Шемячичъ (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич (читаем книги бесплатно TXT) 📗
— Так мы же не на поругание берем, не с хулой и злобой, — терпеливо, не перебивая, выслушав игумена, не пожелал расстаться со своей думкой князь. — И попытка — не пытка. Если что не так — вернем на место. Мы же не нехристи татарские — православные. Да и не сегодняшнего дня это дело…
— Что ж, — не стал возражать больше игумен, чтобы не расстраивать рыльского властителя, — помолясь усердно, можно и попробовать.
Сколько бы долго вот так беседовали князь и игумен, лишь Богу известно. Но тут в ворота въездной башни галопом ворвался всадник — дворовый служивый человек Василия Ивановича.
— Что случилось? — посуровел князь, взметнув недовольно бровями.
— Слуга твой, толмач Януш вернулся, — соскочив с лошади, выпалил служивый.
— Давно? — растерялся князь, не ведая, о чем расспросить в первую очередь, а о чем и воздержаться.
Не ожидал столь важного известия, вот и растерялся малость.
— Недавно, — тут же отозвался дворовый человек, а игумен, спеша на помощь и сглаживая возникшую растерянность рыльского властителя, посоветовал:
— Поезжай, княже, к себе в детинец и там все не спеша выясни. И дай Господь, чтобы известия были добрыми. Молиться о том стану.
Попрощавшись с игуменом, Василий Иванович заторопился в терем на горе Ивана Рыльского. Вскочили на коней и сопровождавшие его дети боярские да дворовые слуги.
Очень спешил в замок рыльский князь. Очень. Кони птицами стелились, по воздуху несли, почти не касаясь копытами земной тверди. Ветер шумел в ушах, крылами невидимой птицы хлопали за плечами Василия полы корзно. А вот известия, доставленные Кислинским, радости не доставили.
— Не соблазнился на злато хан, — печально поведал Януш. — Хотя многие его мурзы и беи помогали в наших хлопотах. Каждому был обещан приличный бакшиш. Особенно старался Именек. Только Менгли-Гирей уперся и ни в какую…
— Почто так? — выдавил из себя с хрипотцой князь. — Что помешало?
Они вдвоем сидели в тех же самых хоромах, где два с лишним года назад вот также восседали Василий Иванович с батюшкой. И могли откровенно общаться, не сторожась чужих глаз и ушей. Слуги были отосланы в дальние комнаты и клети. За этим строго следили огнищанин или дворецкий — дворовый человек, отвечавший за порядок в княжеском тереме. Стол ныне почти пуст, на нем только два жбана с квасом. Но и их никто не трогает — не до того… Не та обстановка, чтобы кваском баловаться.
— Мне намекнули, что происки великого московского князя стали помехой нашему делу, — пожав плечами, ответил на княжеский вопрос Януш. — В Москве как-то прознали про плен князя Ивана Дмитриевича и грамотку с послами Михайлом Кутузовым и Юрием Шестаком прислали, чтобы не выпускал. Вот Менгли-Гирей даже за злато не отпускает из плена. А так даже дети покойного хана Ахмата, Муртаза и Саид-Ахмат, прибывшие в Крым из Орды, держали нашу руку…
— Никак ворон не уймется, — помянул недобрым словом Василий Иванович московского государя, едва Януш окончил речь. — Все местью пышит, как Змей Горынич, — стукнул кулаком по столу он. — Все крови жаждет… Никак не напьется, ирод…
Кислинский же, доложив рыльскому князю суть дела, рвением хулить московского государя Иоанна Васильевича не горел. Помнил изречение древних: «Язык мой — враг мой». И вообще, кто он такой, чтобы о государях судить да рядить?.. Потому сидел тихо, ожидая княжеских вопросов. Побывав в Крыму и повидав, как там легко и запросто слетают головы и с сановных лиц, едва уцелев сам в той лихой круговерти, предпочитал больше слушать да помалкивать.
— Значит, никакой надежды нет? — перестав хулить великого московского князя, уставился тяжелым взглядом Василий Иванович в лик своего служивого.
— Пока, к сожалению, нет, — потупился Януш. — Возможно, через год-другой, когда дружба между Менгли-Гиреем и Иоанном Васильевичем прервется или охладеет…
— Год-другой… — недобро повторил-протянул рыльский князь — Хорошо тебе «год-другой» молвить, а родителю в неволе каждый день, как год. В тех условиях, о которых ты только что поведал, ему и года не выдержать. Заживо сгниет в яме-зиндане. Нужно что-то придумать…
— Хорошо бы кого из сынов Менгли-Гирея ополонить… — встрепенулся Януш. — Их у хана от разных жен много, и они что ни год, в Москву наведываются. Вот бы перехватить в степи кого… Сразу стал бы хан сговорчивее…
— Мысль, конечно, мудрая, — хмыкнул Василий Иванович, — но как ее исполнить, когда ни времени, ни места следования не узнать… Не станешь же войско в степи весь год держать… Да и Дикое Поле сотней либо тысячей воев не перегородить. Сто путей ныне там… сто дорог…
Говоря о «ста путях», рыльский князь, конечно, несколько преувеличивал. Известных со времен Батыева нашествия на Русь путей — шляхов да сакм — было с десяток. Наиболее значимые — это Муравский, Бакиев, Свиной шляхи, Кальмиусская и Изюмская сакмы. Но и их рыльскими дружинами не перегородить. Сил на все не хватит. К тому же царевичи крымские по степи просто так не хаживали. С тысячу всадников сопровождали их каждый раз… Не подступиться к ним ни конному, ни пешему.
Услышав последние слова князя, Януш согласно кивнул главой: Дикого Поля не перегородить… И уставился на жбан с квасом, словно в нем был более верный ответ.
— Ладно, хватит пустых речей, — устало заметил князь, не очень-то веря в чудесные случайности. Хоть и небольшой, но все же жизненный опыт имел. — Достаточно… Их сколько ни толки в ступе, крупы не будет… И каши не сварить. Будем на Господа надеяться… какой-нибудь выход подскажет… — Заметив взор Януша, обращенный на жбан, добавил: — Испей, промочи горло. Смотрю, поиздержался в дороге… — продолжил далее, окинув взглядом слугу. — Распоряжусь — новое платье выдать.
— Благодарствую, — взялся за ручку жбана Януш. — А не мог бы князь до своего слуги снизойти и поведать, что нового в Литовской Руси? Чем Москва после стояния на Угре живет?
— В Литве недавно замятня случилась, — «снизошел» Василий Иванович до просьбы толмача, ибо самому хотелось поговорить, да все как-то не с кем было. А тут — раз, и слушатель явился. — Трое Ольгердовичей — Петр Ольшанский, Михаил Олелькович и Федор Бельский восхотели от Казимира в Москву сбежать. Бельскому удалось. Бежал так поспешно, — усмехнулся князь, — что оставил Казимиру молодую супругу, с которой едва успел свадьбу сыграть.
— Только стар король, чтобы с молодыми красавицами шуры-муры крутить, — подыграл Януш. — Скоро шесть десятков стукнет.
— Нет, всего лишь пятьдесят пять годков, — уточнил князь. — К тому же у него есть сын Александр, мой ровесник, который великим расточителем и сластолюбцем слывет.
— Надо полагать, Александр своего шанса с пани Бельской не упустит… — вновь намекнул на соромные дела Кислинский. — А что стало с остальными? С Ольшанским и Олельковичем?
— Ольшанского и Олельковича схватили да в застенок и бросили, — довольно сухо ответил Василий Иванович.
— Интересно, что их побудило на сей безумный шаг? — отпив глоток кваса, то ли князя спросил, то ли себе вслух задал вопрос Кислинский. — Обычно из Москвы в Литву бегут.
— Трудно сказать… — задумался рыльский властитель. — Возможно, времена меняются… Возможно, Московская Русь крепнет, а Литва хиреет… Люди же, кто бы они ни были, всегда тянутся к сильному… Вот и разумей… Не зря же поговорку сложили: «Рыба ищет место, где глубже, а человек — где лучше».
— Значит, Москва укрепляется?.. — обмолвился Януш, не поднимая глаз на князя..
И в этой обмолвке, при желании, можно было услышать и вопрос, и утверждение. Василию Ивановичу пришлось по вкусу утверждение.
— Считаю, что так, — не заставил он себя ждать с ответом. — Причем споро и мощно. Зря что ли венгерский посол от короля Матвея Корвина к Иоанну отправился, а тот в ответ свое посольство во главе с дьяком Федором Курициным отправил?.. Не зря. Все одно к одному.
— И откуда у тебя, светлый князь, такие вести? — искренне удивился Януш Кислинский. — Подробности таковы, словно везде глаза да уши имеются…
