Дом свиданий - Юзефович Леонид Абрамович (читать книги онлайн без TXT) 📗
— Дождались, — рассердился Гайпель. — Пьян ваш Петров.
Поднялись на крыльцо, двинулись по коридору. Шитковский говорил, что такие, как Петров, пять минут поспят и уже трезвехоньки, все соображают, все помнят, а если не помнят то, что от них требуется, так быстро вспоминают, как только бутылку отберешь.
Чтобы произвести должное впечатление своим внешним видом, Гайпель вертикально приложил к носу ребро ладони, затем так же отвесно передвинул ее выше, к околышу, проверяя, по центру ли сидит кокарда на фуражке.
— Господин Петров, просыпайтесь, — входя, сказал он. — Мы из полиции!
Ответа не последовало.
— Эй, на башне! — позвал Шитковский.
Он потряс Петрова за плечо, в сердцах лягнул под ним ножку стула, и тот вдруг сковырнулся на пол, тяжело стукнувшись затылком о доски.
— Мертв, — потрясенно прошептал Гайпель.
— Нет. Еще дышит, — приседая над Петровым и прикладывая ухо ему к груди, возразил Шитковский.
Гайпель взял со стола оба стаканчика, принюхался. От одного из них повеяло в ноздри смертельным аркадским букетом: яд и снотворное. Он схватил стоявшую здесь же кружку с молоком, Шитковский ножом начал разжимать Петрову зубы, но много влить в него не удалось. Молоко пузырилось на губах, текло по подбородку. Когда оно кончилось, Шитковский побежал за полицией, Гайпель — за портовым доктором, которого на месте не оказалось, как, впрочем, и полицейских. Зато вылез откуда-то заспанный сторож и еще какой-то служивый, указавший место, куда скрылась полиция. Там, в свою очередь, знали убежище доктора. Вскоре тот появился, пощупал Петрову пульс и сказал, зевая, что повезет его в госпиталь, потому что давал клятву Гиппократа и должен везти, не то бы не повез, потому что живым все равно не довезет, а лошадей жалко, они ведь тоже Божьи твари, причем не казенные, казенных ему не дают.
Понюхав стаканчик, подсунутый Гайпелем, и остатки молока в кружке, доктор сказал:
— Запиваешь вино молоком — пиши завещание.
— Думаете, и в молоко подсыпали?
— Просто оно вредно для желудка после вина. Сугубо медицинское изречение, еще древние греки его знали. Советую запомнить, молодой человек.
В конце концов Петрова увезли, полицейский пристав сел составлять протокол. Он спрашивал всякую чушь вроде того, сколько Гайпелю лет и какого он вероисповедания, и на все просьбы срочно выслать людей на поиски преступника отвечал, что успеется.
Тем временем Гайпель на четвереньках ползал по комнате, заглядывая под стол, под шкаф, шаря за лежанкой.
— Что вы ищете? — поинтересовался Шитковский. Гайпель искал медальончик с семью звездами, которого, казалось, не могло не быть там, где открываются врата смерти, но не считал нужным объясняться.
— Вы тут ничего не находили? — спросил он, подозрительно глядя на Шитковского.
— Что именно?
Тот смотрел глазами невинного отрока, что в ансамбле с его бесстыжей физиономией выглядело весьма ненатурально. Гайпель отвел его к окну, подальше от пристава, и тихо сказал:
— Как-то слабо верится, что вы, когда смотрели в окошко, не сумели разглядеть, с кем разговаривал Петров. Неужели не поняли даже, мужчина это был или женщина?
Шитковский развел руками:
— Виноват, казните-с.
— И ничего, значит, здесь не находили?
— Здесь — это где?
— Возле Петрова. На полу или на столе.
— Скажите что, и мы вместе поищем.
— Нет, — покачал головой Гайпель. — Как вы понимаете, ситуация в корне изменилась, мне придется нарушить наш уговор. Я вынужден буду сказать Ивану Дмитриевичу, что идея допросить Петрова принадлежала вам. Чего вы потащили меня сюда ночью? У меня, знаете, такое чувство, будто…
— Будто я заранее знал, что Петрова сегодня убьют?
— Вроде того,
— С Путилиным я поговорю сам, — пообещал Шитковский. — Можете не волноваться.
Портовый пристав писал по букве в минуту, но при этом делал государственное лицо, вельможно поигрывал желваками и от души наслаждался нечаянной властью над двумя городскими полицейскими агентами. Только во втором часу ночи они были отпущены восвояси.
Едва миновали ворота гавани, прямо за шлагбаумом Шитковский сказал:
— Мне — туда.
Он неопределенно махнул рукой в темноту, в наплывающий от берега сентябрьский туман, и сгинул. В воздухе пахло тайной и надвигающимся дождем. Гайпель побрел дальше один. Зонта у него не было.
Минут через десять он наткнулся на спящего извозчика, насилу растолкал его, хотел назвать свой адрес, но передумал и назвал другой.
— К Путилину, что ли? — уважительно спросил извозчик, заметив на седоке полицейскую фуражку.
— Ты знаешь, где он живет?
— Кто ж не знает!
— К нему, — сказал Гайпель.
Он почувствовал, как над ним державно простерлись крылья славы Ивана Дмитриевича. Всю дорогу они прикрывали его от ветра, от накрапывающего дождика.
Глава 12
ИЕРОГЛИФ СМЕРТИ
1
С невнятным мычанием отлепившись от косяка, Иван Дмитриевич пробежал коридор без дальнейших неприятностей, юркнул в кухню и устремился к спасительному провалу черного хода. И добрался бы, да подвела плебейская привычка на дармовщину кусочничать в тех домах, где вел расследование. Отрыгнулась ему эта лапша. Несколько лапшинок осталось на полу, сапоги поехали на них, Иван Дмитриевич с разбегу врезался в стену, упал и был накрыт рухнувшим сверху медным тазом.
В следующее мгновение кто-то сидел на.нем верхом, чьи-то ледяные пальцы оплели горло.
— А-а-а-а!
Он заорал, извиваясь, изворачиваясь всем телом, но при этом с какой-то сумасшедшей радостью понимая, что человек, оседлавший его, для покойника чересчур тяжел. И дыхание громкое, жаркое, не как у мертвеца.
Радость, однако, сменилась ужасом отнюдь не мистическим: неизвестно еще, кто страшнее, живой или мертвый. Напрасно Иван Дмитриевич пытался сбросить своего седока, тот сидел на нем прочно, как банщик в тифлисской мыльне. Крикнуть и то не удавалось, железная рука предусмотрительно и жестоко прижимала его к полу, сминая губы, корябая нос.
Из последних сил Иван Дмитриевич попробовал трепыхнуться, но сидевший на спине человек подпрыгнул и с размаху снова сел, едва не переломив ему поясницу, затем схватил его за волосы, оттянул голову назад, намереваясь не то свернуть шею, не то шмякнуть мордой об пол. В горле захрустело, в этот момент послышались торопливые шаги, дрожащий свет озарил кухню. Загремел отброшенный в сторону таз. Тяжесть на спине исчезла, Иван Дмитриевич немного полежал вниз лицом, приходя в себя, наконец перевернулся. Над ним стоял Евлампий, рядом — Шарлотта Генриховна со свечой в руке. Лицо ее выражало не испуг, а что-то вроде печальной брезгливости.
— Вы-ы? — негромко проговорила она с такой интонацией, словно единственным чувством, испытанным при виде Ивана Дмитриевича, который среди ночи забрался к ней в квартиру, было разочарование в его порядочности.
— А вы думали… кто?
Она не ответила.
— Ай да полиция! — осклабился Евлампий.
Ивану Дмитриевичу было что ему напомнить — испачканный кровью конец веревки хранился в кармане, но он смолчал и сразу обратился к Шарлотте Генриховне:
— Вы позволите мне встать?
— Полицейских бы сюда с приставом, — сказал Евлампий. — То-то полюбуются на своего товарища!
— Не нужно. Вставайте, господин Путилин, я жду ваших объяснений. Надеюсь, вы не станете уверять нас, будто в темноте ошиблись дверью.
Он поднялся, попробовал, сгибается ли хрустнувшая под Евлампием поясница.
— Шарлотта Генриховна, давайте отложим наш разговор. Поверьте, я был вынужден так поступить. Меня вынудили обстоятельства, касающиеся смерти вашего мужа.
— Какие именно?
— Я не вправе их называть. Поверьте!
— Что ж, в таком случае действительно придется звать полицию. Заодно соседей пригласим. И еще… Евлампий, сбегай-ка за супругой господина Путилина.
