Итальянский секретарь - Карр Калеб (книги полностью бесплатно txt) 📗
Пока Сэдлер говорил, лицо Холмса все больше мрачнело, и нетрудно понять, почему. Его брат сейчас в пути, один на один с этим чудовищем, если не считать молодого офицера, от которого мало толку, судя по тому, что мы видели. И оказался Майкрофт в этом положении потому, что Холмс опять поставил интересы расследования превыше всех остальных соображений. Казалось не только возможным, но и вполне вероятным, что лорд Фрэнсис, со свойственным ему коварством, ухитрится вытянуть из Майкрофта правду за время их, пусть недолгой, поездки; и если даже я забеспокоился при мысли об этом, насколько сильнее должен был волноваться Холмс?
Этого я никогда не узнаю; ведь в любом трудном положении, испытывая какие угодно сильные чувства, Холмс вел себя всегда одинаково – начинал активно действовать.
– Мистер Сэдлер, нам стоит беспокоиться лишь о том, что в наших силах совершить здесь, – сказал он. – И то, что вы нам сообщили, будет, я думаю, неоценимо. Хэкетт, прошу вас, приведите своего сына и племянницу, и мы возобновим наше совещание на первом этаже, подальше от этих окон! У нас впереди долгий день, и еще ночь, и крайне важно, чтобы все мы знали наши роли назубок. Идем, быстро!
Приказ был воспринят серьезно (хотя нам до сих пор было неясно, почему Холмс боится внешних дворцовых окон), и вскоре мы собрались в королевской столовой на первом этаже – до конца дня она служила нам импровизированной штаб-квартирой. Я не случайно употребил военный термин: по мере того, как тянулся день, а Майкрофта Холмса все не было, и он не подавал о себе никаких вестей, напряжение нарастало и опасения росли: что если наши противники обзаведутся новыми помощниками и явятся сюда, дабы беспрепятственно унести нажитое нечестным путем богатство Вилла-Верняка Сэдлера, которое он оставил прошлой ночью. Холмс подумал об этом и решил, что нам лучше отправиться в башню – посмотреть на оставшиеся деньги, чтобы оценить вероятное число наших новых противников; если же денег осталось относительно немного, то не исключено, что Вилл Сэдлер поступится остатком своего богатства, чтобы беспрепятственно сбежать с основной суммой. Возможно также, что Верняк выполнит свой воровской договор с лордом Фрэнсисом и оба сбегут, захватив то, что уже унесли. Роберт считал, что это возможно, хотя, если бы негодяи поменялись ролями, сказал он, этого наверняка не случилось бы. Но при сложившихся обстоятельствах у нас была надежда, хоть и небольшая.
Итак, сразу после чая мы с Холмсом и Хэкеттом собрались и отправились в старые покои королевы Марии; в самую древнюю, первозданную часть дворца, туда, где якобы обитает дух Давида Риццио, и где кроется причина жестокой и нелепой гибели Синклера и Маккея. (Разумеется, ни миссис Хэкетт, ни мисс Маккензи даже не пришло в голову пойти с нами; мы решили, что Роберту Сэдлеру и Эндрю лучше остаться с женщинами – успокаивать их, а также защищать, если события примут серьезный оборот, а мы еще не будем готовы). Хэкетт взял острый, как бритва, нож для потрошения и фонарь, а я совершил набег на оружейную комнату дворца в поисках чего-нибудь посущественнее «наладонного защитника», и обзавелся двустволкой двенадцатого калибра с широким чоком [24]. Теперь у нас троих была надежда сойти за серьезный боевой отряд. И вот мы наконец вошли в комнаты, давным-давно породившие источник наших сегодняшних бед.
– Разумеется, – сказал Холмс, когда мы начали подниматься по каменной винтовой лестнице в северо-восточном углу башни, – все наши теории строятся на предположении, что Давид Риццио не принимал участия в этом деле. Предположение, увы, еще не доказанное…
Хэкетт в ответ выдавил из себя подобие улыбки, хотя было совершенно ясно – он это делает лишь из вежливости. Я, однако, мог позволить себе высказаться откровенно:
– Знаете, Холмс, мне кажется, что в нашей ситуации, а особенно – учитывая, что вы навлекли опасность на собственного брата, легкомыслие совершенно неуместно.
– Легкомыслие? – переспросил он. – Я был абсолютно серьезен.
– Неужели? – У меня не было ни сил, ни желания опять обсуждать все более надоедавшую тему. – Ну что ж, я думаю, так или иначе мы скоро узнаем правду.
– Узнаем?
– Конечно.
Когда свет, проникавший из дворцового вестибюля на лестницу, стал меркнуть, Хэкетт зажег тусклый фонарь, который отбрасывал пугающие тени на каменные стены все время сужающейся лестницы.
– Если, – продолжил я, почему-то шепотом, – мы обнаружим, что воровская добыча лежит нетронутая, значит, несомненно, вчера вечером мы в самом деле слышали вашего друга, дух синьора Риццио; очевидно, он и после смерти не утратил интереса к новинкам итальянской музыки!
Я немедленно пожалел об этих игривых словах; а через несколько минут уже всерьез раскаивался…
Глава XII
Как только мы вошли в анфиладу комнат, некогда служивших личными покоями последней королеве шотландской, стало ясно – за столетие, прошедшее от ее смерти до перестройки дворца при Карле II, расцвело и укоренилось мнение, что в этих комнатах живет нечто не от мира сего. Не то чтобы священное – Смерть редко освящает место, куда наносит визит; тем не менее комнаты внушали трепет – в них царила вечная память о трагедии, несправедливости, более того – жестокости. Карл II – на чью долю выпала трагическая юность, сделав его настолько чувствительным, что людям нашего века этого не понять, – постарался предотвратить физическое разрушение покоев Марии Стюарт, но не пытался изменить их суть – ни в архитектурном смысле, ни в каком ином; и все представители многочисленных династий, правивших Британией после него, следовали его примеру (из-за чего в покоях воцарилось полное запустение). Поэтому, едва мы вошли сюда, когда наш маленький отряд вторгся в верхние пределы западной башни, нам показалось, что мы шагнули из современности в прошлое – впрочем, нет, эта затасканная фраза не подходит; у нас было ощущение, что нас схватили и втащили в прошлое – в жуткое прошлое, которого не изменить ни королям, ни черни. Время, конечно, продолжало трудиться над этими покоями; точнее, возникало ощущение, что Времени позволили продолжать свою работу; наносимые им разрушения лишь усиливали ощущение чудовищной трагедии – наследие злодеяния, принесшего башне печальную славу, и памятник этому злодеянию.
Здесь царила полная темнота. Все окна всех комнат, начиная с передней, куда нас выплюнула винтовая лестница, были закрыты и заложены ставнями много поколений назад, и притом гораздо плотнее, чем в комнатах этажом ниже. Занавеси на окнах были намного толще, так что нам светил один маленький фонарь Хэкетта; по правде сказать, то, что мы чувствовали, было гораздо важнее того, что мы видели. Основные детали комнаты – деревянные панели стен и потолка, дощатый пол, истлевшие драпировки, обветшалая мебель – создавали более зловещую картину, чем обстановка в комнате этажом ниже, тем более что стиль их был не барочный, а тюдоровский. И все же, продолжая осматривать комнаты, я подумал, что в какой-то момент дома почти перестают ветшать, при условии, что стены и крыша целы (как это и было с западной башней дворца); процесс разложения словно бы останавливается, будто Время и крысы с жучками пожрали все, что могли, оставив от жилища, когда-то теплого и дышащего, словно бы выбеленные кости; и мне показалось, что комнаты королевы Марии давно уже достигли этого археологического надира.
Мы еще не дошли до опочивальни королевы Марии, а это чувство так усилилось, что я упустил интересную подробность; ее увидел наметанным глазом Холмс, и обратился ко мне:
– Лаборатория разложения, а, Ватсон? Все как полагается – прах, пыль, паутина…
– Я полагаю, вы на что-то намекаете, Холмс?
– Только на то, что мы почему-то до сих пор не покрылись этой пылью.
Тогда я остановился, оглядел свою одежду и провел рукой по макушке.
