Презренный кат (СИ) - Филиппов Алексей Николаевич (библиотека книг TXT) 📗
— Ты это, того, — ухватив за рукав, резко дернул на себя испуганную женщину кат. — Ты бегать кончай, и вместе пойдем. Пропадешь ведь одна. А я тебе плохого ничего не сделаю.
— Нельзя нам с тобой, — заморгала белесыми ресницами Настасья. — Никак нельзя. Я же тебе сказала, что беглая я.
— Я тоже беглый, — буркнул Еремей, сглатывая неизвестно откуда взявшийся в горле комок. — Меня тоже ищут. А ты одна в лесу пропадешь. Пошли вместе.
Настасья неожиданно всхлипнула неизвестно отчего, прижалась лицом к Еремеевой груди и зарыдала в голос. Так жалостливо зарыдала, что у Чернышева жалостливый комок к горлу подкатил. Гляди того, сам мужик заревет.
— Ладно, ладно, — успокаивал испуганную женщину кат, поглаживая, будто малого ребенка по голове, — будет мокроту-то разводить. Пойдем уж.
Скоро они вышли на торный путь, и, смешавшись с торговым обозом, пошагали по пыльной уже дороге.
— Слышь-ка дед, — спросил Чернышев, шагающего рядом старика, — до города далеко тут?
— Да рядом Тверь милок, рядом, — судорожно замотал спутанною бородой старик, указывая вперед корявой клюкой. — Сейчас на берег реки выйдем, а там уж и до города рукой подать. Здесь она родимая, а значит, и до Москвы уж недалече осталось. Тверь — она ведь в Москву дверь. Так у нас в народе говорят.
Когда вышли к реке, народ заволновался.
— Застава впереди, — послышались озабоченный голоса. — Солдаты поголовно всех проверяют. Ищут кого-то.
— Ничего не ищут, — поправляли озабоченных, голоса уверенные. — Положено проверять, они и проверяют. Здесь всегда так. Тверь город большой, здесь без солдат никак нельзя, это вам не Волочек какой-нибудь. В Твери люди сурьезные живут, и потому здесь без строгости им никак не положено.
Еремей ухватил свою спутницу за руку и бочком, бочком сошли они на обочину, а уж с обочины в ольховые кусты.
— Нам с тобой Настена к солдатам никак нельзя попадаться, — прихлопнул на шее какую-то летучую тварь, задумчиво вздохнул кат. — У тебя вообще бумаг никаких, а у меня бумага на двоих.
— Как на двоих? — опять захлопала ресницами Настасья.
— А вот так. Записано там, что идем мы в Данилов монастырь вдвоем: я и брат Дементий. Вот была бы ты на старика похожа, тогда б может, и за Дементия сошла. Царство ему небесное. А из бабы, какой Дементий? Совсем ты в юбке на Дементия не похожа. Ни капельки. Вот такие у нас с тобой Настена дела. Будем вечера ждать, чтобы ночью солдат обойти. Авось получится.
Еремей хотел еще раз вздохнуть об очередной задержке в пути, но тут сзади их, за кустами раздался колокольный перезвон. Кат встрепенулся от торжественного звона колоколов, потом постоял немного в стойке охотничьей собаки, почуявшей близкую дичь, для чего-то погрозил Настене пальцем и скрылся в зарослях. Выбравшись из кустов в другую сторону от дороги, Чернышев невольно улыбнулся своему везению. Перед ним возвышалась монастырская стена. Это было именно то, что сейчас Еремею нужно. То самое. А дальше ещё лучше: из малоприметной калитки в стене, вышел щупленький монашек с веревкой в руках. Куда он отправился, кату было совсем не ведомо. Может за хворостом в близлежащий кустарник? Может за козой, пасущейся на зеленой лужайке? А может ещё куда? Только теперь это всё было совсем уж не важно. Дойти смог инок только до притаившегося в кустах Чернышева. Кат ловко стянул с монаха одеяние, связал его, засунул в рот какую-то тряпицу из кармана и, комкая в руках добытую не очень праведным путем одежду, помчал к Настасье.
Та чуть-чуть опешила от предложения облачиться в чужой наряд, попыталась перечить, но, осекшись о строгий взгляд Еремея, исполнила всё, что требовалось в точности. И через некоторое время шли по тверской дороге не подозрительные монах с бабой, а два смиренных служителя божьих.
Солдаты странников даже не остановили и вели себя странно, совсем не по-солдатски. Они не грозились штыками, не дрались прикладами, а мирно сидели по обочинам дороги и лишь изредка отпускали не очень пристойные шутки в сторону проходивших мимо особ женского пола.
— Чего это они здесь сидят? — кивнув головой в сторону военных, поинтересовался Чернышев у шагающего рядом рябого мужика. — Странно как-то и не проверяют никого.
— Второй день сидят, — махнул рукой мужик. — Говорят, что сам царь-император на днях должен проехать, вот они его и ждут. Не дай бог во время проезда высокой персоны на дороге оказаться. Ой, не дай бог.
— А чего так?
— Замять могут. Я вот года три назад попал в переплет. Не приведи Господи. Тогда вот тоже император проезжал здесь. Как гонец царский промчал, так солдаты стали всех с дороги за обочину гнать. Ой, что тут началось. Еле выбрался я из той кутерьмы, а вот рядом со мною бабенка бежала, так у неё солдаты ребятенка затоптали Прямо, как сейчас вижу, как солдатский сапог головенку младенчика давит. Там такая неразбериха была. Баба упала, ребенка выронила, а тут солдат своим заморским каблуком на голову ему и наступил. Всмятку раздавил мальцу голову. А всё из-за чего? Государю — императору дорога чистая нужна была. Ему же недосуг время свое драгоценное попусту тратить. На то он, поди, и императором над нами поставлен, чтоб перед ним всегда дорога чистой была.
— У, изверг лупоглазый, — выслушав печальный рассказ мужика, прошептала чуть слышно Настасья. — Не царь он, а сатана.
— Тихо! — одернул за рукав своего спутника Чернышев. — Умом тронулась? В застенок захотела?
Он резко свернул в сторону от словоохотливого мужика и постарался затеряться в толпе около веселого пирожника. Пирожник, рассыпая направо и налево шутки с прибаутками, споро торговал пышными булками. Булки были столь соблазнительны, что Еремей не удержался, нащупал в кармане полушку и купил теплое угощение. Расплачиваясь за покупку, кат заметил, что рябой говорун подошел к солдату, что-то зашептал ему на ухо, часто кивая головой в сторону пирожника. Надо было бежать. Чернышев опять ухватил Настасью за рукав, и рванули они за ближайший угол избы, там перемахнули через плетень и по крапивным зарослям побежали вперед в надежде выскочить на торную тропинку. Однако вместо тропинки за зарослями ждал их покосившийся сарай. Осторожно выглянув из-за угла, Еремей увидел бегущих рысцой мимо сарая троих солдат с рябым мужиком. В заросли крапивы служивые свернуть не догадались.
— Наверное, к лесу побежали, — замахал руками рябой мужик. — Давайте догоним братцы. Не монахи это, бунтовщики переодетые. Уж я-то монахов знаю. У меня дядя при монастыре звонарем служит. Меня вокруг пальца не обведешь. Я крамольную речь от праведной сразу отличу. Ряженые они, точно ряженые. Затеяли они что-то против батюшки нашего императора Петра Алексеевича. Не иначе, как покушение. У них и ножи, поди, под рясами спрятаны? А может, и пистоли за поясом имеются?
Солдаты кивнули головами, что-то посовещались, послали одного назад, а сами припустили за мужиком к лесу.
— Нас ищут, — стукнул кулаком по трухлявой стене сарая кат. — По светлому нам из города теперь не выйти. Уж больно приметные мы. Вот ведь как опять получается. Вот незадача-то. Чего же делать-то остается? Давай-ка мы с тобой Настасья, вон в том сарае на всякий случай спрячемся.
Они тихонько пробрались через покосившиеся ворота и сразу закопались в солому. На самую малость успели. Только они соломой головы прикрыли, а рядом с сараем протопало не меньше десятка солдат.
— Вы куда все в лес? — строго заорал чей-то командный голос. — Ты сержант возьми пятерых и по округе пошарь. Вон в сарае посмотри, вдруг они там укрылись? Всякое бывает.
От резкого толчка жалобно заскрипела гнилая дверь и на лоб Чернышева пала липкая испарина.
— Теперь всё, — подумал он. — Теперь не уйти. И чего я эту бабу пожалел? Шла бы она и шла сама по себе, а теперь вот из-за её длинного языка Анюта пропадет. Без меня-то её у злодея некому вырвать. Вот беда-то.
Солдаты сосредоточенно тыкали залежи соломы штыками, и им до беглецов оставалось не менее аршина. Ещё пара тычков и всё. Вонзится острый штык в еремееву плоть, и пиши, всё пропало. Еремей закрыл глаза и стал отчаянно молиться, прося у господа хотя бы какой-нибудь помощи. Страстно просил, так страстно, что выпросил благодать божью. Видно не очень грешен был Чернышев. Видно еще грешнее на белом свете люди имеются. Пощадил и на этот раз ката Господь Когда крайний солдат замахнулся для укола по месту схрона Настасьи, с улицы раздался истошный вопль.
