Непогребенный - Паллисер Чарльз (книги онлайн бесплатно txt) 📗
– Как и во времена Бергойна. В те дни эту должность отправлял древний старик по фамилии Клаггетт. Бергойн обычно брал у него ключ и бродил ночью по собору, так как с самого начала глубоко озаботился его заброшенным, ветхим состоянием. Это, по мнению казначея, оскорбляло как честь рода Бергойнов (собор был, можно сказать, их домовой церковью), так и его собственное достоинство как будущего настоятеля. Он ясно видел то, что не умели или отказывались разглядеть другие каноники: если обрушится шпиль, все остальное здание погибнет безвозвратно. Перспектива сделаться настоятелем половины собора была достаточно безрадостной, но еще печальнее представлялась участь настоятеля руины. Несколько лет он безуспешно добивался, чтобы капитул поддержал его проект реставрации шпиля. Каноникам не хотелось выкладывать громадную сумму за счет своих личных доходов. Бергойн до хрипоты спорил с ризничим, который плясал под дудку Фрита и отказывался признать, что собору грозит полное разрушение.
Из частых ночных обходов громадной ветхой оболочки нефа и трансепта Бергойн вынес убеждение, что не сегодня-завтра собору придет конец. Пол под средокрестием был весь усеян обломками кирпича, потому что между стропил десятилетиями валились со шпиля камни и деревянные брусья, которые пробивали дыры в кирпичном своде. Бергойна часто сопровождал каменщик собора – некто Джон Гамбрилл. Эти двое были полностью единодушны в вопросе о починке шпиля: Гамбрилл получал плату с ведущихся в соборе работ.
– Думаю, доктор Шелдрик не совсем справедлив, – прервал меня доктор Систерсон. – Гамбрилл был лучший каменщик в городе и один из лучших в стране, его работами восхищаются современные историки архитектуры. Он любил собор, где проработал всю свою жизнь, и не мог не возмущаться тем, что капитул не выделяет средств на его спасение. Мне понятны его чувства, потому что мои собратья-каноники косятся на меня из-за каждого пенни, потраченного на здание.
В первый раз я видел его почти что сердитым.
– Уверен, вы правы. Однако доктор Шелдрик указывает, что за все время работы Гамбрилла в соборе он то и дело ссорился с капитулом. Был у него в юности темный эпизод, навлекший самые мрачные подозрения. Эта история сама по себе представляет интерес. В четырнадцать лет Гамбрилл поступил подмастерьем к тогдашнему каменщику собора и благодаря упорной работе и сноровке быстро прославился. Очень скоро стали говорить, что более умелого мастерового свет не видывал. Он имел дар не только к ремеслу, но и к ведению дел, и этот его талант вызвал зависть у помощника мастера, тем более что Гамбриллу была обещана рука хозяйской дочери и наследницы, а это могло означать, что к нему перейдет со временем и пост главного каменщика. Когда эти двое работали на крыше собора, произошел несчастный случай и помощник, Роберт Лимбрик, погиб. Гамбрилл остался в живых, но потерял правый глаз и охромел. Вдова Лимбрика принесла жалобу на Гамбрилла в суд лорд-канцлера, обвиняя его в убийстве ее мужа. Тем не менее позднее отношения были улажены, потому что Гамбрилл взял сына погибшего к себе в подмастерья. Ко времени описываемых мною событий все это осталось в далеком прошлом, и Гамбрилл, сын прачки и неизвестного отца, сделался благодаря своему трудолюбию, способностям и примечательной честности одним из самых процветающих в городе людей. Он унаследовал от своего тестя красивый дом на Хай-стрит с прекрасным садом, выходившим на Соборную площадь, обставил комнаты элегантной мебелью и жил благополучно с женой и пятью детьми.
Он был высокий, красивый мужчина, всеми любимый за искренность и щедрость, за то, что не имел обыкновения кривить душой. Если соседи оказывались в нужде, он тут же приходил на помощь – хотя так же был скор на гнев и, как поговаривали, злопамятен. В городе ходили слухи, что, обставляя дом, он позволил себе неразумные излишества, на которых настаивала его супруга – женщина алчная, своекорыстная, желавшая во что бы то ни стало переплюнуть знакомых и соседей, – и потому залез в долги. Если это соответствовало действительности, он тем более был заинтересован в крупном заказе на восстановление собора. По словам доктора Шелдрика, Гамбрилл с горячностью одобрил замыслы Бергойна, и оба, полностью игнорируя ризничего, принялись строить планы и прикидывать затраты.
Несмотря на разницу в общественном положении и религиозной направленности, Бергойн и Гамбрилл вначале очень хорошо ладили. Кроме собора их объединяла еще одна страсть, хотя Гамбрилл не сразу об этом узнал. Он обожал музыку и был одаренным скрипачом. Бергойн тоже втайне любил музыку, хотя и считал ее греховным светским удовольствием. В юные годы в Кембридже он наслаждался музыкой невозбранно, однако затем научился противиться искушению, направляя свой ум на путь молитвы. Явившись в собор, он в первые годы не обращал внимания на хор и колледж певчих, но далее Бергойн стал замечать, как Гамбрилл при звуках музыки весь уходит в слух, как он напевает или насвистывает, и это оживило его собственное давнее пристрастие.
Однажды Гамбрилл рассказал Бергойну, что его племянник одарен певческим талантом и семейство надеется, что ему будет позволено бесплатно учиться в колледже в качестве награды за пение в хоре. Бергойн отказался помочь, сославшись на то, что эта область находится вне его власти. Но днем или двумя позднее Гамбрилл с мальчиком случайно встретились ему на Соборной площади, и, познакомившись с последним, Бергойн по какой-то причине переменил свое решение и согласился ходатайствовать за него перед регентом. Того, должно быть, удивило обращение Бергойна, но пение мальчика оказалось столь многообещающим, что ему была предоставлена стипендия для оплаты стола и крова. Поместили его, весьма удачно, в той части здания колледжа, которая примыкала к дому Гамбрилла, то есть в старой привратницкой на Соборной площади.
Если регента удивила перемена в настроении Бергойна, то дальше ему пришлось поразиться еще больше, ибо с той поры казначей отдался страсти к музыке со всей мощью своей суровой натуры. Он проводил в соборе многие часы, чтобы слушать репетиции хора, забывая при этом о своих обязанностях. Его любимым местом была галерея для органа, откуда он мог наблюдать за хором с высоты, оставаясь незамеченным. Он вознамерился расположить к себе регента, которого прежде презирал за низкое происхождение, выписал ради этого из Лондона инструменты и ноты и сделался чем-то вроде покровителя колледжа. Они с регентом так тесно сдружились, что тот вручил Бергойну свои ключи, дабы он мог входить и выходить, когда пожелает.
Все это время Бергойн, в качестве казначея, делал все возможное, чтобы изыскать средства для запланированных им и Гамбриллом работ: увеличивал арендную плату и преследовал должников по всей строгости закона. Потом он задумал свой коронный номер: упразднить колледж певчих.
– При его любви к музыке не кажется ли это странным? – спросила миссис Локард.
– Безусловно, и доктор Шелдрик предполагает, что его желание закрыть колледж было вызвано страхом перед искушением – как для других, так и для себя. Он понимал, что сопротивление будет отчаянным, поэтому, прежде чем обнародовать этот план, попытался привлечь на свою сторону большинство в капитуле. Он постарался разбудить спящую совесть некоторых собратьев-каноников, для чего мягко пенял им за различные несовершенства и упущения, а самым неподатливым напоминал, каким боком выйдут им их слабости, если станут предметом публичной критики.
Я заметил, что доктор Систерсон улыбается, и он отозвался на мой любопытный взгляд словами:
– Доктор Шелдрик рассматривает поведение Бергойна в весьма щадящем свете.
– Вы так думаете? Он кажется мне достойной восхищения фигурой.
– А вам не приходило в голову, что его брезгливое презрение к мирским заботам некоторые коллеги расценивали как заносчивость?
– Нет, я бы не сказал. – Слова доктора Систерсона на удивление меня задели.– Мне он представляется аскетом и человеком принципов.
– Мне думается, – мягко заметила миссис Локард, – что при его богатстве и привилегированном положении ему было трудно понять коллег, не обладавших подобными преимуществами.
