Джентльмен с Харви-стрит (СИ) - Бергер Евгения Александровна (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗
Ридли посмотрел на нее.
– Сложно сказать, но мы постараемся выяснить это. В любом случае тело отправлено в морг для осмотра... Надеюсь, возражений по этому поводу не возникнет? – Теперь он смотрел на хозяйку. – Доктор Максвелл сможет точнее сказать, было ли это самоубийством, или же...
– Вы сомневаетесь в этом? – перебила его леди Стаффорд.
– Я привык сомневаться во всем, такая уж у меня профессия, мэм, – ответил инспектор. Она молча кивнула, дернув своим подбородком, а Ридли продолжил: – Я хотел бы задать вам некоторые вопросы, касательно вашего зятя. Удобно ли вам ответить на них прямо сейчас?
– Сейчас у нас гости, – в растерянности произнесла женщина, – но д-да, да, наверное... – И поглядела сначала на мужу, потом на Фальконе.
Последний поспешно сказал:
– Надеюсь, вы извините нас, если мы с внуком уже сейчас покинем ваш дом, – обратился он к ней. – Дело в том, что мой внук нехорошо себя чувствует... Он еще не привык, – добавил он совсем тихо, взяв леди Стаффорд за руки. – Но я вернусь завтра, чтобы узнать, как закончился этот вечер... и вообще...
Она кивнула.
– В этом доме вам всегда рады, – прозвучал тихий голос.
Джек, всем сердцем желая остаться, но не с Фальконе в столовой, а с инспектором при допросе, вынужден был попрощаться с хозяевами и выйти за дверь в самом подавленном состоянии духа.
А в экипаже, едва они сели, Фальконе первым сказал:
– Я понимаю, ты сердит на меня за умалчивание, мой друг, но, поверь, в этом не было коварного умысла: я всего лишь не нашел в себе сил признаться в сердечной наклонности к... старому другу, миледи Стаффорд. И да, я хотел ей помочь, признаю... Все эти годы со смерти ребенка она каждый месяц справляется у полиции о состоянии дела де Моранвиллей, но подвижек не было ни одной, и я...
– … Решили выставиться героем.
– Может, и так, но разве это не всем нам на пользу? И тебе, и Аманде, и тем более мисс Харпер...
Джек не хотел разочаровываться в Фальконе и в любом другом случае с радостью с этим бы согласился: мол, да, это всем нам только на пользу, но... сегодня он был отравлен токсичной средой, в которой обедал, и потому произнес совершенно другое.
– Я не хочу больше в этом участвовать, – сказал, кивком головы указав в направлении того места, из которого они уезжали. – В этот вечер я как никогда осознал, что никогда под него не подстроюсь, да и не хочу этого.
– Ты обижен и оскорблен, я понимаю, – поспешно возразил собеседник, – но стоит ли, Джек, рубить так вот с плеча? Эти люди – невыносимые снобы, но не все... Вспомни Аманду и... леди Стаффорд. Она согласилась помочь ввести тебя в общество, хотя и знала, что ты...
– Презираемый кокни?
– Сын Аллегры и циркача.
– Вы ей не сказали?
– А был должен?
– Я решил, у вас нет секретов между собой.
Гаспаро Фальконе похлопал его по коленке.
– Ты ошибаешься, Джек, у человека всегда есть секреты... и чаще всего от себя самого.
Джек посмотрел на него, желая узнать, что собеседник подразумевает под этим, но увидел лишь грустный, полный расположения взгляд и отвернулся к окну.
– И все-таки я не могу продолжать этот фарс, – сказал он. – Мне очень жаль.
– А как же дело де Моранвиллей? Мы условились, что, вращаясь в светских кругах, ты сумеешь что-нибудь разузнать.
– Мы надеялись познакомиться с Мишелем де Моранвиллем, сеньор, но он теперь мертв, а значит, нужда в притворстве отпала.
– А вдруг кто-то еще знает что-то! – Собеседник даже подпрыгнул на месте. – Ты не смеешь сдаваться после первой же неудачи.
Джек невесело усмехнулся, глядя, как за окном двигающейся кареты клубится плотный туман.
– Простите, граф, но подставной внук из меня еще хуже, чем полицейский, – произнес он с горьким смешком. – Да и вряд ли меня еще кто-нибудь пригласит! Нам стоит быть реалистами, сэр: как леопарду не свести своих пятен, так нищему кокни не ужиться в светских гостиных. И мне, действительно, жаль! Это было изначально провальной идеей.
Экипаж как раз замедлился и остановился, и Джек, не дожидаясь, пока слуга распахнет дверцу и утвердит лестницу, сам выскочил из кареты, скрываясь в дверях несвоего, увы, дома.
Эпизод двадцать первый
Самоубийство...
Аманда мысленно так и эдак произносила страшное слово, пытаясь осмыслить саму его суть: де Моранвилль приставил к голове пистолет и покончил с собой. Почему?
Она так надеясь увидеть графа сегодня, высматривала его снова и снова, но он не явился – и теперь причина ясна: он приставил к голове пистолет и...
Аманда сглотнула, представив эту картину, и наконец расслышала голос миледи Стаффорд, прощавшейся спешно с гостями. Чем она оправдала необходимость закончить вечер скорее, чем хозяева и гости намеревались, Аманда прослушала.
– Ты едешь с нами, нужно поговорить. – Мать, подхватив ее под руку, повела к выходу, а отец пристроился рядом. «Уводят, как под конвоем», – подумалось девушке, но, погруженная в мысли о смерти де Моранвилля и странном поведении Джека, она даже не воспротивилась этому.
В самом деле, им стоило поговорить...
О Джеке и вообще.
Ее буквально втолкнули в родительскую карету и повезли.
Джек что-то надумал себе, это ясно как день. Он смотрел на нее, но не видел... И пустой этот взгляд пугал больше выстрела в голову, совершенного де Моранвиллем. Им следовало поговорить... Прямо сейчас. Выяснить все, и она так и сделает, только с родителями объяснится...
А потом поедет к нему.
И все равно, как воспримут это Фальконе и остальные. Она должна видеть Джека! Сказать ему самое главное: «Эти снобы мизинца твоего не стоят. Они – ничтожества! Жалкие, жалкие ничтожества...».
– Аманда! – строгий голос леди Риверстоун вернул ее снова к действительности.
Мать глядела на ее руку, поджав губы... И Аманда увидела, что, вцепившись пальцами в веер, почти изломала дорогую вещицу.
– Простите, – на автомате прошептала она, о чем сразу же пожалела: ей не за что извиняться, она ничего плохого не сделала. И откинула в сторону веер... – Куда мы едем? – спросила она.
– Домой, – отозвался отец.
– Мой дом в другой стороне.
– Мы едем на Гросвенор-сквер.
Аманда вздохнула: уж лучше б покончить с этим скорей.
– Почему бы не поговорить прямо здесь? – осведомилась она. – Я устала и хочу вернуться домой. К себе домой, – добавила поясняя. Но родители промолчали, будто не слышали ее вовсе. – И готова вас слушать прямо сейчас.
– И все-таки поговорим дома, – через долгую, словно вечность, минуту произнесла леди Риверстоун-Блэкни. А когда они вошли в дом, будто продолжив незаконченную ранее фразу, добавила вдруг: – И желательно утром.
Аманда опешила.
– Но...
– Никаких «но»: немедленно в свою комнату, – оборвал ее грубо отец. – Не желаю слышать ни слова. Поднимайся! Сейчас же.
Рассерженный не на шутку, он аж покраснел, и Аманда прикусила язык. Испугалась, его хватит удар... А еще подумала вдруг, что подчиниться для вида намного легче, чем спорить – всегда можно сбежать, едва все уснут. А она так и сделает! Убежит.
– Хорошо, если так вам будет угодно. – И подхватив пышную юбку, она легко взбежала по лестнице, направляясь в свою девичью комнату.
Толкнула дверь и вошла. Здесь ничего, казалось, не изменилось, даже в шкафу висели ее старые платья. А у кровати стояли домашние тапочки... Это как в прошлое провалиться, снова стать глупой девчонкой семнадцати лет, влюбленной в Берроуза...
Щелкнул замок.
Аманда, стоявшая у туалетного столика, стремительно обернулась. И, догадавшись в момент, что это было, в сердцах отругала себя: «Ты и есть глупая дурочка!», а потом бросилась к двери.
Так и есть: заперта. Заперта в своей комнате как ребенок!
– Мама! Отец! Что это значит? Откройте немедленно. Я не ребенок, чтобы меня запирать на замок.
– До тех пор, пока ты ведешь себя, как ребенок, Аманда, мы станем поступать так, как считаем необходимым, – последовал немедленный отклик из-за двери. – Или ты полагала, мы простим твою гадкую выходку этим вечером? Ты вела себя отвратительно. Ты опозорила нас! И высмеяла достойного человека.
