Заговор францисканцев - Сэк Джон (чтение книг TXT) 📗
Безразличие стражника, вместо того чтобы порадовать уверенностью в представительности своей внешности, ввергло его в уныние. Нет, это не «совершенная радость» – скорее, ее противоположность.
Лео не уставал повторять этот рассказ – о том, как зимней ночью они со святым Франческо брели по дороге из Перуджи в Портиунколу. Одежда на них промокла и покрылась грязью, а холодно было так, что по нижнему краю ряс повисли сосульки, при каждом шаге бившие их по голым икрам.
– Знаешь ли ты, брат Ягненочек, что такое совершенная радость? – спросил вдруг Франческо.
Наставник признавался Конраду, что они в тот день ничего не ели, и Лео, не одаренный такой стойкостью к постам, как Франческо, полагал, что горячая похлебка в данный момент вполне подошла бы под это определение. Однако он был достаточно благоразумен, чтобы не признаться святому в своей слабости.
– Скажи мне, отец, – скромно попросил он.
– Представь себе, брат, что к нам по дороге подъезжает гонец и говорит, что все парижские профессора богословия вступили в наш орден. Это еще не совершенная радость. И что в него вступили все прелаты ультрамонтанисты, епископы и архиепископы, а с ними и все рыцарство франков и англов. И это еще не совершенная радость. Или что мои братья отправились к неверным и всех их обратили в истинную веру, или что я получил от Бога дар исцелять болезни и совершать многие чудеса. Говорю тебе, брат Ягненочек, во всем этом еще нет совершенной радости.
– Что же тогда совершенная радость? И Франческо отвечал:
– Когда мы явимся в Портиункола, промокшие от дождя и дрожащие от холода, и постучим в ворота, и привратник выйдет и сердито спросит: «Вы кто такие?», и мы ответим: «Два твоих брата», а он в ответ скажет: «Нет, вы двое бродяг, обманщики и воры, убирайтесь прочь!» – и не откроет нам, а оставит стоять под дождем и снегом, голодными и замерзшими, – тогда, если мы терпеливо перенесем оскорбление и жестокость, спокойно и без жалоб, и поймем, что привратник и в самом деле нас знает, и сам Господь научил его говорить так – вот она, совершенная радость! И если мы не перестанем стучать, и снова выйдет разгневанный привратник, и я стану настаивать: «Я брат Франческо», а он скажет: «Убирайся, ты, невежественный простак. Ты нам больше не нужен, потому что нас много и все мы – важные особы. Иди, попросись в приют Святого Креста!» И он возьмет суковатую дубину и, схватив нас за куколи, выбросит в грязь и станет колотить, так что наши тела покроются синяками и ранами, а мы стерпим это зло и примем оскорбление с любовью и радостью в сердце, желая разделить страдания Благого Христа из любви к Нему – вот, брат Ягненок, что такое совершенная радость и в чем спасение души!
Конрад помял в пальцах край своей рясы. Куда ближе к совершенной радости был он неделю назад, когда привратник в Сакро Конвенто выгнал его, как паршивую дворнягу. Что такое слабость Лео по сравнению с его позорной трусостью! Не вернуться ли к донне Джакоме, не переодеться ли в старую рясу и так войти в Сакро Конвенто, доверясь воле Господа? Избрав практичный способ получить доступ в библиотеку братства, не уподобился ли он столь презираемым им конвентуалам, которые променяли бедность на обеспеченную жизнь, простоту на ученость и смирение на привилегии? Разве не практичностью оправдывал Элиас отступления от устава Франциска?
Конрад дошел до конца лестницы, опираясь на стенку, ограждавшую спуск, и оказался перед двойной резной дверью нижней церкви, глубоко утопленной в арку проема. Несколько колонн с каннелюрами углом сходились к дверям с обеих сторон, направляя прохожего внутрь. Конрад не противился приглашению. Может быть, отыскав могилу Лео, он поймет, как ему быть.
Нижняя церковь, выстроенная для братии, была темнее и строже, чем базилика для горожан на площади. Маленькие окна с закругленными арками напоминали старинный стиль, между тем как для верхней церкви франки-архитекторы избрали новейшие стрельчатые проемы.
Взгляд Конрада сразу обратился к главному алтарю в дальнем конце нефа, выстроенному в виде миниатюрной аркады, так что алтарный камень как бы плыл над кругом арок с резными колонками. Оттуда он начнет поиски Лео.
Он прошел вокруг алтаря, разглядывая плиточный пол в поисках каменной плиты. При этом он вел ладонью по поверхности алтарного камня, и его вдруг остановила некая тревожащая странность. Пальцы нащупали неровность – вырезанный на святом камне рисунок. Выцарапал какой-нибудь сорванец, решил Конрад. Простенькая фигурка напоминала детский рисунок: человечек с черточками ручек и ножек, торчащих в стороны, вместо головы просто кружок – вернее, два круга один в другом. Весь рисунок был заключен в большой круг, и над этим внешним кругом вандал изобразил двойную арку.
Какое безобразие! Нынешние дети не только святых не чтят, но и гнева Божьего не боятся!
Отшельник заглянул в конец нефа. Художник Джинта да Пиза поместил картины из жизни Франциска напротив фресок, изображающих Иисуса, коему святой подражал более полно, чем кто-либо иной. За годы, проведенные Конрадом в горах, из нижней окантовки фресок исчезли большие куски. Каменщики устроили в стене проемы, через которые можно было попасть в боковые приделы с малыми алтарями. Распространявшаяся в ордене ученость привела к появлению множества священников, а священникам для ежедневных служб нужны алтари. Сам Конрад никогда не чувствовал потребности отслужить мессу, считая, что, не теряя времени на обряды, придет к Богу более прямым путем, но монастырская братия, как и следовало ожидать, держалась общепринятой практики.
Он переходил из часовни в часовню, пока, описав полный круг, не оказался в южном приделе – в часовне Иоанна евангелиста. Несколько плит с надписями, вделанные в стену, отмечали места погребений. Здесь лежали фра Анжело Танкреди, двоюродный брат святой Клары, и рядом с ним фра Руфино. Последнее оказалось для него неожиданностью. О смерти Руфино Конрад не знал. Дата на плите говорила, что тот скончался не более года назад. Последний раз, когда Конрад навещал наставника, Лео делил с Руфино крошечную келью в Портиункола.
– Покойся в мире и радости, старый друг, – вслух пожелал он. И тут увидел надпись, которую искал.
FRATER LEONE QUI OMNIA VIDERAT
OBITUS ANNO DOMINI 1271
Превосходная эпитафия, даже ироничная. «Брат Лео, который видел все». Или, как истолковал бы эти слова Конрад: «Брат Лео, который ничего не упускал».
Он встал на колени перед плитой и коснулся лбом холодного камня. Он не произнес вслух и в мыслях не задал никакого определенного вопроса – Лео, конечно, поймет его нужду без вмешательства слов. В таком положении он оставался все утро, но ответ так и не явился. В какую-то минуту он поймал себя на том, что вспоминает заверение Лео, будто Амата станет ему помощницей. Быть может, миг сомнения, сопровождавший это воспоминание, и объяснял упорное молчание наставника.
Мысли его обратились к апостолам, шедшим в Иерусалим за своим учителем. Они пребывали в недоумении, ибо Иисус только что сказал им, что должен пострадать и умереть в этом городе. Они потеряли из виду цель, встревоженные неясным будущим и кажущейся бессмысленностью всего, что случилось прежде. И вот, когда они совсем истомились и впали в уныние, Иисус явился перед ними преображенный, в сопровождении двух пророков древности, и тогда они вспомнили, Кто ведет их.
Может быть, размышлял Конрад, он слишком многого хочет. Уж не вообразил ли он, что Лео будет являться ему во славе, вместе со святым Франциском – дважды за две недели? Даже апостолы лишь однажды видели преображение.
Он неуклюже встал и растер сведенные мышцы. Хватит тянуть. Пусть три спутника, как любовно называли Лео, Анжело и Руфино другие братья, вместе наслаждаются последним покоем, как вместе переносили они труды и горести во времена младенчества ордена. Прозвище стало таким привычным, что даже их запретные ныне воспоминания о днях, проведенных со святым Франциском, братия называла просто : « Legenda Trium Sociorum » – « Легенда трех спутников ».
