На кладбище Невинных (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Аббат сам не заметил, как усталость взяла своё. Он спал на ходу. Кот тут же прыгнул на постель и разлёгся поверх одеяла. Бормоча Иисусову молитву и на ходу раздеваясь, аббат дополз до постели. И тут же, по милосердию Господнему, погрузился в глубокий и чёрный, как днище сундука, сон без сновидений, несущий отдохновение усталому телу и заживляющий исцарапанную душу.
Глава 2
«Отцы-иезуиты могут гордиться тобой, мой милый Жоэль…»
Но вот сквозь сон Жоэль почувствовал, что кто-то тряся его за плечо, пытается разбудить.
— Мсье аббат, проснитесь, — голос дворецкого проник под тяжёлую пелену сна, — к вам пришли.
Жоэль с трудом разомкнул сонные, набрякшие веки, поднялся на локте, щурясь, взглянул на Галициано и тут в свете ночника увидел у входа чуть пошатывающегося, сильно осунувшегося и совсем не похожего на себя Анри де Кастаньяка. Аббат глубоко вздохнул и торопливо поднялся, набросив поданный дворецким халат. Он сделал несколько осторожных шагов навстречу ночному гостю и оказался в его объятьях: несчастный Анри бросился ему на шею, обнял и залился слезами.
Анри де Кастаньяка Жоэль де Сен-Северен знал около полугода: тот был главой церковного совета прихожан Сен-Сюльпис. Не нужны были годы, чтобы отметить кристальную порядочность Анри, истинную веру и благородство натуры. Мадемуазель де Валье, не любя жениха, была пристрастна и несправедлива. Да, ноги де Кастаньяка прямыми назвать было трудно, зубы не блистали красотой, но широко расставленные голубые глаза вовсе не косили, и лицо, хоть и некрасивое, вовсе не отпугивало. Во всяком случае, подумал Жоэль, вспомнив виконта де Шатегонтье, ему попадались мужчины и поуродливей.
Сейчас, заботливо обнимая несчастного, отпаивая его поданным Галициано вином и пытаясь успокоить, аббат лихорадочно размышлял. Сам он считал случившееся кошмаром, но если этот кошмар развернуть к Анри — он оборачивался милостью Провидения, спасшей благородного человека от брака с хладнокровной потаскухой. Но не это занимало мысли аббата. Анри сказал, что его известили о случившемся, когда он был в Шуази, и просили около девяти утра прибыть в полицию. Туда же обещал приехать и Тибальдо ди Гримальди. Но Кастаньяк, которому описали, что сталось с его наречённой, умолял Жоэля поехать с ним, откровенно боясь не справиться с собой и даже не скрывал своей слабости. Он не выдержит, просто не выдержит этого! Анри трясло.
Жоэль кивнул, но сам задумался о том, насколько быстро полицейские смогут выяснить, что мадемуазель перед исчезновением провела битый час у него? Галициано впустил её, но, видимо, не запомнил. Но на чём она доехала? Кучер… дворецкий… Франческо Галициано аббат доверил бы неподписанный вексель и пачку ассигнаций, но не стал бы уговаривать скрыть визит неизвестной особы, тем более что не знал, ждала ли её карета. Кажется, когда он приехал домой, какой-то экипаж стоял неподалёку. Значит, скрывать визит Люсиль нельзя. Но зачем она приезжала? Исповедоваться. Тогда у него была благая возможность сослаться на «печать молчания». Но это не должно застать врасплох Кастаньяка.
Аббат в данном случае застревал между двумя грехам: Сциллой откровенной лжи и Харибдой унижения ближнего, и, не колеблясь, выбрал первое, решил солгать и даже сразу отпустил себе оный грех, ибо скорее наложил бы на себя руки, чем рассказал бы Анри, что его невеста была готова наградить его рогами ещё до алтаря и закинуть ножки, о которых, надо полагать, мечтал Кастаньяк, ему, Жоэлю, на плечи.
Сказать такую правду Кастаньяку было немыслимо.
Да бессмысленно к тому же. Во-первых, за распутство мадемуазель, видит Бог, своё уже получила и даже с избытком, во-вторых, о мёртвых дурно не говорят, и, в-третьих, никакая взаимная симпатия, подобная той, что связывала их с Кастаньяком, полагал аббат, не выдержит такого разоблачения, и неважно, оказался твой приятель Иудой или святым Иосифом. Первое было бы предательством, второе — безжалостным и унизительным свидетельством его превосходства, и это последнее, по мнению аббата, могло быть хуже первого.
Мысли Жоэля текли теперь размеренно и спокойно. Нужно сказать Анри, что его благочестивая невеста приходила к нему с духовными затруднениями, связанными с… желанием сменить храм, или недоумениями по поводу своих молитвенных упражнений. Стоп. И об этом она пришла поговорить в полночь? Этому не поверит даже полицейский сержант. Не годится. Ложь должна быть скучной и бесцветной, лишённой даже тени интереса. Решено — Люсиль де Валье приезжала к нему посоветоваться об искушениях и снах, преследовавших её в последнее время и особенно усилившихся накануне свадьбы. О таком любая сентиментальная девица придёт посоветоваться с духовником даже на бдении. Да, в это поверить можно.
Аббат приободрился.
— Крепитесь, Анри, бедная девочка… Я не сказал вам, она ведь приходила ко мне. Вы помните, Галициано, — обратился он к дворецкому, — позавчера вечером ко мне приходила невеста несчастного господина де Кастаньяка. А вчера обнаружили, что она погибла.
Галициано побледнел, как смерть.
— Это… это то, о чём вы вчера говорили? Ещё одна жертва ужасного маньяка?
Аббат кивнул.
— Мы должны сообщить об этом в полицию, к делу это, разумеется, отношения не имеет, но, кто знает, что может помочь.
Анри поднял к Жоэлю заплаканное лицо.
— Люсиль… — он прижал ладонь ко лбу, — Боже, как в голове-то всё путается. Вы говорите, Жоэль, она приходила к вам незадолго… — Он содрогнулся. — Но зачем?
— Она говорила, что ей снятся странные сны. Приехала исповедаться.
— Небесная, чистая душа… — Анри снова зарыдал, рухнув, как подкошенный, на кровать Жоэля.
Аббат, сжав зубы, чтобы лицо не перекосило судорогой стыда и боли, вздохнул и приказал Галициано принести нюхательную соль для Кастаньяка и фляжку коньяка для себя. Полуночник, взобравшись на каминную полку, внимательно смотрел зелёными глазами на хозяина, не понимая причин внезапного пробуждения аббата и всей этой предутренней кутерьмы. «Что случилось?» — казалось, спрашивали кошачьи глаза, и Жоэль, снова вздохнув, погладил дымчато-чёрную спинку. Увы, объяснить суть происходящего коту было также сложно, как Кастаньяку — подлинную причину визита Люсиль.
Между тем рассвело. Аббат плотно позавтракал, но уговорить Анри проглотить хоть кусочек омлета так и не удалось. Пора было ехать. Анри с трудом встал на ноги. Он не был труслив, но предстоявшее ему в полиции требовало не смелости, но стойкости духа, а её ему сейчас куда как недоставало. Роковое известие совсем обессилило его, разрушило надежды на счастье, просто подкосило. Он бездумно, не рассуждая, ринулся к аббату Жоэлю, просто чувствуя, что тот — единственная опора в обрушивающемся вокруг него мире. Он считал Сен-Северена человеком чистым, но только сейчас в полной мере ощутил его духовную мощь: Жоэль одним прикосновением смягчал горе сердца, одним присутствием успокаивал скорбную душу.
Они направились в полицию в карете де Кастаньяка, у подъезда столкнулись с банкиром Тибальдо и герцогом де Конти. Тибальдо ди Гримальди, похоже, провёл бессонную ночь, но выглядел достаточно бодро.
Труп несчастной жертвы злобного маньяка лежал в полицейской мертвецкой за конюшней. Едва сняли простыню, как банкир и герцог в ужасе попятились, потом отвернулись и торопливо отошли, а несчастному Анри не помогло и присутствие аббата. Он медленно осел на пол и потерял сознание.
Жоэль же де Сен-Северен, к его собственному изумлению и к удивлению полицейских, сохранил не только твёрдость духа, но и незыблемую телесную крепость. Он передал нашатырную соль сержанту, пытавшемуся помочь де Кастаньяку, сам же внимательно разглядывал тело Люсиль, то самое, что ещё недавно предлагалось ему на весьма выгодных для него условиях. Лицо девицы было синюшным, под глазом на скуле багровел кровоподтёк. У Розалин такого не было. Ниже шеи на теле кожи не было. Не было и тех частей, что отличают женщину от мужчины. Больше того — с верхних частей ног были срезаны значительные части плоти, а те, что оставались на скелете, были похожи на куски варёного утиного мяса. Судя по всему, тело было облито чем-то вроде кислоты. Были и другие детали, при указании на которые морщились даже полицейские чины, и из которых аббат Жоэль заключил, что девица, жаждавшая блудных утех, перед кончиной их получила сполна.
