Тайна Иерихонской розы - Иден Дороти (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

— Я бы не очень сопротивлялась, сэр. Он хитро улыбнулся.

— Нам бы лучше зайти в дом, пока это искушение еще можно преодолеть.

— Джон Дьюхаут, вы бы преодолели! Подумайте о сплетнях!

— К черту сплетни. Гэби, я люблю тебя. Ты мне очень нужна. Так что пусть знают, что мы счастливы. И разреши мне сделать тебя счастливой.

— Ты уже сделал, — я сжала его руку.

Я оставила Джона с семьей, а сама отправилась к себе в комнату. Мое счастье было так велико, что я вдруг даже испугалась, что оно не сможет продолжаться долго. Готовясь лечь спать, я пыталась привести мысли в порядок.

Только тогда я вспомнила о записке, которую я нашла у Джона в комнате — казалось, тысячу лет назад, и достала ее оттуда, где она была спрятана.

Неужели это написала Лаурин?

Я немедленно в этом усомнилась, еще не уверенная, почему. Что в ней было не так?

Несколько минут я сидела без движения, даже не думая. Повинуясь какому-то порыву, я достала обе записки, которые я нашла в сумочке, и снова их перечитала.

Теперь я знала, что беспокоило меня — почерк.

Письмо, написанное этой девушке — Сэралан — было написано размашистым почерком с большими буквами и левым наклоном. А записка, оставленная Джону, совершенно на него была не похожа. Лаурин не могла написать и ту и другую.

Вдруг я почувствовала смертельную усталость и потерла глаза, начавшие болеть. Я снова перечитала все три записки, пытаясь найти хоть отдаленное сходство. И тогда я поняла то, что было, или должно было быть так очевидно: записка, написанная Лаурин ее тайным обожателем, и та, что была оставлена Джону были похожи как две капли воды! Мое сознание отказывалось верить в то, что Лаурин Дьюхаут не писала ни одну из этих записок — только письмо. Теперь я думала только о том, кто мог написать эти записки — ведь я теперь знала, что и одну и другую написал один и тот же человек и под одной из них он подписался именем Лаурин. Кто это был — ее любовник?

Неужели я ошиблась, и все это было делом рук Шеда Хертстона? По словам Сина, Хертстон заявил, что не посылал Лаурин никакой записки и что даже не знал, где

397

она находилась. Если это, правда, то, значит, тот человек, который написал эти записки, и убил Лаурин. И наверняка пытался убить меня.

Нужно было отнести записки Джону и узнать его мнение. Может быть, он даже смог бы разобрать почерк, а если бы и не смог, то, по крайней мере, знал бы, что Лаурин не писала ему этой ненавистной записки.

Я посмотрела на свои маленькие часы-медальон; было уже поздно. Нужно было подождать до утра. Вздохнув, я осторожно отложила записки, задвинула засов и задула свечу.

Я поздно проснулась на следующее утро и вместо ярко-голубого неба, к которому я так привыкла, увидела в окне хмурые облака, закрывающие солнце. Туман еще жадно цеплялся за горные вершины вдалеке, но ветер уже разогнал его на море, оставив его теплым и темным.

Темнота проникала в комнату, просачиваясь во все щели, уголки и в мое настроение. Я решительно откинула одеяло и встала.

Я как раз заканчивала завтрак, состоящий из двух чашек крепкого кофе и сдобной булочки, когда в столовую на своем кресле въехала миссис Мария. Я спросила ее о Джоне, и она ответила, что он рано поднялся и уехал в город. И вряд ли вернется раньше обеда.

Пытаясь не обращать внимания на разочарование, я отыскала Пити и отправилась с ним в класс.

— Я сегодня не должен учиться, — он уселся на стул и боязливо взглянул на меня. — Это мой выходной, — добавил он воинственно. — Хотя, думаю, теперь это не имеет значения.

— Пити, неужели мы не можем быть друзьями? — спросила я мягко. — Я очень люблю твоего папу и тебя тоже. Мы могли бы так много сделать вместе, у тебя даже мог бы быть братик или сестричка…

— А мне ничего такого не надо, — неубедительно возразил он. — У меня есть тетя Коррин, бабушка Мария, бабушка Беатрис и дядя Эмиль. Мне никого больше не надо, так что почему бы вам просто не уйти и не оставить нас в покое, — в комнате воцарилось молчание. — Могу я теперь идти? — сказал он, не глядя на меня.

Я кивнула, и он ушел своей вялой походкой. Я закрыла за собой дверь, почувствовав какую-то окончательность в том, как она хлопнула. У меня не было никаких дел, так что я бродила но дому и думала, как бы мне завоевать расположение Пити.

Я не заметила, когда это впервые пришло мне в голову, просто вдруг поймала себя на мысли: чего боялся Пити? Я ни за что не могла поверить, что он настолько ненавидит меня, чтобы так себя со мной вести. Тогда в чем же была причина? Неужели он настолько боялся кого-то в этом доме?

Эта мысль, однажды придя мне в голову, не давала мне покоя до тех пор, пока я не почувствовала, что нужно выйти из дома на свежий воздух. Трава наверняка была еще скользкой и мокрой после дождя, так что сначала я отправилась в свою комнату за шалью и своими белыми с синим ботинками.

Напряжение спало, когда я вышла на крыльцо и глубоко вдохнула чистый воздух. Солнце проглядывало через облака, бросая тут и там яркие лучи. Я вышла на блестящую траву и пошла своим обычным маршрутом — к восточным посадкам, где были конюшни. Маленькие листочки то и дело прилипали к моим ботинкам. В той стороне еще стояло несколько старых кривых дубов и высилось огромное нагромождение белых и серых скал. Я решила найти несколько хороших камешков для Пити и предложить их ему на рассмотрение с целью включения в его коллекцию.

Я шла медленно, замечая, как кусты и ветви деревьев, хоть и потеряв форму, вернули свою прежнюю зелень. Я отвела рукой несколько мокрых веток и направилась к скалам, думая, что, если миссис Мария права и еще пойдет дождь, невозможно будет ходить.

Это было последней моей трезвой мыслью. Я знаю — я помню, как беззаботно поставила ногу под следующим деревом — и вдруг меня рвануло вверх с необычайной силой.

Я почувствовала такую невыносимую боль в правой щиколотке, что решила, что умираю.

Я кричала дико, не контролируя себя. Я даже не звала на помощь — не до этого было, настолько ужасна была боль. Я кричала, пока не почувствовала, что задыхаюсь. Я висела вверх ногами, и мое лицо почти, что касалось земли, а в правой ноге была такая боль, как будто ее оторвало. В глазах начало темнеть.

Где-то вдалеке был слышен топот ног, голоса и возгласы, но, казалось, прошла целая вечность, пока я почувствовала прикосновение теплых нежных рук, дающих мне надежду на спасение. Это прикосновение вдруг вернуло мне чувство реальности, и я перестала кричать.

— Осторожно! Быстрее, черт его… — я узнала голос мистера Эмиля, отрывистый и напряженный. Кажется, он сказал Коррин позвать доктора Брауни.

— Спокойно, спокойно, не так быстро, — он мгновение взволнованно смотрел на меня, на его лице отразился ужас. — Черт его возьми! — пробормотал он и обратился ко мне. — Держитесь. Через минуту мы вас освободим.

Он поднял голову и крикнул что-то Клэппи; она вскрикнула и исчезла.

Неся меня на руках, Эмиль через ступеньку взлетел по лестнице, осторожно положил меня на кровать, ушел и тут же вернулся с миссис Марией.

Она расшнуровала ботинок как можно осторожнее и позвала Эмиля, ушедшего вниз встречать доктора. Вместе они попытались снять ботинок, заставив меня снова закричать в агонии.

— Эмиль, что это было? — почти шепотом спросила она.

— Силок, — сказал он. — Чертова штука вдавила кожу прямо в ногу. Опасная рана.

Он быстро поднялся: в комнату вошла Коррин с холодным полотенцем и приложила его к моему лбу. Казалось, прошло несколько часов, пока, наконец, пришел Син.

Он быстро взглянул на меня, коротко сказал всем выйти из комнаты и приступил к работе, быстро и четко, как это всегда делают врачи, не произнеся ни слова. Только наложив мне на ногу огромную белую повязку, он посмотрел на меня и дотронулся до моей руки.

— Как это случилось, мисс Гэби?

Я чувствовала себя измученной, растерзанной и ничего не сказала. Ужас опять начал овладевать мной.