Ситуация на Балканах - Юзефович Леонид Абрамович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
По знаку Шувалова адъютант с Рукавишниковым цепко, но почтительно взяли Хотека под мышки, подняли с дивана и повели на улицу. Посол упирался больше из приличия и в карету сел охотно. Лакей вскочил на запятки, кучер взмахнул кнутом. Стоя у окна, Иван Дмитриевич не без удовольствия проследил, как двуглавый габсбургский орел, украшавший спинку кареты, покосился, выпрямился и, переваливаясь по-утиному с крыла на крыло, подбито заковылял по Миллионной. Блеснули золотые перья и пропали в темноте.
– Ну-с, господин Путилин, – улыбнулся Шувалов, – австрийского ордена вам нынче не дождаться. Если имеете Анну, я буду ходатайствовать о Святом Владимире.
– У меня нет Анны.
– Не огорчайтесь, будет. И Владимир тоже будет. Дайте срок. Ведь с вашей сдачи мы получили на руки козырного туза. Посол-убийца! Надо же, а? Каков гусь? Вы, я думаю, не вполне понимаете, что это значит. Удача колоссальная! – Все больше распаляясь, Шувалов рисовал такую перспективу: Францу-Иосифу обещают покрыть дело забвением, не позорить его дипломатов, и России обеспечена поддержка Австро-Венгрии по всем пунктам внешней политики, даже на Балканах.
Дослушав, Иван Дмитриевич спросил:
– Выходит, убийство князя нам на пользу?
– Конечно, конечно, – подтвердил Шувалов. – В чем вся и штука.
– А допустим, ваше сиятельство, что вы заранее проведали о замыслах убийцы. Помешали бы?
– Как вы смеете задавать его сиятельству подобные вопросы? – возмутился Певцов.
– Не горячитесь, ротмистр, – миролюбиво сказал Шувалов. – Мы здесь втроем, и сегодня, такая ночь, что на десять минут можно и без чинов. Я, господин Путилин, отвечу вам честно: не знаю… – Но по глазам его Иван Дмитриевич понял другое: знает. Еще как знает!
– Превосходный план, – согласился он. – Но убийство иностранного атташе не может остаться нераскрытым. Кого мы назначим на место преступника?
Шувалов расстроился, как ребенок, у которого отняли новую игрушку:
– Да-а… Эта мысль не пришла мне в голову.
– Кого-нибудь найдем, – сказал Певцов. – Вон трое уже сами напрашивались.
– Верно, – ободрился Шувалов. – Кого-нибудь непременно найдем.
– Я найду, – пообещал Певцов.
– И будете подполковник. Я, ротмистр, не отказываюсь от своих слов.
«Счастливчик», – подумал Иван Дмитриевич. Почему-то государственная польза неизменно совпадала с его, Певцова, личной выгодой. Поднимаясь к подполковничьему чину, он уверенно вел за собой Россию к вершинам славы и могущества, а у Боева и поручика все получалось как раз наоборот.
Певцов напомнил про свидетелей, нежелательных в таком тонком деле, и Шувалов тут же порешил: сумасшедшего поручика из гвардии убрать, перевести в отдаленный гарнизон, к черту на кулички, а Стрекаловых запугать, чтобы пикнуть не смели; если же будут упорствовать, посадить в крепость.
– Впрочем, – заметил Певцов, – нам и не нужен подставной убийца. Зачем лишние сложности? Если будет судебный процесс, Вена может на него сослаться. Объявим, что князя убил его же собственный слуга. И скрылся. Дадим этому Фигаро рублей двести и сошлем на Камчатку… Да! – спохватился Певцов. – Отдайте-ка то письмо!
– Какое? – Иван Дмитриевич притворился, будто не понимает, о чем речь.
– Которое Хотек послал Стрекалову.
– Ах, это. Зачем оно вам?
– Снимем копию и пошлем Францу-Иосифу, – объяснил Шувалов. – Пускай почитает.
Иван Дмитриевич отступил на шаг.
– Ваше сиятельство, но я не до конца убежден, что именно Хотек задушил князя.
– То есть как? – опешил Шувалов.
– Это предположение. Догадка.
– Неважно, – вмешался Певцов. – С такой уликой мы докажем что угодно. Давайте письмо.
– Подождите, – Иван Дмитриевич отступил еще на шаг ближе к двери. Дело принимало опасный оборот. Что они задумали? Всю Европу одурачить? Не выйдет. Вверх-то соколом, а вниз осиновым колом, как Хотек.
– Где письмо?
– Послушайте меня, ваше сиятельство! Признаюсь, я обвинил Хотека, чтобы он взял назад свой ультиматум. Ведь что-то же надо было делать…
– Отдавайте письмо! – закричал Певцов.
– Умоляю, выслушайте меня! – быстро заговорил Иван Дмитриевич, прижимая рукой карман, где лежало злополучное письмо. – Я уже напал на след настоящего убийцы. Но чтобы схватить его, нужно время. День, может быть, или два. А Хотек дал вам сроку завтра до полудня. Что оставалось делать? Я же не о себе думал!
– Не о себе? – взвился Певцов. – А сколько ты хочешь содрать с Хотека за это письмо? Тысяч десять?
– Господи! – чуть не плача, сказал Иван Дмитриевич. – Да я его хоть сейчас порву. На ваших глазах.
– Только попробуйте! – пригрозил Шувалов.
– Опомнитесь, ваше сиятельство! Что вы делаете? Не берите пример с Хотека, вы видели, чем это кончается… Клянусь, я найду убийцу!
– Вы будете молчать, – медленно проговорил Шувалов. – И получите Анну. С бантом. Ваш убийца нам ни к чему. Нам нужен Хотек. Поняли? И отдайте письмо.
Иван Дмитриевич оглянулся: в гостиную входили Рукавишников с адъютантом, за ними – незнакомый жандармский подполковник.
– Зейдлиц? – удивился Шувалов. – Что случилось?
Тот подошел к нему, о чем-то зашептал. Иван Дмитриевич расслышал: «Похоже, вы были правы…»
– И где он? – спросил Шувалов.
– У подъезда, в карете, – ответил Зейдлиц. – С ним капитан Фок.
– Рукавишников! Не выпускать! – приказал Певцов, заметив, что Иван Дмитриевич осторожно пятится к выходу.
Путь на улицу был отрезан, синие мундиры окружали со всех сторон: генерал, унтер-офицер и три офицера. Певцов приближался. Иван Дмитриевич сделал то, что пытался сделать Стрекалов, – как бы невзначай, рассеянным жестом опустил руку в карман и, не двигая ни плечом, ни локтем, не меняясь в лице, одними пальцами начал уничтожать проклятую цидульку, рвать, растирать в порошок. Шиш им!
Дверь в спальню была открыта, в голубоватом свете угасающего фонаря голые итальянки на картине совсем посинели. Зейдлиц с интересом разглядывал их озябшие прелести.
Певцов подступил вплотную:
– Письмо!
Иван Дмитриевич вытащил горсть бумажной трухи, кинул ему под ноги.
В наступившей тишине все вдруг заметили, что княжеские часы молчат; маятник висел неподвижно, стрелки показывали четверть первого и стояли уже два с половиной часа.
. Певцов ползал по полу, собирал обрывки, негодующе взывал к Шувалову, но тот не отвечал, с изумлением взирая на Ивана Дмитриевича. Изумление было так велико, что напрочь перешибало гнев, досаду, разочарование, все чувства. Чего он хочет? На что рассчитывает? Он был порождением хаоса, этот сыщик с нечесаными бакенбардами, понять его невозможно, и невозможно, казалось, от него избавиться, как нельзя пулей уложить пыльный смерч.
А Иван Дмитриевич, сам до смерти перепугавшись, в ужасе закусил кулак, и мелькнула безумная мысль, что стоит лишь чуть посильнее сжать челюсти, и с такой метиной его тоже могут обвинить в убийстве князя.
И совсем уж на краю сознания маячила еще одна мыслишка: хорошо было бы загнать письмо Хотеку, а деньги пожертвовать на воспитательный дом.
Князь фон Аренсберг, в прошлом лихой кавалерист и рубака, всегда гонял по Петербургу сломя голову на взмыленных лошадях, и это доставляло ему наслаждение, но Хотек, не любивший быстрой езды, считал ее тяжкой обязанностью посла великой державы. Жители столицы должны видеть его вечно спешащим и тревожиться, спрашивать друг друга: что случилось? Лишь на прием во дворец он следовал неторопливо, степенно, опасаясь чрезмерной спешкой уронить достоинство своего императора.
Сейчас вокруг было пусто, глазеть и тревожиться некому, но кучер, одолев дремоту, по привычке пустил лошадей вскачь. На отвратительной мостовой карету швыряло вверх, вниз, опять вверх и вбок. Безлюдный, запорошенный снегом – в апреле-то! – ночной город каменным кошмаром проносился мимо. Хотек глядел в окошко. Потом, вспомнив про кусок кирпича, влетевший в карету возле Сенного рынка, глубже откинулся на сиденье.
