Кто люб богам (ЛП) - Росс Кейт (читаем полную версию книг бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Жилище Клэра состояло из гостиной и спальни. Гостиная была скудно, но удобно обставлена и привлекала внимание лишь колоссальным количеством книг. Они стояли на каждой полке, над камином, на подоконниках и громоздились рядами вдоль стен. Большинство были зачитанными, у некоторых – разошедшиеся переплёты со следами любовной склейки или сшивки. Джулиан открыл несколько томов, и обнаружил, что многие высказывания подчёркнуты, а на полях оставлены заметки лёгким аккуратным почерком.
Неудивительно, что видное место занимали труды по юриспруденции – «Истолкование английских законов» Блэкстона, грозный трактат «Принципы защиты»[47], а также множество томов, посвящённых процессам, доказательствам и уголовному праву. Но рядом с ними стояли творения политических экономистов – Смита, Рикардо и Мальтуса; историков – от Геродота и Ливия до Гиббона и Гизо; античных философов и их современных коллег – Гегеля (на немецком) и Сен-Симона (на французском). Консервативные политические мыслители, в духе Берка и Локка теснились на полках рядом с утилитаристом Бентамом, евангелистом Уилберфорсом, радикалами Годвином и Пейном. Также здесь хватало поэтических и драматургических произведений иных авторов на многих языках, живых и мёртвых.
Определённо Клэр был учёным в куда большей степени, чем требовалось для барристера, или, чем он давал понять при разговоре. Возможно, в этом и крылась загадка его дружбы с Александром, что удивляла других приятелей Фолькленда. Быть может, Клэра привлёк ум Александра – та его сторона, что проглатывала книги по праву и политической экономии, писала пространные философские письма отцу и беспокоилась о положении заводских рабочих.
Одна книга особенно привлекла внимание Джулиана – «В защиту прав женщин» Мэри Уолстонкрафт. Он прочёл её несколько лет назад, в Париже, в подпольном переводе на французский[48] – вернувшиеся на трон Бурбоны не одобряли столь революционных трудов. В Англии книга не была запрещена, но ни одна респектабельная женщина не стала бы читать её, а большинство мужчин считали скандальной чепухой.
Джулиан взял книгу и перевернул несколько страниц. Переплёт был уже потёртым, а страницы – такими хрупкими, что их сложно было листать, не повреждая. Как и другие тома, этот имел пометки на полях, но сделаны они были другим почерком – ловким, уверенным, стремительным. Одно предложение было обведено синими чернилами и окружено восклицательными знаками:
«Я испытываю любовь к мужчине, как к равному себе. Но для меня не существует его верховенства, законного или узурпированного, разве только ум его внушает почтительность. Но и тогда я преклонюсь перед его разумом, не перед самим мужчиной».
А под ещё одной мыслью было той же рукой начертано: «Да! Да! Да!»
«…если бы к лелеемому, в подчас и внушаемому девочкам страху относились так же, как к трусости у мальчиков, вскоре мы бы увидели женщин с более достойных сторон. Тогда их нельзя было бы с тем же приличием нарекать милыми цветами, что улыбаются торящим свой путь мужчинам; они бы стали уважаемыми членами общества и выполняли бы свои обязанности, руководствуясь светом собственного ума. «Попробуйте воспитывать их как мужчин, – сказал Руссо, – чем больше они захотят походить на них, тем менее будут ими управлять» [49] Того же мнения придерживаюсь и я. Я не хочу, чтобы женщины властвовали над мужчинами – им нужно властвовать над самими собой». [50]
Когда Джулиан закрывал книгу, он заметил за форзаце надпись синими чернилами.
Мой дражайший Квентин
Я хочу, чтобы у тебя была моя самая любимая книга, чтобы, когда бы будешь читать, писать и размышлять о правах мужчин, ты не забывал бы о бесправности женщин – тысяч людских душ, у которых нет ни голоса в парламенте, ни защиты законом. Но прежде всего, не забывай свою сестру, что любит тебя больше всего на свете.
Верити
- Мистер Кестрель, – позвал тихий, чуть хриплый голос.
Джулиан повернулся.
- Доброе утро, мистер Клэр.
Клэр собрался заговорить – но увидел книгу в руке у Джулиана. Его глаза расширились, а слова замерли на губах.
- Я прощу прощения, что снял её с полки, – легко заговорил Кестрель, будто бы не замечая замешательства хозяина. – Эту книгу не так часто увидишь, с её-то репутацией. Я не мог сопротивляться искушению. Надеюсь, вас не оскорбит то, что я прочитал посвящение на форзаце?
- Совсем нет, всё в порядке.
- Я и не знал, что у вас есть сестра.
- Она… она живёт не в Лондоне.
- Мне жаль слышать это. Я бы хотел с ней познакомиться. Кажется, это выдающаяся женщина.
- Да… Она такова.
- А где она живёт?
- В Сомерсете, с нашим двоюродным дедом. Простите, что заставил вас ждать… Меня надолго отвлекли. Пожалуйста, садитесь.
- Благодарю вас.
- Я боюсь, мне нечего предложить вам выпить. Я могу послать в трактир…
- Не нужно об этом беспокоиться.
- О. Спасибо. Я хотел сказать… – кажется, Клэр сам не знал, что хотел сказать. Он повесил шляпу на крючок, сел напротив Джулиана и сцепил руки в замок.
Это был человек немного за двадцать, с узким, бледным лицом и белыми, прямыми волосами, а чёлка то и дело закрывала глаза. То были красивые глаза – серые и серьёзные – и они же оставались единственной привлекательной чертой во внешности Клэра. Он был тощ и хрупок. Чтобы скрыть такое телосложение молодой человек носил мешковатую, плохо сидящую одежду – чёрный сюртук и брюки, тёмно-жёлтый жилет и белый шейный платок, плотно обмотанный вокруг шеи. Джулиан, привыкший немало узнавать о людях, просто видя, как они одеваются, заметил, что костюм мистера Клэра был уместен, удобен, но лишён стиля.
- Сперва я хотел бы поблагодарить вас за то, что с такой готовностью согласились со мной встретиться, – сказал Джулиан. – Вы сильно облегчаете мне задачу. Я намеревался задать вам несколько вопросов о вечере убийства и ваших отношениях с Александром Фольклендом.
Клэр заерзал.
- А при чём тут мои отношения с ним?
- Не более, чем фон для всей истории. Как вы познакомились?
- Мы оба учимся здесь. Он не жил в Инн, ведь был женат, но должен был обедать здесь определённое число раз в срок – семестр, как мы его называем. Мы обедали в одном зале.
- Когда вы познакомились?
- Чуть меньше года назад, когда Фолькленд только поступил сюда.
- А вы уже здесь учились?
- Да. Я начал с прошлого семестра.
- Как вы подружились?
Клэр отвёл взгляд, откидывая со лба непослушные волосы.
- В прошлом году, в пасхальном семестре, я был на обеде и почувствовал себя дурно. Думаю, я съел испортившуюся устрицу. Фолькленд предложил мне проводить меня до моей комнаты. Я попытался переубедить его, потому что правила гласят, что покинувший зал до того, как прозвучит последняя молитва, не считается вообще присутствовавшим на этом обеде, так что я просил Фолькленда не жертвовать этим днём из-за меня. Но он настаивал, а мне было слишком дурно, чтобы отговаривать его дальше. Потом, – Клэр сделал паузу и начал осторожно подбирать слова. – Мы стали ближе. Он стал приходить ко мне в комнату, а – на его вечеринки. Он был достаточно добр, чтобы представить меня своим друзьям.
- О чём вы говорили?
- О том, чего вы и ожидаете. О применении законов, процессах, которые видели, светских приёмах.
- Что вы видели в Александре?
- Что вы имеете в виду?
- Почему он вам нравился? Почему вы решили стать его другом?
- Я думаю, это он решил стать моим другом.
- Почему?
