Сокровище храма - Абекассис Элиетт (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— оживали и летели впереди меня. Как же они являли себя во всем графическом великолепии, недоступном для понимания, в своей совершенной форме, и как же они доходили с Медного свитка до моего языка, рта, губ, и как же они вживались в меня, найдя во мне вместилище, и как же они вдохновляли и очищали меня, делая мою мысль чистой, великолепно абстрактной, великолепно конкретной! Они делали почетными вещи, предметы, открывали чудесные сокровища, места, о которых никто и не подозревал, изменяли свою форму, вытягиваясь от дыхания, выходившего из моего говорящего рта. Они были индивидуумами, изобретенными людьми, начертанными писцом, несущими на себе частицу материи, но материи уже одушевленной, они были черными на вид, но содержавшими таинственные мысли, намеки и указания на сокровище, а это сокровище являлось тайной мира, вечным вопросом, памятью о Боге, ваявшем своим огненным резцом нечто, когда он сотворил мир, говоря, что мир уже существовал.

Мой раввин, когда я был хасидом, учил меня магии букв и их созидательной энергии, способной изменить пагубную ситуацию и отмести дурные предзнаменования. Для этого следовало сконцентрироваться в одной точке, так, чтобы огородиться ото всего, позабыть обо всем происходящем вокруг, создать пустоту, чтобы слиться с божественным словом через познание букв. Таким образом, я пытался достичь первопричин всех вещей, уловить первое дыхание, скрывавшееся в блестках меди, и старался, проникнув через завесу чувственного мира, достичь Невыразимого. Тогда еще я понял то, что может понять только влюбленный хасид: мир существует лишь для того, чтобы встретиться с невидимым, а такую связь можно получить только через буквы.

Как они были прекрасны, как приятно было на них смотреть, сколько в них было ревностности! Я увидел блеск меди, высвеченный буквой. Я увидел неизмеримую глубину, которая позволяет прорицать прошлое и вспоминать о будущем. И я увидел сам процесс творения, в котором участвовали существа, земля, воздух, вода и огонь, мудрость и знания; и все это происходило по воле букв, совершавших чудо зарождения. Одна среди них выделилась:

«Тав»: клеймо, печать Бога, завершение творения и общность созданных вещей. «Тав» — это знание абсолюта и его тайны, скрывающейся в простой душе. Совершенство «Тав» позволяет динамическому выдоху «Шин» продемонстрировать свои силы. «Тав». «Тав». Он был здесь, я Его чувствовал.

— Ари!

Я обернулся. Сзади стояла Джейн.

— Я тебя уже третий раз окликаю, — возмутилась она. — А ты будто и не слышишь.

— Нужно уходить, — сказал я.

— Да, — согласилась Джейн. — Впрочем, музей закрывается.

Мы спустились на первый этаж и, выйдя из института, пошли вдоль Сены, начав от набережной Сен-Бернар.

— Так вот, — промолвила Джейн, посматривая направо и налево, чтобы убедиться в отсутствии слежки, — я видела Кошку, очевидно, он был там, чтобы закончить копию Медного свитка… Он скрылся в каком-то кабинете с двумя мужчинами, которых я не знаю. Я подкралась к двери, делая вид, что рассматриваю глиняную посуду, и услышала голоса.

— О чем они говорили?

— Не уверена, но, кажется, речь шла о профессоре Эриксоне… и Серебряном свитке.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил я.

— Свиток написали не ессеи и не зелоты. Он составлен в Средние века, и говорится в нем о баснословном сокровище!

— Отец был прав, когда говорил, что в этой истории не хватает одного элемента, одного звена цепи.

Сумерки спускались на величественные набережные Сены; легкий ветерок трепал волосы Джейн, делая их еще воздушнее.

— А ты, — тихо спросила она, — ты что-нибудь открыл для себя в Медном свитке?

— Я увидел в нем то, что может увидеть любой хасид.

— Значит, ты его постиг?

— Что?

— Двекут. [11]

Дойдя до Пон-дез-Ар, мы сели на скамью; по реке сновали взад-вперед прогулочные катера, пофыркивая и разбрасывая вокруг себя зеленый, красный, оранжевый цвета. Я слишком влюблен, подумал я в эту минуту, потому что мое сердце переполнено любовью; я слишком поглощен ею, и я уже не Мессия, а мужчина, живущий только для нее; моя религия — это она, она — мой закон, мое ожидание, транс, двекут. Я дошел до того, что любовью разрушил свою жизнь и не могу сдержать слез, когда думаю, что не смог бы ликовать перед Ним, что мое время еще не пришло и что я не смог бы обнять и поцеловать Его, как Моисей поцеловал Бога.

Любовь… Я слышал о ней, читал в книгах, на университетских скамьях. Меня научили, что если любовный опыт неудачен, то мужчины и женщины не могут полностью постичь чувство, свойственное человеку, и неспособны испытывать к остальному человечеству ту благожелательность, без которой человечество становится злым. Но я всегда верил, что любовь — это опасность, стихийная сила, что она — не благо, и я остерегался мужчины, который любит женщину. Ибо пути его — пути мрака и тропинки греха.

— Все это так, — сказала Джейн, — до твоего избрания ты был писцом, а еще раньше — хасидом, а до того…

— А до того я был солдатом. Но все это в прошлом.

— Тебе уже не хватает твоей писанины?

Мое движение как будто было неожиданно прервано событиями, которые куда-то повлекли меня независимо от моей воли и так же неожиданно заставили остановиться, тогда как я не должен останавливаться неизвестно где и когда, чтобы не потерять сосредоточенность… Но чего мне больше всего не хватает, так это моей общины.

— Ты встретишься с ней, — успокоила меня Джейн. — Очень скоро.

— Нет.

— Почему же?

— Я покинул их, Джейн. Я убежал от ессеев.

Джейн недоуменно смотрела на меня, не понимая.

— Я ушел, потому что они отказывались отпустить меня сюда. А я очень хотел быть там, где ты.

— Ари, — упрекнула Джейн. — Не следовало этого делать. Это…

— Я тебя люблю.

Мы замолчали.

— Я полюбил тебя, — продолжил я, — еще в тот раз. Два года назад. Но тогда это было так неожиданно, что я не понимал. Потом удивление прошло, но любовь осталась.

— Такое невозможно, — проговорила Джейн, вставая, — такое невозможно, и ты это хорошо знаешь. Если ты тот, кто есть… Все это бессмысленно.

— Бессмысленно? — удивился я. — Может, и так. Помнишь, в Евангелии говорится, что Иисус любил одного своего ученика. Но имя его никогда не упоминается.

— Думаю, речь идет об Иоанне Евангелисте. Так?

— Ты права.

Джейн с удивлением взглянула на меня.

— Ты считаешь, что я твой ученик, Ари? Потому что мое имя похоже на его?

— Может быть.

— Но ты не пошел… ты ничего не понял. У меня нет роли, нет миссии. Я не из ваших. Ари, я не хочу играть ту роль, которую ты предлагаешь, не вижу в ней смысла. — Она встала и с огорченным видом заявила: — Я не верю в твою любовь.

С наступлением вечера мы опять стояли под фонарным столбом рядом с домом Кошки и снова ждали в неловком молчании, которое не могли побороть ни она, ни я.

Часом позже показался тот же самый крытый грузовичок. На этот раз Кошка сразу сел в него и отправился прямо к Брансийским воротам.

Мы очутились перед тем же зданием, что и накануне.

Было около восьми. Не зная, что делать, мы пошли в забегаловку на углу улицы, это было очень старое, насквозь прокуренное кафе с облупленными стенами. В нем обычно встречались завсегдатаи из здешнего квартала и, засиживаясь у бара, обменивались впечатлениями дня: идеальное место для сбора информации.

Едва мы сели за столик у окна, как хозяин, жизнерадостный толстяк с красными щеками, уже протягивал нам меню.

— Смотри-ка, как странно! — удивилась Джейн. — Совсем не похоже на обычное меню!