Меч князя Буй-тура (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— Подумаешь, — скривила она губки в скептической гримаске, — повезло. А вот кражу меча Буй-тура им, даю голову на отсечение, не поднять. К тому же, тогда весь ход расследования держал под своим контролем сам начальник УВД. И работали не какие-то лейтенантики из первого отдела милиции, а полковники из областного УВД, зубры сыска, если верить их пресс-службе. Кстати, именно полковники и были награждены УВД и епархией. Лично архиепископом Германом, — блеснула она своей осведомленностью.
— Ты, Санечка, такой красивой головкой не бросайся, — усмехнулся Любимов. — Плохая примета. У тебя она всего одна. Значит, самой, возможно, в дальнейшем пригодится. Вместе с пухленькими губками, курносеньким носиком, глазками-омутами да симпатичными ямочками на щечках, — пошутил безобидно. — Что же касается полковников, награжденных за раскрытие преступления, то знай же: такие чины сами не раскрывают — на это есть лейтенанты да капитаны с майорами. А вот когда получать награды — они всегда в первых рядах. К тому же кто-то из великих, сейчас и не помню, кто именно, да это и не важно, как-то сказал, что «у победы творцов много, а у поражения — только один».
— Поживем — увидим. — Осталась при своем мнении Санечка. — Но я уверена, что этого преступления нашим доморощенным Шерлокам Холмсам не поднять. Даже если мы, честь и совесть современной демократической эпохи, вскрывающие язвы современного общества, в том числе и коррупцию в ментуре, будем их постоянно к тому понуждать и подталкивать, не давая им ни днем, ни ночью покоя…
Санечка искренне считала себя и большинство своих коллег людьми чести и долга, никогда не идущими на сделку с совестью, выводящими при любых обстоятельствах на «чистую воду» всех коррупционеров, воров и жуликов.
«Это мы — настоящие патриоты Родины, это мы — борцы с несправедливостью и криминалом, это мы — свободные люди, уважающие законы своей страны — лишь способны вести молодое поколение вперед», — утверждала она не только в молодежной среде, где часто вращалась по долгу работы, но и на страницах газеты, в которой работала.
— Что ж, поживем — увидим… — не стал спорить далее Любимов.
— Вот именно: поживем — увидим! — Оставила последнее слово за собой раскрасневшаяся от переполнявших ее эмоций и праведного гнева Санечка. — Впрочем, что тут видеть… Не раскроют! Как могут они, тупоголовые, раскрыть, если их собственный министр не верит в их силы! А Президент вообще решил сменить их на полицию.
— От смены вывески суть-то не меняется, — съязвил Любимов, но Санечка даже бровью, почти полностью выщипанной и обозначенной лишь косметическим карандашом, не повела:
— И правильно: ментам не место в нашем обществе! Меньше будет укрытых и заказных преступлений. Чище воздух. И вообще, в этой жизни, если кто и делает что-то полезное, так это мы, честные журналисты. — Санечку понесло, как Остапа Бендера из знаменитых на весь мир произведений Ильфа и Петрова. — Это мы выводим на «свет божий» мошенников и убийц, это мы раскрываем «заказухи», проводя собственное расследование, это мы вора называем вором, коррупционера — коррупционером, «оборотня в погонах» — оборотнем. Это мы… мы… мы…
Высокопарная, словно на молодежном митинге, трескотня Санечки стала надоедать, и Любимов, чтобы сбить спесь и пафос с младшего товарища по перу и персональному копу, задал вопрос:
— Коллега, мне очень интересно знать, имея вот такие установки, какие ты имеешь на сей момент, чтобы ты стала делать, если бы кто-то из близких твоих вдруг, не дай Бог, конечно, да и увяз в криминале? С таким же остервенением, как нелюбимых тобой ментов, стала бы выводить родственничка на «чистую воду» или бы все-таки упрятала его подальше?..
— Знаешь, друг Гораций, родство мне дорого, но истина дороже, — по существу уклонилась Санечка от прямого ответа, сведя все к незамысловатой шутке.
— А все же? — Ехидно прищурился Любимов.
— У меня родственников, связанных с криминалом нет и не может быть априори, — отрубила Санечка. — Это у ментов да у чиновников криминальные связи… хоть родственные, хоть неродственные… А у честного журналиста их быть просто не может. Иначе некому будет очищать общество от скверны. Ясно?
— Ясно, — заверил коллегу Любимов. — Только на Руси давно говорят, что «от сумы и от тюрьмы не зарекайся»…
— Да пошел ты! — отмахнулась Санечка. — Вечно настроение испортишь…
Неизвестно, как бы дальше развивался диалог между корреспондентами «Курского курьера», и сколь долго сами корреспонденты «точили лясы», не приступая к текущей работе, если бы к ним не пришла Танечка, двоюродная сестренка Санечки.
— Разговор есть, — поздоровавшись, сразу же обратилась она к Санечке. — Тет-а-тет. Пойдем, покурим…
— Пойдем, — тут же согласилась Санечка.
Танечка явно была чем-то встревожена. И как ни пыталась скрыть это, тревога сама явственно прорисовывалась не только в мимике ее лица — как говорят, зеркала души, — но и в движении, и в сдерживаемой жестикуляции.
«Наверно, очередные бабьи страхи, — усмехнулся про себя Любимов. — То неразделенная любовь, то боязнь «залететь» или «подловить».
Хоть обозреватель криминальных новостей и не был провидцем, но в чем-то он оказался прав.
Сестер и подруг, покинувших тихий уют здания редакции, с готовностью были рады подхватить и впитать в себя вечно ненасытные артерии города — улицы и переулки, зажатые коробками зданий, утыканные иглами столбов, увешанные проводами. Подхватили, обрушив на них, как и на тысячи, десятки тысяч других двуногих существ — «homo sapiens» — бесконечную гамму шумов, звуков, картин, совокупно и сочетано действующих на все человеческие органы чувств, круша и ломая их индивидуальные свойства, настраивая на общий лад. Словом, все, чем так богата современная жизнь областного города в дневное время.
Ко всему этому, шалый ветер, вырвавшись из всевозможных закоулков и подворотен, сковывающих его движение, обрадовавшись свободе и простору шумных улиц, хулиганисто выбрасывал на разгоряченный солнцем асфальт обрывки бумаг, афиш, объявлений, упаковок, конфетные фантики и скомканные до шарообразных форм целлофановые пакеты и пакетики — издержки современного технического прогресса и человеческого бескультурья.
Иногда, совсем развеселившись, озорно заглядывал под тонкие, легкие до невесомости, юбки женщин и девушек, бесстыдно задирая их вверх, заставляя дам, в зависимости от их характера и воспитания, кого краснеть, кого негромко чертыхаться, кого просто лучисто улыбаться. И — всех без исключения — одергивать подолы, поправлять юбки и платья изящными (или же не очень) жестами рук, приводить себя в порядок.
Налетел ветер своими струями-порывами и на сестер, но «обжегся» — обе были в этот день в джинсах, ничего не задралось, не поднялось, не обескуражило красавиц. Взлохматив им рыжие до огненных оттенков волосы, сделав их похожими на пламя факелов, тут же потерял интерес и оставил сестер в покое, по-видимому, в надежде найти попроще да поподатливее для своих утех.
— Подзалетела я, — нервно прикуривая сигарету, выдала «на гора» Танечка.
Выдала, как только они завернули за угол здания, в котором размещалась редакция, и окунулись в городскую жизнь, переполненную звуками автомобильных моторов, шуршанием шин, отдаленными приглушенными звонками трамваев, визгом тормозов у перекрестков, звуковыми сигналами светофоров, поспешным шарканьем ног, стуком дамских каблучков, броуновским движением людских масс и машин, электрическими разрядами, с треском возникающими между проводами и «усиками» троллейбусов, одновременно дразнящими и раздражающими запахами перегретого лета.
— Забеременела что ли? — переспросила без особого соучастия и любопытства, скорее механически, Санечка, поправляя взъерошенную ветром прическу. — Так это, как в сказках наших говорится, еще не беда. Сделай аборт — и снова займись сексом. Да не будь уже дурой… Деньги, надеюсь, на аборт имеются. А нет, так с того молодчика, что тебя обрюхатил, сдери. Как говорится, любил сладенькое, теперь пусть кисленькое попробует. В конце концов, я что-нибудь подброшу… Так что, подруга, не вешай нос. Выброси все из головы и держи хвост пистолетом! Знаешь ведь, что от переживаний нервные клетки не восстанавливаются.
