Убитая пирамида - Жак Кристиан (список книг TXT) 📗
Пазаир приказал ответчице успокоиться. Истица взяла слово, чтобы выразить свое удивление небрежностью правосудия; ведь еще месяц назад она изложила факты писцу, помогавшему Пазаиру, а суд так и не был созван. Ей пришлось подавать прошение второй раз. За это время воровка могла уничтожить улики.
– Кто был свидетелем кражи?
– Я сама, – ответила истица.
– Где был спрятан заступ?
– В доме у ответчицы.
Та снова принялась все отрицать, да с таким жаром, что произвела впечатление на присяжных. Казалось, она говорит от чистого сердца.
– Произведем обыск прямо сейчас, – распорядился Пазаир.
Судье надлежало превратиться в следователя и лично проверить показания и улики на месте преступления.
– Вы не имеете права заходить в мой дом! – закричала ответчица.
– Вы признаете свою вину?
– Нет! Я невиновна!
– Ложь в суде – тяжелое преступление.
– Это она солгала!
– В таком случае ее ждет суровое наказание. Подтверждаете ли вы свои обвинения? – спросил Пазаир, глядя истице прямо в глаза.
Она кивнула.
Суд под предводительством судебного распорядителя отправился в дом к ответчице. Судья лично произвел обыск. Заступ был найден в погребе, завернутый в тряпье и спрятанный за кувшинами с маслом.
У виновной подкосились ноги. В соответствии с законом присяжные приговорили ее вернуть жертве украденное в двойном размере, то есть два новых заступа. Кроме того, за ложь под присягой полагались пожизненные каторжные работы или даже высшая мера в случае серьезного преступления. Женщине придется много лет работать на полях местного храма, не получая за это никакого вознаграждения.
Прежде чем присяжные разошлись, спеша заняться своими делами, Пазаир вынес еще один, на сей раз неожиданный приговор: пять палочных ударов помощнику-писцу за проволочку в рассмотрении тяжбы. По учению мудрых, уши человека находятся у него на спине, так что он услышит голос палки и впредь не допустит небрежности.
– Судья уделит мне несколько минут?
Пазаир обернулся, озадаченный. Этот голос…
Возможно ли?
– Вы!
Беранир и Пазаир обнялись.
– Вы… в деревне?
– Возвращаюсь к истокам.
– Пойдемте под смоковницу.
Двое мужчин расположились на низких сиденьях под большой смоковницей, где в тени отдыхали старейшины. На одной из ветвей висел бурдюк с прохладной водой.
– Помнишь, Пазаир? Ведь именно здесь я открыл тебе твое тайное имя после смерти твоих родителей. Пазаир, «провидец, тот, кто различает вдали»… А ведь совет старейшин не ошибся, дав тебе его. Чего еще хотеть от судьи?
– Я перенес обрезание, селение подарило мне мою первую набедренную повязку, я отбросил игрушки, отведал жареной утки и пригубил красного вина. Какой чудесный праздник!
– Мальчик быстро стал мужчиной.
– Слишком быстро?
– У каждого время идет по-своему. У тебя юность и зрелость уживаются в одном сердце.
– Вы же меня воспитали.
– Ты прекрасно знаешь, что нет; ты сделал себя сам.
– Вы научили меня читать и писать, вы дали мне возможность познать закон и посвятить ему жизнь. Если бы не вы, я стал бы крестьянином и с любовью пахал бы землю.
– Ты человек другой породы. Величие и счастье страны зависит от того, какие у нее судьи.
– Быть справедливым… это ежедневное сражение. Кто может похвастаться, что всегда побеждает?
– Ты хочешь этого, вот что самое главное.
– Наше селение – тихая гавань; эта досадная тяжба – исключение.
– А разве тебя не назначили смотрителем хлебного амбара?
– Управитель хочет, чтобы я занял пост управляющего полем фараона, чтобы избежать конфликтов во время сбора урожая. Мне это совсем не нужно и, надеюсь, этого не случится.
– Я в этом уверен.
– Почему?
– Потому что тебя ждут другие дела.
– То есть?
– Я приехал с поручением, Пазаир.
– Дворец?
– Суд в Мемфисе.
– Разве я нарушил закон?
– Наоборот. Вот уже два года, как чиновники, наблюдающие за сельскими судьями, составляют лестные отчеты о твоем поведении. Тебя назначили в провинцию Гизы на место умершего судьи.
– Гиза, так далеко отсюда!
– Несколько дней по реке. Ты будешь жить в Мемфисе.
Гиза, знаменитейшее место, Гиза, где высится Великая пирамида Хеопса, таинственный жизненный центр, от которого зависит гармония всей страны, гигантский памятник, куда может проникнуть один лишь царствующий фараон.
– Я счастлив в своем селении; здесь я родился, здесь вырос, здесь тружусь. Уехать отсюда – слишком большое испытание.
– Я поддержал твое назначение, так как считаю, что ты нужен Египту. Не такой ты человек, чтобы руководствоваться эгоистическими интересами.
– Решение окончательное?
– Ты можешь отказаться.
– Мне надо подумать.
– Тело человека больше хлебного амбара, и в нем бесчисленное множество ответов. Выбери верный. А неверный держи взаперти.
Пазаир направился к берегу. В этот момент на карту была поставлена его жизнь. У него не было ни малейшего желания отказываться от своих привычек, от мирных сельских радостей, от фиванских просторов ради того, чтобы затеряться в большом городе. Но как сказать об этом Бераниру, человеку, перед которым он преклонялся? Он поклялся откликнуться на его зов, невзирая на последствия.
По берегу реки величаво ступал большой белый ибис с черными перьями в хвосте и по кромке крыльев. Гордая птица остановилась, опустила свой длинный клюв в ил и обратила взгляд на судью.
– Птица Тота выбрала тебя, – раздался хриплый голос пастуха Пепи, отдыхавшего в тростнике. – У тебя нет выбора.
Семидесятилетний Пепи был по натуре ворчлив и не любил ни в чем себя стеснять. Одинокое существование среди животных казалось ему верхом блаженства. Не желая подчиняться ничьим приказам, он ловко орудовал своей сучковатой палкой и умел вовремя укрыться в зарослях папируса, когда в селение, как стая воробьев, слетались сборщики налогов. Пазаир решил не вызывать его в суд. Старик не терпел жестокого обращения с коровой или собакой и охотно брался проучить виновного, поэтому судья считал его в некотором роде своим помощником.
– Приглядись к ибису, – настаивал Пепи, – длина его шага – локоть, символ правосудия. Да будет поступь твоя столь же пряма и тверда, как у птицы Тота. Ты ведь уезжаешь, правда?
– Откуда ты знаешь?
– Ибис летает далеко в небе. Он указал на тебя.
Старик встал. Его кожа потемнела от ветра и солнца, на нем была только тростниковая набедренная повязка.
– Беранир – единственный честный человек, которого я знаю. Он не пытается обмануть тебя, не желает тебе зла. Когда станешь жить в городе, опасайся чиновников, придворных и льстецов: их речи несут в себе смерть.
– Мне не хочется уезжать из селения.
– А думаешь, мне хочется идти искать заблудившуюся козу?
Пепи исчез в зарослях тростника.
Белая с черным птица поднялась в воздух. Огромные крылья отбивали одной лишь ей ведомый такт; она полетела на север.
Беранир прочел ответ в глазах Пазаира.
– Приезжай в Мемфис к началу будущего месяца; поживешь у меня до вступления в должность.
– Вы уже уезжаете?
– Я больше не практикую, но все же кое-кто из больных нуждается в моих услугах. Я бы тоже с радостью остался.
Носилки исчезли в дорожной пыли.
Управитель окликнул Пазаира.
– Нам предстоит разобрать одно щекотливое дело: три семьи претендуют на владение одной пальмой.
– Да, знаю. Тяжба длится уже три поколения. Поручите это моему преемнику; если он не справится, я разберусь, когда вернусь.
– Ты уезжаешь?
– Меня призывают в Мемфис.
– А как же пальма?
– Пусть растет.
