Лабиринт Химеры - Чиж Антон (чтение книг .TXT) 📗
Впрочем, цветение их было недолгим. В шагах десяти Василий Ильич заметил силуэт, который не то чтобы двигался, но и не стоял на месте. Прищурившись, Василий Ильич различил, что силуэт женский. Некоторая расплывчатость его происходила оттого, что на даме была широкая, вроде плаща, накидка-пелерина с капюшоном, длиной в пол. Точнее – в тротуар.
Одинокая барышня на ночной улице взывает к рыцарскому долгу и куда более трусливые натуры. Желание защитить от любой опасности, которой взяться неоткуда, проникло в сердце Управляющего. Василий Ильич гордо расправил плечи и нагнал даму в накидке. Чтобы не напугать милую, как он заранее решил, особу, Василий Ильич в шаге от нее вежливо кашлянул и спросил разрешения обратиться. Столь вежливое обхождение ночью должно было успокоить трепет женского сердечка. На что Василий Ильич и рассчитывал.
Он ждал, что сейчас к нему обернется милое личико, и уж тут он покажет рыцарство во все красе. Приятную загадку представляло то, что Василий Ильич не мог узнать, кто прячется под плащом. Не то чтобы он поголовно знал всех жительниц Павловска, особенно со спины, но, как часто бывает, проживая в одном городке, начинаешь узнавать своих по походке. Эта незнакомка явно была не из местных. Ранняя дачная пташка, а то и особа из дворца!
Василий Ильич опять напомнил о себе вежливым вопросом. Особа в накидке не пожелала обернуться, она стояла, подпрыгивала на одной ножке. Такое поведение немного огорчило Василия Ильича. Как человек, знающий себе цену, он не стал тянуть церемонии, все-таки не в столице, и обошел даму. Склонился в исключительно вежливом поклоне и выпрямился, ожидая увидеть улыбку в ответ на свои действия. Где-то в глубинах фантазий Василий Ильич надеялся, что незнакомке захочется с ним пококетничать.
Темнота немного скрадывала то, что открылось ему. Василий Ильич опять сощурился, не в силах понять, что же такое привиделось. А когда он убедился, что зрение не обманывает, изумление его стало столь глубоким, что Василий Ильич так и стоял, не в силах пошевелиться или позвать на помощь. Разум Управляющего отказывался верить в то, что видели глаза его. Зрелище, открывшееся под распахнутой накидкой, было столь невозможно, дико и немыслимо, что выходило за границы человеческого понимания. Воля, куда более крепкая, чем у Василия Ильича, зашла бы в тупик. Что делать человеку, когда на пустой ночной улице он встречается с явлением, не поддающимся осмыслению? Только отдаться животному инстинкту.
За три квартала от Садовой улицы скучал городовой Никитин. Его ждала долгая ночь на посту и борьба с наползающим сном. Как вдруг откуда-то из-за домов долетел странный звук. Городовой прислушался. Так кричит раненый зверь, который бьется за свою жизнь без надежды на спасение. Зверям в Павловске быть не полагается, в его окрестностях даже волков нет.
Городовой повертел головой, чтобы определить, откуда доносится вопль. Еще раз послушав, он пришел к выводу, что все-таки это был человеческий вопль. И доносился он со стороны дворцового парка. Что там могло случиться, Никитин представить не мог. Особых нарушений порядка пока не наблюдалось, о помощи никто не взывал, два тревожных полицейских свистка не раздалось, городовой имел законное право сделать вид, что ничего и не случилось. Тем более вопль сам собой затих.
Все-таки простое человеческое любопытство оказалось сильнее полицейских правил. Никитин побежал по направлению, откуда, как нарочно, снова раздался странный звук. Только был слабее, тише и отчаянней.
5. Муки достойного выбора
1902 год, 26 апреля. Рано утром.
Директор Департамента полиции Сергей Эрастович Зволянский плохие известия получал сразу. В последнее время обычный поток стал чрезмерным, как весеннее половодье. Того и гляди утопит.
Мало того, что в университетах брожение, мало того, что там и тут вспыхивают крестьянские бунты и полыхают имения, так еще покушение на московского обер-полицмейстера, и уж самое невероятное – убийство начальника, министра внутренних дел. Того и гляди добрые языки при дворе начнут нашептывать: дескать, директор не справляется, власть ему дана огромная, а результаты плачевные, не пора ли подобрать кандидата более достойного?
Отвечать языкам было затруднительно. Формально власть у Зволянского была огромной. Кроме самой махины общей полиции, призванной защищать столпы правления, а вовсе не рядовых граждан, под столпами стонущих, в его ведении было Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, иначе говоря «охранка», жандармский корпус и самый секретный, Особый отдел Департамента полиции. Однако власть имеет такое свойство, что прибрать ее к рукам хотят многие. Потому этими грозными учреждениями распоряжаться пытались кто угодно. А за результаты их стараний отвечать должен был Зволянский. Директор всей кожей полицейского чуял, как шатается под ним кресло.
А тут еще новость, упавшая на его голову с утра пораньше.
Как поставить дело так, чтобы не совершить ошибку, возможно, последнюю в карьере, Зволянский не знал. А потому срочно вызвал того, на кого мог хоть как-то рассчитывать: заведующего Особым отделом Леонида Александровича Ратаева.
О человеке этом ходило множество слухов: от восторженных до ужасных. Зволянский был в курсе всех этих слухов, но сейчас ему было нужно главное качество Ратаева: аналитический ум. Предстояло решить задачу, которая во многом определит судьбу самого Зволянского. И, вероятно, Ратаева. Случись что, новый директор Департамента поставит на ключевую должность своего человека. Ратаев тоже понимал это и не строил иллюзий.
Оба чиновника уже просчитали последствия возникшей ситуации, с очень вероятной катастрофой для обоих и мизерными шансами на успех. А потому нужда в лишних словах и пояснениях отпала.
– Что думаете? – только и спросил Зволянский, подразумевая в коротком вопросе сразу столько всего, что до конца понять мог только Ратаев.
– Обстоятельства тревожные, – ответил тот, помедлив. – Выглядит некрасиво.
– У вас были сигналы из Павловска?
Неприятные вопросы Ратаев умел игнорировать, страдая внезапной глухотой. В этот раз трюк был не ко времени.
– Мы далеко не всесильны. У нас имеются куда более горячие участки. Вам известно, что там всегда было достаточно спокойно?
Зволянский убедился: сколько бы ни шептались о вездесущем Ратаеве и его людях, утренняя новость для него – полная неожиданность. Что оказалось отчасти приятно: значит, будет стараться изо всех сил.
– Жду конкретные предложения, Леонид Александрович.
Ратаев раскрыл докладную папку черной кожи, которую придерживал за спиной. Внутри лежало личное дело. Зволянский не мог разглядеть фамилию на обложке. Но отметил прозорливость Ратаева: пришел с готовым решением. Не зря говорят о его способностях. И не зря его боятся.
– Что это? – тем не менее спросил он.
Ратаев, соблюдая правила игры, сообщил, что подобрал кандидатуру для выполнения малоприятной миссии. Листая страницы скорее для вида, он подробно описал человека. Наверняка с личным делом ознакомился глубоко, а паузы, удивленная интонация, как будто бы он только что вчитался в текст, – лишь игра. Зволянский получал особое удовольствие от подобного мастерства. Но слушал внимательно: решение принимать ему.
Выбранный кандидат отличался прекрасными характеристиками: отличными результатами раскрытых дел, полученными благодарностями и наградой, пусть низшей, но все-таки орденом Св. Владимира III степени. Что касается личных качеств, то в деле фиксировались далеко не лучшие для чиновника качества: дерзость, самоуверенность, непочтительность к начальству, множество докладов от обиженных приставов полицейских участков, а также пренебрежение к канцелярской работе и ведению бумажных дел. Из привычек отмечалась крайняя скромность в личной жизни, а также отсутствие семьи и жены, что было существенным недостатком для государственной службы, дружеские отношения с криминалистом Лебедевым и отсутствие твердых религиозных убеждений, явная склонность к сомнительному агностицизму. В физических данных указывались навыки вольной борьбы и развитая мышечная сила. В сыскной полиции чиновник прослужил чуть более семи лет.
