?
— Так еще не ночь, — Таня всматривалась в быстро синеющие сумерки, в которых еще можно было различить гладкое и плоское зеркало лимана с темноватой, неподвижной водой.
— Нет — так скоро будет, — мрачно сказал возница и добавил: — Здеся всегда ночь. Румын в этих краях не любят, ну и красных. Глухое место, глухие времена.
— Почему не любят? — снова машинально спросила Таня. Ей было как-то все равно.
— Грабят, — кратко пояснил возница, — и корешатся с красными. Люди видели, как отряд красных к ним в крепость ездил. А такого люди не любят.
— Странное место... — Таня вдруг почувствовала какую-то необъяснимую дрожь, — вроде как красивое, но странное.
— Говорят, шо в этих краях время остановилось, — сказал возница, — про Овидия слышала?
— Это древнеримский поэт? — удивилась Таня.
— Да. Говорят, жил в этих краях. Здесь же раньше римское поселение было. Сослали его сюда. Он про эти края и говорил, шо тут время остановилось. Нравилось ему тут. А местные жители верят, шо похоронили его здесь, в крепости. Тайком. А умер от яда. С тех пор не может найти покоя его душа. Бродит по ночам, напускает туман. Ищет свою могилу. И еще своего убийцу, который наверняка лежит здесь поблизости. И пока он так бродить будет, пока душа не найдет успокоения, время вперед не пойдет, — возница так же внезавпно замолчал.
